Кошмар в августе
Шрифт:
— Только в том случае, если твои вопли его уже не убили. Пей, говорю, тебе надо успокоиться.
Юркевич еще некоторое время размышляла, затем, взяв стакан двумя пальчиками, медленно выпила, по глотку.
— Невкусно.
— Наплевать. — Даше даже не пришло в голову предложить чем-нибудь закусить или запить. — Рассказывай все по порядку.
— А что тут рассказывать. — Алкоголь произвел нужное действие, Юркевич понемногу успокаивалась. — Я пришла домой, накрыла на стол, поставила шампанское... Муж приходит, я бросаюсь к нему на шею и сообщаю, что я беременна. Он тут же покрывается пятнами: «Беременна? От кого?» Я говорю: «От тебя, милый...» — Несколько раз Диана раскрывала рот, силясь
Даша покачала головой.
— Ну хорошо... — Конечно, ничего хорошего в происходящем не было, просто необходимо было что-то сказать, чтобы задать главный вопрос. — Так чей же это ребенок?
— Не знаю! — прошипела Диана.
— Как это?
— Вот так это.
И хотя Даша ненавидела виски, но тут все же не выдержала и плеснула себе глоток.
— Я одного не пойму: у тебя склероз или проблема с количеством любовников? Ты не можешь высчитать, с кем...
— Представь себе, не могу! Не в состоянии! — Как всегда, Юркевич говорила громче, выше и истеричнее, чем полагалось.
Даша отвела глаза.
— Тогда подожди, пока ребенок родится, и уже потом сделаешь тесты...
— Какие, на фиг, тесты! У меня нет любовников! — Теперь Диана орала во весь голос.
Даша прикрыла уши ладонями.
— Как же нет? А ребенок тогда чей?
— Не знаю!!! — Сжав кулаки, Юркевич подняла голову к потолку и завопила: — Не знаю!!!
Не выдержав, Даша встала, сняла с плиты чайник и плеснула на подругу.
— Ты успокоишься?
К счастью, с тех пор как чайник вскипел, прошло некоторое время, и дело обошлось лишь дополнительными воплями, а не ожогом первой степени.
Промакивая покрасневшее лицо полотенцем, Диана всхлипывала:
— Ужас, какой ужас... Я не знаю, что делать... Я не знаю, чей это ребенок...
Даша обхватила голову руками: она не выспалась, да и виски с утра мыслительный процесс не улучшает.
— Варианта ровно два: или твоего мужа, или Господа Бога, — проворчала она.
Диана опустила полотенце.
— Мой муж бесплоден и не верит ни в Бога, ни в черта, ни в непорочное зачатие, потому и попросил меня освободить квартиру. А у меня нет ни жилья, ни работы. Я не знаю, что делать.
— Я знаю. Надо рассказать обо всем Юльке. Она биолог, пусть разбирается.
— В чем тут разбираться? Если я не знаю, как забеременела, откуда она это может знать?
— Тогда зачем ты к ней пришла?
— Чтобы она уговорила этого остолопа, моего мужа, не выгонять меня. Он послушается, он ее боготворит.
— С чего бы это?
Красивые губки скривились, словно от кислой сливы.
— Он считает, что она блестящий практик. Так и говорит, представляешь?
— Представляю. Я, между прочим, с ней десять
лет училась в одном классе, если ты не помнишь.— Так то ты, а то мой муж, — высокомерно заявила блондинка. — Он, между прочим, ее начальник.
— Начальник? — насторожилась Даша. — А как его фамилия?
— Валикбеев.
— Валикбеев твой муж?! — Новость едва не сшибла с ног.
— А ты разве не знаешь? — Голубенькие глазки блеснули стервозным огоньком. — Я думала, Паэгле тебе об этом сказала. Хотя...
Даша схватилась за голову. Это было весьма кстати — голова не железная, могла и лопнуть.
— Минуточку, ты хочешь сказать, что Валикбеев бесплоден?
— Представь себе. — Диана теребила концы шелкового платка на груди. — Такой орел и без перьев. А почему тебя это так удивляет?
— Ну как же — он занимается мужским бесплодием, и вдруг...
— Потому и занимается.
Совершенно запутанная история с рыбами, научными записями и странным поведением подозреваемых вдруг стала приобретать некие контуры.
— Скажи, — медленно проговорила Даша, — а твой муж случайно не говорил обо мне?
— Спрашивал. Я от него и узнала, что ты работаешь у Паэгле. Кстати, он...
— Подожди, значит, это ты сказала ему, что я детектив?
— Да. А что, это тайна?
— Нет. Теперь уже нет.
Даше стали понятны и внезапный отказ Валикбеева от желания посетить квартиру Паэгле, и необыкновенная осведомленность Истомина о том, кто она такая и чем на самом деле занимается.
— Артему Истомину тоже ты рассказала?
— Что мы учились в одном классе?
— О том, что я детектив.
— Нет.
— Тогда откуда же он знает?
— От Ираклия, скорее всего. Они дружат.
«Дружат». Даша прикрыла глаза. Так, так, так... Все ясно. К черту рыб, Валикбеев, наверное, тоже охотился за коричневой папкой. Юлька явно морочит ей голову. Никому не нужные исследования не станут хранить в домашнем сейфе. Но зачем документы Истомину? Он-то не ученый. Хочет помочь другу? Или же он вообще ни при чем? Скорее всего, ни при чем, просто хотел купить рыб, а Юлька, не подозревая о подоплеке дела, записала его в подозреваемые. Бедные же цихлиды пали всего лишь невинной жертвой в борьбе за научный прогресс. Шаг за шагом связь между гибелью рыб и научной работой Паэгле вырисовывалась все четче, что бы сама Юлька об этом ни говорила и ни думала.
— Слушай, Диана, а они там, в институте твоего мужа, все вместе работают над одной проблемой или у каждого свое направление?
Впавшая в прострацию Юркевич лишь дернула плечом:
— Откуда мне знать! Я бы их вообще разогнала. Все это бред. Господь либо дает ребенка, либо нет. Что толку заниматься каким-то дурацкими исследованиями, если самому себе помочь не можешь? — Красивое глуповатое лицо вновь стало злым. — Козел. Сапожник без сапог.
— Подожди, получается, что твоего мужа Юлька тоже лечила? — В голове вдруг промелькнуло — а вдруг преступника интересовали не все записи, а только те, что касались директора института? Тот вполне мог быть участником эксперимента. И тогда возникал мотив: шантаж или, наоборот, желание прогнуться перед начальством, если только это не сам Валикбеев.
Но Юркевич покачала белокурой головой:
— Нет, его она не лечила.
— Не лечила? — несказанно удивилась Даша. — Но почему?
— Сказала, что безнадежен. Хотя все знают, это оттого, что она меня ненавидит.
— Скажешь тоже... Просто у Юльки такой характер. — Прозвучало не слишком убедительно, но врожденная деликатность большего не позволила. — Ты что, первый год ее знаешь?
— При чем здесь характер? — Блондинка почти оправилась от истерики, в ее лице появилась мстительная злость. — Она меня ненавидит за то...