Кошмар в летнюю ночь

– А еще он целуется так себе, – ответила я ей. – Слишком много языка.

– Правда, она прелесть? – сказал Харрисон, сжимая мои плечи.

– Ай! Осторожно, солнечный ожог!

– Ой, прости! – он снова повернулся к девчонкам. – Правда, она похожа на него? На своего отца.

Несколько сучек кивнули. Хотя рыжая была первой, кто со мной заговорил. По какой-то немыслимой причине, возможно, потому что она дружила с Харрисоном, а я ему нравилась, я была почти уверена, что рыжая отбросит тот факт, что я целовалась с как-там-его-зовут, и даст мне шанс, скажет хотя бы: «Добро пожаловать в Гамильтон. Откуда ты?» Я бы даже смирилась с «А твой отец действительно такой высокий?»

Вместо этого она смерила меня взглядом и сухо сказала:

– У тебя футболка одета наизнанку.

– Ага, – захихикала я слишком легкомысленно для той, кто злится. К тому же, ее блеск для губ смотрелся как грим клоуна, и на тот момент это было самым смешным. – Скорее всего так и есть.

Блондинистая мафия вытаращилась на меня.

Я повернулась к Харрисону.

– Хорошо. У меня тут свидание с бутылкой на кухне, поэтому, увидимся…

– Уитли!

Я замолчала в замешательстве. Стало происходить что-то странное: губы Харрисона не двигались, что было совсем непонятно. Как он мог произнести мое имя, если его губы не двигались?

Потом очень твердая рука схватила меня за предплечье, и тут до меня дошло. Это говорил совсем не Харрисон. Это Нейтан стоял рядом со мной, сжимая мою руку достаточно сильно. Я вытаращилась на него.

– Солнечный ожог, – проскулила я, пытаясь вывернуться из его захвата. Он ослабил хватку, но не отпустил.

– О, Нейтан, – сказал Харрисон, приглаживая рукой свои волосы. – Привет. Нравится вечеринка?

– Не сейчас, чувак, – ответил резко Нейтан. Он посмотрел на меня свирепо. – Мы уходим, Уитли. Сейчас.

– Что? Почему?

Он не ответил. Он просто потащил меня за собой, расчищая себе путь через толпу. И я только тогда по-настоящему посмотрела на него и осознала, что что-то большое и ярко-желтое было перекинуто через его левое плечо.

Бейли.

Вот дерьмо!

Ее длинные светлые волосы свисали вдоль его спины. Судя по тому, что Бейли висела безвольно как тряпичная кукла, она была в полной отключке.

Я шла за Нейтаном, спотыкаясь, мои ноги подгибались в моих босоножках на платформе, но он не замедлил шаг. Через несколько минут мы вышли на влажный ночной воздух. Меня затошнило от быстрой ходьбы, но он все равно продолжил идти.

– Подожди, с ней все в порядке? Мы можем идти помедленнее? – заныла я, пока он тащил меня по тротуару.

– Я сказал тебе присмотреть за ней!

Он кричал.

Я засмеялась. Его крик казался неуместным. Спокойный как удав Нейтан кричал. Это было уморительно. Как и все, что случилось этой ночью. Смешно, непонятно и странно.

– Черт, Уитли, хватит смеяться, – прорычал он, отпустив мою руку и поворачиваясь ко мне лицом. Он придерживал Бейли за ноги, ее платье было настолько короткое, что мне отсюда было видно ее розовые трусы. Жаль, что он не мог держать ее по-другому. Если бы кто-нибудь увидел ее, она бы здорово опозорилась.

– Ты сказала, что приглядишь за ней, – кричал Нейтан. – Ты обещала мне.

– С ней ведь все в порядке, да? – сказала я. – Она просто немного перебрала. Я говорила ей пить помедленней.

– Начнем с того, что тебе вообще не следовало разрешать ей пить! – закричал он. – Господи, ей тринадцать.

– В первый раз я выпила, когда мне было четырнадцать, – возразила я. – Я была не на много старше нее.

– Ага. И посмотри, куда это тебя привело.

Я застыла на секунду потрясенная.

В течение минуты я переваривала услышанное. Я уставилась на Нейтана, злость выжгла из меня все веселье. Огонь горел внутри моей груди и живота.

– Лицемер, – выплюнула я. – Что-то я не слышала, как ты жаловался в прошлый раз, когда мы были на вечеринке. Ты тоже набухался. И не то чтобы я использовала тебя. Это был твой выбор переспать со мной.

– Я знаю, – сказал он, стиснул зубы. – А ты была самой большой ошибкой в моей жизни.

Я отступила назад, моя рука метнулась к груди, мои пальцы сжались в кулак. Его слова были как удар под дых. Я открыла рот, чтобы сказать что-нибудь. Накричать на него. Дать отпор, чтоб ему было также больно. Но ничего не пришло мне на ум. Мне сдавило горло.

Самая большая ошибка. Я была его самой большой ошибкой.

А он для меня нет.

Он даже не входил в десятку, возможно, даже в сотню моих самых ужасных ошибок, потому что, несмотря на все произошедшее дерьмо, та ночь с ним была, в принципе, приятная. Я бы даже сказала замечательная.

Взгляд Нейтана смягчился, и он потянулся ко мне свободной рукой.

– Уит, я…

– Не трогай меня! – завизжала я, шлепнув его по руке. – Отвали от меня на хрен, Нейтан.

– Мне не стоило этого говорить. Прости.

Но я уже уходила от него.

– Уит, куда ты идешь? Уитли?

– Я возвращаюсь.

– Что? Ты пьяна. Ты не сможешь сама вернуться домой.

– Посмотрим.

И как будто, чтобы подчеркнуть мое заявление, нога соскользнула с босоножки, я споткнулась и полетела вперед на асфальт. Я успела ухватиться за фонарный столб и быстро восстановила равновесие, а Нейтан уже снова стоял позади меня.

– Да ладно, Уит.

– Не трогай меня, – прошептала я. Слезы висели каплями на моих ресницах, я была сама себе противна. И это было не только из-за Нейтана, я знала это. Я не плакала с тех пор, как приехала в Гамильтон. Я держала в себе всю злость, всю боль, все, что я чувствовала к маме, папе и Сильвии. Уэсли отверг меня, я целовалась с другим парнем, которого едва знаю и который мне даже не нравился; то, как те блондинистые сучки смотрели на меня, и что мне только что сказал Нейтан… Все это навалилось сверху на тот ад, через который я прошла за всю эту неделю. Я не могла дальше держать это в себе. И я ненавидела себя за слезы, особенно за то, что я проливала их перед ним.

Больше ничего не казалось смешным.

– Да ладно тебе, – повторил Нейтан. Он не стал снова протягивать руку, но его взгляд больше не отрывался от моего лица. – Идем домой, хорошо?

Я сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, пытаясь сдержать слезы. Потом я встала на колени и сняла босоножки. Встав твердо на ноги, я взяла босоножки в левую руку, и теперь они болтались сбоку вдоль моего тела. Тротуар был грязный, но я чувствовала его прохладу и твердость своими ступнями.

– Ладно, – сказала я, уже направляясь к машине. – Поехали.

Не домой. Он не был моим домом. Но какое-то время ему придется побыть им.

Мы не говорили. Ни слова. Нейтан даже не включил радио, не начал петь, вообще ничего. В действительности, единственным звуком в машине было дыхание Бейли. Она спала на заднем сиденье Хонды, размеренно выдыхая через нос.

Я начала трезветь. Я выпила недостаточно, чтобы вырубиться. У меня выработалась устойчивость к алкогольному опьянению за все эти годы, когда я напивалась в стельку, но головная боль была уже на подходе. Казалось, тишина была бы облегчением, но моя голова начала раскалываться сильнее. Я хотела, чтобы Нейтан сказал что-нибудь. Ну, хоть что-нибудь. Даже если бы он начал снова кричать, по крайней мере, я бы знала, что он не игнорирует меня.