Космонавт

Оглянувшись мельком, я увидел, как мажорчик и его друг переглянулись. Видимо, ждали, что я сразу сойду с дистанции.

«Хрен вам, » — подумал я и лишь прибавил скорость, несмотря на протестующую ногу.

Третий километр дался тяжело. Нога горела, но я перешёл на отработанное дыхание в два вдоха — два выдоха. Один за другим я обошёл всех бегунов своей группы, вырвавшись вперёд.

Последние сто метров я прошёл на пределе. В груди горело, в висках стучало, но финишную черту я пересек первым.

10 минут 48 секунд.

Даже с травмой я справился почти на минуту быстрее нормы. Хорошо.

Остановившись, я тяжело дышал, буквально чувствуя, как колено опухает. Заметил, как мажорчик сжал кулаки, когда понял, что его план провалился. И тут же я почувствовал чей-то взгляд. Оглянулся и увидел Серого, который по-прежнему стоял в стороне. Его блокнот был открыт, а карандаш замер над страницей. На его лице мелькнуло что-то вроде… понимания?

«Всё видел? Или мне показалось?» — подумал я и выпрямился, игнорируя боль в колене.

Первое испытание было пройдено. Но впереди ещё подтягивания и пресс. И, судя по всему, не только они.

После бега нам дали двадцать минут на отдых. Я сел на скамейку, осторожно ощупал травмированное колено, когда ко мне подошла та самая девушка с остановки.

— Здравствуйте, — сказала она, слегка улыбнувшись. — Я Катерина. Поздравляю с отличным результатом. Что-то серьёзное? — её взгляд скользнул к моему колену.

— Спасибо, — кивнул я. — Сергей. Да нет, ерунда. До свадьбы заживёт, — улыбнулся я. — А вы ведь не всё тогда про себя рассказали? Да?

Катя слегка покраснела, опустила глаза. Несколько минут она мялась рядом в нерешительности, а потом, выдохнув, будто перед прыжком в воду, проговорила:

— Я хотела сказать… тогда, на остановке, я правда немного слукавила. Мой отец — ведущий инженер в ОКБ Яковлева. С детства слышала разговоры о самолётах, так что… — она сделала неопределённый жест рукой.

— Понятно, — улыбнулся я. — Значит, вместе учиться будем?

— Ой, если поступим… — начала она, но тут к нам подошла группа во главе с тем самым мажорчиком.

— Катюша! — громко произнёс он, нарочито игнорируя меня. — Поздравляю с блестящим результатом!

— Спасибо, Витя, — бледно улыбнулась Катя и непроизвольно сделала шаг в сторону, подальше от мажорчика. Я мысленно хмыкнул, заметив это.

— Хотя, — он бросил снисходительный взгляд в мою сторону, — некоторым, видимо, приходится компенсировать недостаток способностей… нестандартными методами.

Его друзья захихикали. Я поднял глаза:

— Методами вроде подножек в слепой зоне? Да, это действительно требует определённой… изобретательности.

Витя на мгновение смутился, но быстро взял себя в руки:

— Я бы на твоём месте не лез на рожон, Громов. В авиации ценят не только физическую подготовку, но и… как бы это сказать… правильное происхождение, — он многозначительно посмотрел на мою скромную одежду. — Лётчик должен быть породистым.

— Странно, я думал, у нас страна рабочих и крестьян. Или я что-то пропустил? Может, уже восстановили дворянские титулы?

Несколько стоявших рядом абитуриентов фыркнули. Виктор покраснел:

— Не борзей! Мой отец…

— … наверное, очень гордился бы, узнав, как его сын пытается за счёт его заслуг выставить себя героем, — спокойно закончил я, перебив его.

Будь мне и вправду только восемнадцать лет, может, я бы и не нашёлся так быстро, как его осадить — потому что меня захлёстывали бы обида и гнев. Но не теперь…

Катя подавила улыбку. Виктор открыл рот, чтобы что-то сказать, но я резко встал, опираясь на одну ногу больше, и шагнул к противнику. Пусть только дернется — и встречу двоечкой. При свидетелях первым бить нельзя, сразу вылечу. А тут, как будто защищался. Ну же, давай…

Но в этот момент раздался резкий свисток.

— К перекладинам! — громовым голосом скомандовал майор Крутов.

Витя бросил на меня злобный взгляд и, развернувшись, направился к снарядам. Катя задержалась на секунду:

— Ты… будь осторожнее с ним. Его отец действительно важный человек — замдиректора горторга.

— Спасибо за предупреждение, — кивнул я. — Но, кажется, у меня есть кое-что посильнее влиятельных родителей.

— Что же? — удивилась она.

— Чистая совесть и чувство юмора, — улыбнулся я, подмигнув ей, и пошёл к перекладине.

Я занял место среди абитуриентов, наблюдая за тем, как другие выполняют подтягивания. Виктор с друзьями стояли впереди, демонстративно перешептываясь и бросая в мою сторону насмешливые взгляды.

Когда подошла очередь мажорчика, он с размаху запрыгнул на перекладину и начал подтягиваться рывками, явно стараясь произвести впечатление. Десять раз он сделал, но последние три — с явным усилием и дерганьем, лицо покраснело, на лбу выступили капли пота. Спрыгнув, он самодовольно огляделся, будто ожидая аплодисментов. Понятное дело, ради него задерживать вступительные испытания для остальных никто не стал.

«Слабовато для парня с такими амбициями», — подумал я.

— Громов, к снаряду! — раздалась команда.

Подойдя к перекладине, я сделал глубокий вдох. Колено всё ещё ныло после забега, но на руках это не должно сказаться. Небольшой прыжок, и лёгким движением я ухватился за перекладину.

Первые десять подтягиваний дались легко. Я чувствовал, как работают мышцы — чётко, как хорошо отлаженный механизм. На пятнадцатом начал считать вслух, чтобы все слышали:

— … шестнадцать… семнадцать…

Вокруг воцарилась тишина. Даже Виктор перестал перешёптываться с друзьями. На двадцатом подтягивании я почувствовал лёгкое жжение в мышцах, но продолжал:

— … двадцать два… двадцать три…

Всё… харэ…

Отцепившись от перекладины, я услышал одобрительный гул. Даже майор Крутов кивнул, делая пометку в ведомости. Возвращаясь в строй, я почувствовал на себе взгляд всё того же Серого. Он по-прежнему стоял в стороне, но теперь его внимание было приковано только ко мне.

И тут произошло нечто странное. К нему подошла та самая Шапокляк — секретарь приёмной комиссии, с которой у меня интересный был разговор на собеседовании. Она что-то быстро зашептала ему на ухо, время от времени бросая в мою сторону колючие взгляды.