Космодесант
Шрифт:
– Ужин у нас обычно в двадцать ноль-ноль, но для вас я сейчас что-нибудь придумаю, – улыбнулся он в густые усы. – Куда прикажете подавать – в номер или в гостиную?
– В номер, – ответила Джоан. – Минут через двадцать. А теперь я хочу выкупаться. Где у вас тут душевая?
Мне подумалось, что моя Джоан никогда бы не сказала так, как Макс – "в двадцать часов" – в неслужебной обстановке; она бы пожала плечами и выдала что-то вроде "около восьми". Я ловил себя на том, что постоянно забываю, что она – робот. Пусть сверхсовершенный, учитывающий мои индивидуальные особенности, но робот. Черт возьми, в конце концов, а чем отличается искусственная жизнь от настоящей?!
Джоан вышла из ванной свежей и похорошевшей, хотя я думал, что это вряд ли возможно. В среде курсантов нагота – явление обыденное и является составной частью воспитания психологической устойчивости; часто тренировки и спарринги проводятся именно так, причем без различия пола. Согласен, это могло бы покоробить неподготовленного зрителя, однако для десантника является рутиной. В каждой профессии своя специфика. Ну, например, контактная схватка для постороннего глаза сама по себе зрелище не из приятных.
Но Джоан прекрасно знала, что нравится мне – и доставляла мне это удовольствие. Она привстала на цыпочки и поцеловала меня.
Всё-таки «био» в ней было много больше, чем «робота». Да и чем, собственно, искусственный созданный организм хуже естественного? Пусть пуритане брызжут слюной и размахивают лозунгами об искоренении блуда. Пусть чистоплюи брезгливо сторонятся роботов – однако для десантника настоящая семья была бы обузой, а Джоан – это, как ни говори, личность, и ставить ее в один ряд с приспособлениями для мастурбации – это ошибка. Кстати, скажем, вагинальные вибраторы и прочие причиндалы продаются в любом секс-шопе, и это уже привыкли не замечать… Но это так, к слову.
За окном медленно падал снег. Декабрь подходил к концу; оставалось два дня до Нового года, и снизу, из обшитого тёмным дубом холла, тянуло запахом свежей хвои: там наряжали к празднику только что доставленную ель. Молчаливый стюард, постучавшись, поставил на столик поднос со снедью и приборами, даже бровью не поведя в сторону Джоан. Он был прекрасно вышколен, а ей даже в голову не пришло одеться.
Отпуск обещал быть приятным.
Утром, позавтракав и совершив лыжную прогулку – выяснилось, что моя подруга ходит на лыжах даже лучше меня – мы возвращались на базу. Джоан смеялась, у нее было прекрасное настроение. Наст держал достаточно хорошо, солнце тысячами колючих огоньков сияло на свежих сугробах, на заснеженных искривлённых ветром соснах, на её лыжной шапочке с застрявшими там снежинками.
Гостиная встретила нас музыкой. После солнца и снега глаза не сразу привыкали к полумраку.
В углу стоял старый, но вполне приличный инструмент, за которым сейчас сидел худой до костлявости субъект, виртуозно извлекавший из него волшебную мелодию Грига. Десантник в любой обстановке обязан быть внимательным, поэтому мне сразу бросилась в глаза небрежно брошенная на стул форменная куртка с ненавистным и заветным инструкторским шевроном. Я нахмурился.
Мелодия тем временем легко переходила то к Чайковскому, то к Гершвину. Ненадолго задержавшись на "Yesterday" Леннона, она скользнула к какому-то современному хиту, слегка коснулась его и, все упрощаясь, окончилась наконец "чижиком-пыжиком". Сидящий за роялем человек обернулся.
Я узнал его. Это был Ионэл Ивашку – непобедимый боец и живая легенда, изредка снисходящая в наш мир, чтобы подчеркнуть его несовершенство. Тот самый Ионэл, который участвовал в первом контакте с зеркальниками – и
единственный остался в живых.– Десантник Пауль Бойль, – представился я. – Нахожусь в отпуске после завершения курса обучения.
– Инструктор Ивашку, – ответил он, как-то невыразительно и вяло глядя сквозь меня. – Отдыхайте, сержант, отдыхайте…
Второй раз мы столкнулись с Ионэлом в спортзале, куда зашли размяться перед ужином. Он был в полевой форме и работал сразу с четырьмя роботами – подозреваю, что большего количества просто не смог собрать.
У каждого инструктора есть чему поучиться. У каждого инструктора своя манера ведения боя, свои излюбленные финты и блоки. Мне приходилось видеть мастеров.
Ивашку был великолепен. Я уверен, многие мои однокашники с радостью поменялись бы со мной местами, чтобы видеть такую чистую и совершенную технику.
– Сержант!! – останавливаясь, рявкнул он. – Быстро размяться и к бою! Оружие – на поражение, по вашему выбору!
Само собой подразумевалось, что Джоан тоже должна в этом участвовать.
После секундной процедуры психологической настройки я снял со стены нунчаки, несколько раз, приноравливаясь, со свистом прорезал воздух и принял боевую стойку. Джоан выбрала лёгкий деревянный меч-боккэн и, страхуя мне спину, расположилась за мной.
– Бой! – резко вскрикнул Ивашку.
Первые удары я парировал довольно легко – правда, нас было шестеро, и роботы-бойцы прилично знали свое дело. Ивашку, казалось, был неуязвим. Он владел немыслимым количеством приёмов. Защиты его были безукоризненны, удары – чувствительны и точны. Очень скоро мы остались втроём: я, Джоан и робот в темно-синей форме; он был ранен в бедро, но хладнокровно продолжал схватку. У меня появилось несколько пустяковых царапин, Джоан была невредима.
– Внимание, сержант! – внезапно скомандовал инструктор. – Показываю. Вряд ли вам приходилось разучивать такой удар. Следите за корпусом.
Ивашку вдруг как-то особенно вывернулся, перенеся вес тела на носки, мягко и пружинисто прыгнул вправо – но оказался вдруг слева от меня, миновав защиту. Мгновенно извлеченный откуда-то нож устремился к моему беззащитному горлу. Из-за плеча метнулся боккэн – это верная Джоан в падении отвела удар на себя. Падая, я видел, как нож легко вошёл ей в грудь. Яростно рванувшись, я успел зацепить Ионэла и, кажется, сломал ему руку – но в то же мгновение нестерпимая боль взорвалась перед глазами кровавым пятном, гася сознание и осаживая тело на наплывающий дощатый пол.
Я очнулся в прозрачной капсуле восстановителя. Последние остатки боли пропадали, но голова всё ещё слегка кружилась. Я сел и огляделся. Роботы-медики хлопотали над капсулой Джоан. Она лежала на спине, и я невольно отвел взгляд от того, во что превратилось ее лицо.
Инструктор Ионэл Ивашку сидел тут же, машинально поглаживая восстановленную кисть. Он сухо улыбнулся мне:
– Отлично, сержант. Если не возражаете, завтра схватка в это же время, – он перехватил мой взгляд. – Кстати, ваши эмоции следует обуздывать. И не только в бою.
Я отвёл глаза. Джоан уже сидела, мило улыбаясь. Я тоже выдавил улыбку, от которой могла замерзнуть вода в графине:
– Благодарю, инструктор… Разрешите узнать – а почему вы тренируетесь без напарницы?
Ивашку не ответил.
Вечером Ивашку вновь удивил меня. Когда мы вышли к ужину, он неподвижно сидел за столом, уставленным полудюжиной бутылок рома. Половина из них уже были пустыми.
– Присаживайтесь, сержант, – шевельнулся он. Не обращайте внимания. Я знаю, что можно, а чего нельзя. Выпейте, если хотите.