Космическая шкатулка Ирис

– Всё-то тебе расскажи! Не стану я тебе ничего объяснять. Мне замуж за тебя не выходить.

– А мне и нельзя брать жену.

– А иначе, взял бы меня женой?

– Взял бы, если бы меня такая девушка полюбила. Но меня и полюбить-то нельзя нормальной девушке. Если только такая найдётся, кому такое вот несчастье дороже собственного и благоустроенного будущего. – И он вздыхал, ну точно как Кук, да ещё столь характерно мотал головой при этом, как тот же Кук, когда о чём-то переживал и будто бы стремился сбросить с себя тягостные раздумья. Что наводило на мысль о том, что многие привычки в поведении человека являются врождёнными и переданными по наследству бессознательными автоматизмами.

Кипарис предложил ей вдруг поехать с ним в его Храм Ночной Звезды. Для магов существует своя скоростная дорога, так что ехать в общественной машине не придётся. Действительно, на континенте существовало четыре разновидности скоростных дорог. Они подобно разноцветным лентам иногда пересекали друг друга, а чаще шли параллельно одна другой. По дороге серого цвета ездили все обычные граждане, то есть большинство, так что и дороги эти были самые широкие, но и самые медлительные. Вторая дорога бледно-сиреневого цвета соединяла между собою «Города Создателя», а соединялась с серой дорогой в узлах пересадок. На такую дорогу уже нельзя было попасть без наличия металлического круглого жетона, открывающего доступ жителям «Городов Создателя» к необходимому им транспорту. По дорогам ярко-синего цвета, возносящимся над двумя прочими более высоко, благодаря более высоким опорам, ездили люди из управляющих структур, маги, разного рода администраторы и бюрократы. По третьей белой и самой узкой только те, кто были на самом непроницаемом ни для чьего глаза верху, как бы некие заоблачные жители. И сама дорога была на самых высоких опорах, она была над всеми прочими. Незаметное и неявное размежевание людей по социальному статусу становилось очевидным на тех дорогах, которыми они пользовались. Станции подзарядок для транспорта находились в тех местах, где дороги держали массивные опоры, уходящие в землю. Где-то в недрах планеты и скрывалась тайна, приводящая в движение всю «цивилизацию ленточных дорог», как обзывал её Радослав, без которых и сами их Города не имели смысла. Дороги вовсе не обладали надёжной безопасностью. Иногда они обрушались, порой на головы горожан и тех селян, что ещё копошились где-то внизу в своих маленьких селениях, если им не повезло с местом расположения. Неизвестно, с кого в таких случаях был спрос, но в скором времени обрушившийся участок восстанавливался, и вся нарушенная механика приходила в прежний внешне завораживающий и безупречно слаженный вид. Зная о таких вот случающихся и трагических по своим последствиям неполадках, Радослав не любил пользоваться серыми дорогами, а к другим у него доступа не было, и не пользовался, в общем-то. А Ландыш пользовалась, как ни отговаривал он её от вылазок в гущу чужого мира. Он ругался, а мирился, понимая, что не навяжешь затворничества юной активной женщине. С нею всегда была её связь, хотя её наличие вовсе не являлось гарантией безопасности. Вне дорог, как ни странно, различия между людьми визуально не наблюдалось. Даже бродяги были сыты, а худы и упитаны в той же пропорции, что и все прочие, прилично одеты, пользовались бесплатным транспортом и где-то обитали, явно не под худой крышей и не в развалинах. Поскольку никаких развалин в стране не было. Если они возникали в силу тех или иных, всегда трагических причин, как пожары или обрушения дорог со своих опор, то быстро убирались, а все простенькие домики и витиеватые здания были на диво ровненькие и чистенькие, если при взгляде на них из окна, пролетающего над ними скоростного транспорта.

– Как же тут хорошо! – и Ландыш произнесла почти шёпотом присказку мужа, – «Хорошо наше черепаховое небо, хорошо золотое солнышко, месяц и серебряные звёзды, да есть у нас беда. Есть у нас злые дядьки молоточки».

– Что ты шепчешь? – маг впился в её губы инквизиторским взглядом красивых глаз. – Я не разобрал ни слова. Кому ты молишься?

– Кто катается на той белой дороге? – спросила Ландыш. Зная ответ, она хотела услышать его интерпретацию.

– Довелось мне раз по ней прокатиться, – Кипарис замер, взгляд его застыл, – не хотел бы я такого повтора, – довершил он фразу и ушёл в себя. Ландыш решила не торопить его, уверенная, что он сам даст ей пояснения.

– По ней ездят люди из Координационного Совета Объединённых религий континента, но и не только. Есть и другие, о существовании которых не принято говорить не в силу запрета, поскольку его и нет, и из-за бесполезности подобной темы. Всё равно никто ничего не знает, а впустую создавать звуковые колебания утомительно. Белые дороги самые стремительные, но я не назвал бы своё собственное путешествие по ней увлекательным и радостным. Скорее, оно было ужасным. – Он опять замолчал. Но как успела изучить его Ландыш, он не был из тех, от кого произнесения каждого очередного слова надо ожидать часами.

– Поскольку дело прошлое, то я тебе скажу. Меня возили по белой дороге на собственную казнь.

– То есть!? – Ландыш даже зарумянилась от сильного любопытства. Путешествие обещало быть увлекательным. – Как же ты спасся?

– Не могу тебе того рассказать. Тайна касается не меня одного. Но я оправдан полностью. Иначе я не стал бы магом Храма Ночной Звезды. Тот, кто похитил «Око Создателя», был обнаружен. Но кары он не понёс по причине такого свойства, о которой приличные люди не говорят в приличном обществе.

– А ты мне скажи. Я согласна быть и не очень приличной. Да и как можно похитить с неба созвездие? – Ландыш решила, что он не то, чтобы тёмный дикарь, оперирующий такими вот закодированными смысловыми понятиями, а служитель культа, использующий свои метафоры и особые образы для выражения мыслей.

– Не созвездие, разумеется. Его изображение из драгоценных кристаллов. Маги Ночной Звезды прикрепляют это изображение на свою одежду во время проведения священных ритуалов встречи с предками. Происхождение самих сияющих камней для простых людей – большая тайна. – Опять тайна! И только Ландыш раскрыла рот, он её опередил. – Для тебя же я думаю, никакой тайны в том нет. Почему ты не удивляешься, что я рассказываю тебе о том, что знает всякий ребёнок? А ты разеваешь рот, как будто слышишь о том впервые? Потому что я знаю, кто ты. Ты такая же небесная скиталица, как и Фиолет. Вот что я понял. Я наблюдательный.

– Дело в том, – сказала Ландыш, – что я воспитывалась в атмосфере вне религиозных догм и воззрений. Моя мать считает все религиозные книги сборниками сказок, ритуалы – инерционной раскачкой древнего коллективного бессознательного, но которую уже чисто-осознанно в своих целях используют власть предержащие. Те, которые в своём интеллектуальном развитии несколько забежали вперёд, но в нравственном отношении такие же дикари. Мне вовсе не хочется тебя обманывать, поскольку ты со мною честен. Да я и не умею никого обманывать.

– Я понял по твоему взгляду, что ты чистый человек. Но, ты же молилась своему Создателю? Я слышал твою молитву. Расскажи мне о нём. Я всё пойму, как надо, и не стану осуждать тебя за чужеземную веру, – сказал Кипарис. Машина, на которой они ехали, ни разу не сделала остановки ни у одного пригорода. Да и не было внутри салона никого, кроме Кипариса и Ландыш. Водитель был безмолвен и производил впечатление робота больше, чем человека.

– Я не знаю, кто наш Создатель. И поскольку теорий, частных мнений и научных гипотез множество, это и говорит о полном незнании того, кто он, Создатель Вселенной. – Ландыш говорила искренне. Она действительно ничего о том не знала и не верила тем, кто утверждал обратное. Поскольку такие «утверждальщики» всегда противоречили друг другу и друг друга отрицали. Кто же был прав? А никто.

– Но ведь есть традиция, идущая от изначальных предков. Они же знали своих родителей в лицо. И пусть со временем истина искривилась, выцвела до плохой различимости деталей, основа же осталась. Мы пришельцы тут. Наша Прародина далеко отсюда. Там, откуда и светит «Око Создателя». Но мы отчего-то и когда-то были захвачены тут планетарным духом. Кто мы для него? Возможно, одухотворённый материл уже для его собственного развития? Для необходимого воплощения в текучие и всегда временные формы? К чему? Радостное утреннее пробуждение к жизни, дневная солнечная вера, что окружающее вечно и прекрасно, вечернее разочарование и усталость, понимание, что до совершенства далеко, и неизбежное засыпание в неоглядную ночь? Томительные, хаотические сны, и опять пробуждение. Понять рациональным рассудком невозможно, вера же расплывчата и всегда имеет привкус детской наивности. Даже если она рядится во взрослые одежды с плеча исчезнувших предков, изображая таинственную мудрость. Но тайны – ритуальная игра, а мудрости не знает никто.

– Неплохо маги устроились, – сказала Ландыш, пропустив его богословскую заумь через сито безразличия к подобным темам. – Я бы тоже не отказалась от поездок в таком транспорте. Без толчеи и чужеродных запахов. Будь у меня возможность этак путешествовать, весь континент был бы мною давно изучен. А так, я нигде и не бываю, кроме столичного града – Древа Мира. Он огромен, что правда, то правда, и всё же он мне уже поднадоел.

– Мне кажется, – отозвался Кипарис, – у тебя есть возможность для путешествий и получше, чем скоростные дороги не то, что третьего, а и четвёртого уровня.

Поскольку он явственно очертил некую зону закрытости вокруг себя, дав понять, что уважает и её собственные тайны, не претендуя влезать туда без приглашения, то говорить стало как бы и не о чем. Они надолго замолчали. Непосредственность и простота вдруг оставили Ландыш. Ей стало несколько тревожно от того, что она потащилась куда-то с незнакомым, в сущности, мужиком, да ещё в противоположную сторону от собственного дома, в неизвестный пригород, неизвестно для чего. Посмотреть на Храмы континента, – всегда имелась такая возможность, но вот желания такого никогда не возникало.