Кошмар в летнюю ночь

– Ммм… конечно. Куда ты хочешь поехать?

– Да куда угодно.

Через секунду Нейтан просто сказал: « Хорошо».

– Где мы? – спросила я, когда Нейтан заехал на незнакомую парковку. Здание перед нами было старое и убогое. Над потрескавшейся стеклянной дверью криво висела вывеска с надписью «ЗАКУСОЧНАЯ У ШЕЙ». Окна светились режущим глаз флуоресцентным светом, от которого моя голова начала раскалываться.

– Это все, что я смог найти все еще открытым в столь поздний час, – сказал Нейтан.

Он отстегнулся и выбрался из машины. Вздохнув, я сделала то же самое.

– Ты же сказала куда угодно, – напомнил он мне, взяв меня под локоть и помогая зайти внутрь.

– Похоже, так и сказала, – пробормотала я.

В этом заведении над дверью висели эти раздражающие колокольчики, которые звенели каждый раз, когда кто-то заходил или выходил, а официантка за барной стойкой кричала «Привет вам», услышав звон колокольчиков во второй раз. Это было похоже на автоматически включающуюся голосовую запись. Какая жалкая работа. В три утра приветствовать людей, страдающих бессонницей, голосом с нелепым фальшивым южным акцентом. Не говоря уже об унижении носить этот ужасный фартук. Мне даже стало как-то жаль эту тетку.

– Доброе утро, – сказал Нейтан, весь такой веселый и добрый. Вот придурок. – Можно мне кофе, пожалуйста! Черный. И пару тостов.

– Без проблем, мой хороший, – очевидно, она любила таких парней, как Нейтан. Таких вежливых и любезных. Конечно, в это ночное время любой, кто не шлепает ее по заднице, кажется божьим даром.

Он довел меня до столика с липкой столешницей и сел напротив меня. Через минуту появилась официантка и поставила кружку и тарелку с тостами перед Нейтаном. Ей было за сорок, у нее были красновато-коричневые волосы и круглое лицо. От нее веяло теплом и счастьем. Совсем не тот тип женщин, который ожидаешь встретить в грязной забегаловке в предрассветное время.

– Вот, пожалуйста, детка, – сказала она Нейтану. – Кричи, если нужно будет что-нибудь еще.

Ладно. Может акцент и не был фальшивым. Она была из Техаса или, возможно, из Алабамы. Никогда не видела разницы.

– Спасибо, – сказал он.

– А тебе что, дорогая? – спросила она меня.

Я покачала головой и свернулась клубочком на своем месте, ноги сунула в стол, а колени подтянула к груди. Я все еще ощущала руки Тео на своих бедрах, его дыхание на своем лице. Как призрак. Вроде и ушел, и не ушел.

– Ладно. Говорите, если что, – она ушла обратно за стойку, качая бедрами в такт песенке в стиле кантри, которая звучала из древнего на вид музыкального аппарата, стоящего в углу.

Я огляделась. Кроме официантки, Нейтана и меня, больше никого в закусочной не было.

– Как я погляжу, полуночников в Гамильтоне почти нет.

– Похоже на то, – согласился он. – Вот. Съешь и выпей это, – он подвинул ко мне тосты и кружку.

– Фу, – сказала я, отодвинув кофе обратно. – Не буду. Я терпеть не могу кофе, – хотя, против тостов не возражала, поэтому взяла один и откусила.

Он закатил глаза.

– Давай, Уит, просто выпей его. Это поможет тебе протрезветь. Ну, ладно, с научной точки зрения не протрезвеешь, но я клянусь, ты почувствуешь себя трезвее. Тост поможет, но…

– Я не хочу.

– Ну, что ты как маленькая.

– Я не ребенок, – огрызнулась я. Мы долго смотрели друг на друга, пока я не сдалась и не взяла у него кружку. Честно говоря, я была сильно, «вдрызг пьяна». И я была рада съесть и выпить что угодно, лишь бы мне полегчало… даже если это будет на вкус как дерьмо.

– Ты издеваешься? – Нейтан засмеялся, когда я подняла руку, чтобы зажать нос. – Тебе шесть лет что ли?

– Заткнись, – я сделала глубокий вдох через рот и подняла кружку ко рту. Он был обжигающе горячий, а зажимание носа не очень-то и помогло не чувствовать горький вкус кофе. Потребовалась вся моя вила воли, чтобы сделать несколько глотков и не выплюнуть обратно.

Когда я поставила кружку, Нейтан мне улыбнулся.

– Ненавижу тебя.

– Тебе бы этого очень хотелось, – сказал он.

Я сделала еще один глоток и снова взяла свой тост.

– У тебя такое смешное выражение лица, когда ты его пьешь, – поддразнил он меня.

Я проглотила кусочек слегка поджаренного хлеба.

– Ты договоришься сейчас, я наберу полный рот и обрызгаю тебя, – предупредила я.

Он снова засмеялся, но его смех быстро прекратился. Его лицо вдруг стало серьезным, и я снова обняла свои колени. Я знала, о чем он подумал. Я об этом тоже подумала. Но я не хочу говорить об этом. И думать об этом. Никогда больше.

– Пожалуйста, не надо, – сказала я, когда он начал открывать рот. – Не сейчас, ладно? Я не могу говорить об этом сейчас… Мы можем поговорить о чем-нибудь другом?

– Хорошо. Но если тебе нужно…

– Я знаю.

– Ладно.

– Ладно. Поговорим о чем-нибудь другом.

Наступило долгое молчание, затем Нейтан наконец-то сказал: «Прости меня».

Я уставилась на него, немного смутившись.

– Я говорил тебе днем, но ты не слушала, – сказал он. – И все же, я не шучу. Что я сказал…

Я покачала головой.

– Не парься. В конце концов, ты ведь не врал.

– Но…

– Все хорошо, – сказала я. – Это просто… ирония.

– В смысле?

– Когда я была дома в Индиане, я все время мутила с первыми встречными, люди называли меня шалавой, но это было как… Как будто никто и не знал моего имени. А здесь? Я вела себя хорошо, по сравнению с тем, что было до этого. У меня ничего ни с кем не было, только поцелуи, но всем до этого есть дело, все знают меня. Они называют меня шлюхой, но с тех пор, как я тут, я даже ничего такого не сделала.

Нейтан удивленно глядел на меня.

– В смысле, ты не… У тебя не…?

– Нет. В последний раз, когда у меня с кем-то было, это на выпускном, – сказала я. – И это не то, что я обычно делаю.

– Что ты хочешь сказать? – спросил он. Он сидел боком к столику, одной ногой свисая в проход между столиками, и ковырялся в дырке на колене джинсов, глаза смотрели на пальцы, как будто ему вдруг джинсы стали очень интересны. – Как это, ммм, ты обычно делаешь?

– Я не занимаюсь сексом со всеми подряд, – сказала я. – Я много с кем встречалась. Но я могу по пальцам одной руки пересчитать всех, с кем спала, включая тебя. И это не было бы понятно из того, что люди говорят, или что на тех фотографиях, но…