Косметика врага

– Спасибо, что хотя бы предупредили.

– Я уверен, что вы об этом не пожалеете. Человек иногда думает, что ему не повезло, а на самом деле свалившееся на него несчастье может принести ему облегчение.

– Удивительно, как все зануды обязательно стараются найти себе оправдание. Корейский философ Ли Хван называл это песней комара. Если вас укусил комар, это уже само по себе неприятно, но комару этого мало – он еще должен прожужжать вам свое «бз-з-з», и можете не сомневаться – он поет что-нибудь вроде: «Я кусаю тебя ради твоего же блага». Если бы он кусал нас хотя бы молча!

– Ваша аналогия с комаром более чем уместна. После встречи со мной у вас тоже начнется мучительный зуд.

– Как я понимаю, рано или поздно вы от меня все-таки отвяжетесь: это уже обнадеживает. Можно поинтересоваться, когда вы планируете оставить меня в покое?

– Когда выполню свою миссию.

– Так вы пристаете ко мне, потому что выполняете какую-то миссию? Следовало бы принять закон против мессий. Милостивый государь, я не нуждаюсь в ваших наставлениях.

– Действительно, не нуждаетесь. Вы нуждаетесь лишь в одном – чтобы я заразил вас своей болезнью.

– А почему здорового человека нужно делать больным?

– Прежде всего, вы не так уж здоровы. Вы прекрасно знаете, что изнутри вас что-то точит. Вот почему вам необходимо заболеть. У Паскаля есть текст, которому он дал великолепный заголовок: «Молитва о том, чтобы болезни приносили пользу». Болезни и в самом деле могут приносить пользу. Вот почему вам надлежит заболеть. И я здесь для того, чтобы одарить вас этой милостью.

– Вы слишком любезны. Но сохраните свой подарок при себе, он мне не нужен.

– Вам все равно без меня не исцелиться. Согласно известной аксиоме: не заболеешь – не поправишься.

– И от чего же, по-вашему, я должен исцелиться?

– Зачем вы себя обманываете? Вам ведь очень плохо, Жером Ангюст.

– С чего вы это взяли?

– Я столько знаю о вас!

– Вы работаете на секретные службы?

– Да, на самую секретную из всех.

– Кто же вы?

– Меня зовут Тексель. Текстор Тексель.

– Опять вы за свое!

– Я голландец.

Жером Ангюст зажал уши руками. Теперь он слышал только легкий шум в голове, напоминающий отдаленный и неясный гул, который слышен в метро в перерыве между поездами. Вполне терпимое состояние. Жером видел, что губы приставалы продолжают шевелиться. «Вот чокнутый, – подумал преследуемый. – Он говорит, хотя знает, что я не слышу его. У него недержание речи. Но почему он улыбается и смотрит на меня как победитель? Ведь это я победил, потому что не слушаю его. Это я должен улыбаться. Но я не улыбаюсь, а он улыбается. Почему?»

Так прошло несколько минут. И вскоре Ангюст понял, почему Тексель улыбается: у него начали болеть руки, и с каждой минутой боль становилась все сильней. До этого дня Жерому не доводилось так надолго зажимать уши руками, и он не знал, чем это чревато. А мучитель знал, что у его жертвы вскоре заболят руки. «Я не первый, кого он часами изводит своим вздором. И я не первый, кто вот так же затыкает уши, чтобы его не слышать. Поэтому он и усмехается. Он к этому привык и знает, что надолго меня не хватит. Вот мразь! Вот извращенец!»

Спустя еще несколько минут боль в руках и плечах стала нестерпимой. Не выдержав этой боли, он опустил руки и с облегчением вздохнул.

– Ну вот, – спокойно заметил голландец.

– С вашими жертвами всегда так бывает?

– Даже если бы вы были у меня первым, я знал, что вы скоро сдадитесь. Вы знаете, что такое распятие? Отчего, вы думаете, страдает и умирает распятый? От обычных гвоздей, которые вколачивают ему в руки и ноги? Ничего подобного. Самое страшное – держать руки поднятыми вверх. В отличие от других млекопитающих, как, например, ленивца, человек не в состоянии долго пребывать в такой позе: если его заставить слишком долго держать руки вверх, он умирает. Я, конечно, несколько утрирую: человек, подвешенный за руки, может умереть и от удушья. Вы бы не умерли. Но вам стало очень плохо, и вы не выдержали боли. Видите, вам от меня никуда не деться. Я все предусмотрел. Почему, вы думаете, я решил воздействовать именно на ваш слух? Не только потому, что при этом я не нарушаю никаких законов. Из всех органов чувств слух наименее защищен. У глаз есть веки. От скверного запаха можно спастись, надолго зажав нос, и это совсем не больно. От дрянной пищи спасает воздержание, что только идет на пользу. От неприятных прикосновений защищает закон: если кто-то притронулся к вам против вашей воли, вы вправе вызвать полицию. Самый слабый и незащищенный орган у человека – это слух, его уши.

– Ничего подобного! Существуют шарики Кес.

– Ну, конечно, шарики Кес – самое замечательное изобретение человека. Но ведь в вашей дорожной сумке их нет?

– В аэропорту есть аптека. Я сейчас пойду и куплю их.

– Мой бедный друг, неужели вы полагаете, что я не скупил их все перед тем, как взяться за вас? Я же сказал, что у меня все предусмотрено. Хотите узнать, что я вам говорил, когда вы сидели с зажатыми ушами?

– Нет.

– А я все равно скажу. Я говорил, что человек – это крепость, а его органы чувств – это двери. И слух защищен хуже всех. Вот почему вы потерпели поражение.

– Поражение в данном случае отнюдь не означает победу противника. Откровенно говоря, я не понимаю, что вы от этого выиграли.

– В конечном счете я все равно выиграю. Не торопитесь. У нас еще уйма времени. Ваш рейс могут откладывать до бесконечности. Без меня вы бы так и сидели с книгой и делали вид, что читаете. А благодаря мне узнали столько интересного.

– Да, о так называемом убийстве вашего маленького одноклассника, о кошачьем корме… Вы полагаете, что подобная чепуха может кого-то заинтересовать?

– Историю лучше всегда рассказывать с начала, верно? Так вот, в двенадцать с половиной лет, объевшись кошачьей мерзости, я утратил веру в Бога и обрел врага, то есть самого себя, или, точнее, неизвестного противника, который прячется у каждого из нас в кишках. После этого мир для меня перевернулся. До той поры я был хилым и бледным ребенком-сиротой, который тихо жил с дедушкой и бабушкой. А после того рокового дня меня начали терзать всяческие страхи и неуемный голод.

– И вы по-прежнему нажимали на кошачий корм?

– Не только. Я за обе щеки уплетал все, чем питались мои бабушка с дедушкой. И чем большее отвращение вызывала у меня еда, тем с большей жадностью я на нее набрасывался.

– В голландской кухне многое может вызывать отвращение.

– Да, это так, не спорю. Поэтому я ел очень много.

– Но вы не очень-то разжирели.

– Потому что меня снедают душевные муки. Я, как и в юности, страдаю от тяжкого сознания вины.

– Вины за что?

– Неужели вы полагаете, что людям, заболевающим комплексом вины, для этого требуется серьезный предлог? Мой внутренний враг проснулся, когда я объелся кошачьего корма, но это могло случиться и по другому поводу. Если уж тебе суждено заболеть комплексом вины, повод всегда найдется. От этого никуда не денешься. Такая уж у тебя судьба. Янсенизм [1] – это тоже голландское изобретение.

1

Янсенизм – неортодоксальное течение во французском и нидерландском католицизме, возникшее после публикации в 1640 г. труда голландского теолога К. Янсения об Августине. Эта книга была осуждена Папой. В Нидерландах янсенистская церковь, отделившаяся от католицизма, существует по сей день.

– Да, как и кокосовое масло, и прочие гадости.

– А я обожаю кокосовое масло.

– Еще бы!

– Но больше всего я люблю янсенизм и его бескомпромиссность. Только такая несправедливая доктрина и могла меня увлечь. Эта теория способна на искреннюю жестокость – совсем, как и любовь.

– Как это меня угораздило попасть в лапы такого приставучего янсениста, как вы!

– Кто знает? Может, это тоже судьба. Возможно, вы родились на свет божий только для того, чтобы рано или поздно встретить меня.