Кошмар на улице Зелёных драконов
Шрифт:
— Ты слишком яркая! — вырвалось у нас двоих.
— Без отца я никуда не уйду! — грустно улыбнулось упрямое дите.
— Что ж… — я вздохнул, то есть, попытался вздохнуть, если б мог, а так только сделал вид. — Я тогда буду жить внутри твоего меча, пока ты не умрешь. А Чун Тао…
— А Чун Тао станет его ножнами, чтобы обнимать родного отца каждый раз, когда он придет на отдых.
— Но… — возмущенно начал было Ян Лин.
— Мы будем с тобою, пока ты не умрешь! — оборвал его.
— Но я… вы…
Он вдруг заорал, выронив меч.
По правой его ладони, да по руке от запястья до локтя проступили,
В следующий миг закричала напугано, согнувшись, Чун Тао, уронив мерцающую руку. По ней как будто кто—то невидимый высекал непонятные, красные, чуть мерцающие надписи.
В следующий миг боль сожгла мою правую руку изнутри.
Вспыхнула пламенем и замерцала пролитая и смешавшаяся у наших трупов кровь, моя и дочери. Замерцала, скатившись по рассеченной слегка щеке, кровь Ян Лина. Упавшая словно кровавая слеза… вспыхнула огнем, упав на его выпавший меч.
Мир померк. Мир снова вернулся, став куда более огромным.
«Что это?..»
«Я рядом, отец!»
— Что же… — резко, с усилием выдохнул Ян Лин. — Мы теперь… связаны вместе?..
«Ты кого—то обещал спасти в тюрьме!» — возмущенно напомнил я, только теперь голос мой иначе прозвучал.
— Что ж… — усмехнулся Ян Лин. — Пойдем.
Сделал шаг. Медленный шаг. Еще один. Еще.
Вспыхнули, закружились бело—голубые искры вокруг. Мир загудел.
И мой новый хозяин внезапно сорвался на бег.
Сорвалась, опадая, развязавшаяся повязка с его простреленной ноги. Улетела, теряясь в оставшейся за нами темноте. Он, рассмеявшись, выхватил меч.
Я увидел ночной мир вокруг. Четко стал видеть в темноте. И ногу его, в крови, но не простреленную. С легким следом шрама побелевшего у щиколотки увидел.
Так мы оказались связаны втроем: мой убийца, я и моя дочь, случайно сложившие какое—то древнее заклинание.
Свиток 5 — Песня чужого гуциня — 9
Ян Лин
Сердце билось быстро. Дыхание участилось. Капли пота сползали по лицу, заставляя стирать их. Штаниною уцепился за чью—то неровную и разваливающуюся крышу, но это было не важно.
Не важно было, куда теперь идти.
Видеть полусваренную Ну О, обожженную, неподвижную, было ужасно. Мне тогда казалось, что сердце мое остановилось и больше никогда не будет биться.
Но мерзкое сердце оказалось живучей, чем я думал. Оно же еще не сдохло. А значит, его опять могли пронзить холодным лезвием или неумолимой стрелой.
Я добежал до тюрьмы, когда уже все догорело. Когда разбежались выжившие стражники и самые добрые из зевак сбежали, выбросив ведра.
Почерневшие остовы, словно клыки прогнившие громадного, неведомого зверя. Разрушенный в спешке забор. Обугленные тела и снесенный в суматохе забор. От нескольких деревьев осталось только одно, самое древнее, превратившееся в почерневший кол. Где упал человек, которого я подстрелил горящей стрелой, я и сам б найти не сумел.
Я не успел.
Я не смог защитить Ки Ю, вздумавшую попытаться самой.
Я не смог даже спасти ее брата, которого она просила спасти вместо себя.
Я ничего не смог.
Душа, сожженная изнутри чужим обещанием, болела невыносимо.
Я
упал на колени у пробоины в заборе. Поморщился от ужасного запаха, донесенного до меня ветром. Вонь горелой плоти и горелых волос — это была лишь жалкая расплата за то, что я сделал.Я обещал.
Я не успел.
Я обещал.
И все, что я могу — принести труп Ки Ю родителям, чьего сына я не уберег. Тем, которые уберегли чужака от преследований, даже не прикопали, присвоим мое имущество. И что я им скажу? Простите, но ваш сын сгорел заживо? Он задохнулся от дыма, если ему повезло. Или он все—таки чувствовал, как пожирает его тело огонь, слышал, как орут от жалости другие связанные люди?
Снова пламя.
Ну О, которую сварили.
Люди, которых я сжег. Сколько десятков или сотен там было человек?
Теперь этот парень сгоревший. Брат заботливой Ки Ю. Сын моего спасителя. Он тоже сгорел. Это… расплата за то, что я сделал? Но все началось с Ну О. Напали на мою сестру, а я тогда не нападал ни на кого! Если боги существуют, то это не может быть расплатой.
Да и я уже не мальчик, чтобы надеяться на богов.
Я не успел.
Я обещал, но я не успел.
Все кончено.
Прохладные пальцы сжали мое плечо.
— Еще не все кончено. У тебя еще осталось время, чтобы спасти Ну О.
Испуганно поднял голову.
Полупрозрачная девочка стояла возле меня. Девочка, которую я убил. Еще один ожог на измученном сердце.
— Да, верно, ты еще не все закончил тут, — за нею появился мужчина с нитями седины в распущенных волосах.
За что они так добры со мной? Этот бедный чиновник…
— Бо Хай, — твердо сказал он. — И я не бедный. Я был мерзкий, но уж точно не бедный.
— Папа! — возмущенно вскричала Чун Тао.
— Не время, — перебил ее дух меча. — Вставай, Ян Лин. Ты не имеешь права умереть сейчас.
Сжав зубы, я уперся кулаками в землю. Я заставил себя встать. Я оглянулся на тюрьму в последний раз.
— Лучше уходи, — серьезно посоветовал Бо Хай. — Пепелище опять притянет людей. Да и тебя уже ничто не держит тут.
— Ки Ю, — я грустно улыбнулся.
Я подставился под стрелу, лишь бы спасти ее брата. И в итоге я погубил их двоих. Но уйти, промолчать, что я наделал… нет, я должен отнести хотя бы труп Ки Ю ее отцу. Пусть бранится, ругает, дерется. Чем больше он меня побьет, тем мне станет легче. На миг. Я помню, что когда тело измучено, то душа намного меньше болит. Я хочу забыть о сгоревшем сердце хотя бы на одно мгновение.
Я все—таки не демон. Мастер Хэ У был прав: я просто жалкий человек.
Но духи меча и ножен ухватили меня под локти, да еще и Бо Хай мне под зад наподдал. Будто прохладной водой окатили со спины. Не слишком сурово, но все— таки немного отрезвляет.
Пока новые горожане любопытные и стражники не прибежали, я пробежал по чужому, уцелевшему еще, забору и запрыгнул на крышу.
Понятно, тюрьма хорошо прогорела, а люди толпятся у жилых домов и лавки, поливают водой. Где—то рабы и слуги по сену и траве отчаянно топчут, чтобы огонь до построек не дошел. Стражников сколько—то обнаружилось с помощью в промачивании домов. Вместо спасения тюрьмы решили уберечь окружающие дома. Заключенных—то им не жалко все равно. Новых наберут, новые клетки отстроят. Жаль брата Ки Ю. Да и саму ее жаль.