Космонавтов 80/81

Вдруг Асифу стало плохо – кровь прилила к глазам, тошнота подкатила к горлу, воздух ушёл: нет, не может быть! Только не это!

Он с остервенением принялся сдирать бельё со своей кровати – покрывало, одеяло и простынь увядшей розой валялись на полу; пока поднимал матрац – оцарапал костяшки до крови.

Как многие его ровесники, Асиф не доверял ни единому способу хранения денег. Часть откладывал в банк, но так, чтобы не вызывать вопросов у налоговой и прочих завистников.

В крипте тоже немного держал, но до конца не разбирался, а значит, и не верил системе, переживал, что любой способный хакер может похитить его кровные оттуда. Частично инвестировал, но без рисков – только надёжные облигации.

Основной же запас своего огромного, но скрытого ото всех состояния Асиф хранил наличными, по старинке под матрацем. Не привлекал внимания, жил относительно скромно. А когда дети подрастут – он им подарит по квартире, Лейле оставит эту, а сам построит шикарный дом на острове и будет жить там с Эриком до самой смерти. Сыновья и внуки будут прилетать к ним в гости. Возможно, Лейлу тоже придётся забрать с собой, но это ничего, решится как-нибудь.

О реальном состоянии счетов Асифа знала только жена, как хранительница семейного очага, и чтоб могла прощать его за всё и восхищаться. «Видишь сколько денег? Это – наше счастливое будущее, безбедная старость, богатые внуки. Это всё – я!»

Разумеется, знала она и где он хранит свои капиталы.

И как ему сразу в голову не пришло? Исчезнуть с деньгами – вот это коварство!

Но деньги оказались не тронуты – ровные пачки лежали одна над другой, образуя милое трудовому сердцу полотно. Асиф улёгся на свежесброшенное бельё, закрыл лицо руками и заплакал: «Как я мог подумать о ней так? Я мерзкий, я недостойный! Она меня любила и старалась, а я игнорировал и думал только о себе. И о сыновьях. Да и о ней я думал! Как сыр в масле каталась, за всю жизнь палец о палец не ударила! Тварь неблагодарная!»

– Здравствуйте, Самир-бей! Как ваше здоровье? Ох, хорошо, хвала Всевышнему! Мы тоже в порядке. Да. Простите, что так поздно, но вот что-то подсказало – позвони, мол, тестю, узнай, как дела их. А что у вас нового? Лейла и дети передают привет! Ждут не дождутся отпуска, чтобы поскорее навестить вас и Биби-ханум! Хотите поговорить с Лейлой? Джан, я тут отцу твоему звоню! Будешь говорить? Не может сейчас подойти, спать уже укладывается, Самир-бей! Сама в другой день наберёт! Рад, что у вас всё хорошо. Мои горячие приветы!

Допустить, что тесть прикрывает Лейлу, невозможно – слишком сильно воспитание, традиции крови. Позор хуже смерти. А если бы она обманом к ним пришла, то сейчас бы всё и вскрылось, – хмельной Асиф был в восторге от своей смекалки и непроизвольно потирал переносицу носа, улыбаясь. Но хитрость не помогла разобраться с тем, куда же делись Лейла и дети.

Любые бизнес-разборки как причину похищения его семьи он отметал. Она точно ушла сама. Но такого просто не может быть.

Наверное, Асиф и правда что-то забыл. Заработался. Летал в облаках. Вернётся она, никуда не денется. А ему сейчас лучше не мучиться, а провести это время с Эриком. Вот так взять и нагрянуть к нему: они много дней провели вместе, а вот быть вместе ночью не доводилось – Асиф, как порядочный семьянин, всегда ночевал дома, дабы не подавать дурного примера мальчикам.

«В любом случае, всё, что мог, – я сделал. Вернусь утром и скажу Лейле, что она сама виновата. Нечего было пропадать!»

Асиф хотел одеться и долго искал по квартире любимый лососёвый свитер, пока не обнаружил, что так и не снял его за всё это время. Пот бежал по его лицу, но он не обращал внимания. Скорее-скорее, а то вдруг судьба сменит настроение и Лейла придёт домой прямо сейчас. На всякий случай он отправил ей сообщение – вернётся, прочтёт – «Сегодня не жди, работа» и браво захлопнул за собой обе двери.

КВ. 23

1

Сапожник без сапог – это про неё. Скольких женщин она когда-то сделала красивыми, молодыми, худыми? Сама же никогда на процедуры не ходила и вот уже пятнадцать лет старалась не смотреть на себя в зеркале. Наверное, как вампира, правда могла бы её убить. Или вампиров зеркала не убивают? В сказках она никогда не была сильна.

Но вот её час пробил – либо сейчас, либо уже оставить эту затею и тихонечко себе умирать. Сколько ей лет? Не очень много. Не так много, как все думают. Недавно исполнилось пятьдесят.

Первые двадцать лет она почти не помнит – детство, школа – всё как у всех, ничего интересного. Потом замужество – вроде как по любви. Ну просто тогда она не знала, что это такое – любовь. Муж её был человек хороший, не обижал никогда.

Хотя слухи ходили разные.

В медунивере её самым ненавистным предметом была фарма – зачем будущему пластическому хирургу учить непроизносимые названия химических составляющих фармпрепаратов, латинские названия растений, из которых эти препараты производились до Рождества Христова, и как замыкаются цепочки их бензодиазепиновых колец?! Зря потраченное время.

И препод у них была – не то что с придурью, но странная немного женщина. Лет сорока пяти, в теле, любящая себя эффектно подать: красная помада и смоки-айс к первой паре в восемь утра – это норма. Халат медицинский она обязательно подрезала и ушивала по фигуре, а на карманы и воротничок лепила нашивки экзотических птиц и стразы в огромном количестве. Всегда на каблуках, колготки в сеточку – даже зимой, и волосы до попы распущены и завиты – по-другому её и не видели ни разу.

Когда отвечали парни – Эмилия Борисовна всегда громко хохотала, девчонок чаще недолюбливала. Настроение её менялось с какой-то фантастической скоростью. Минуту назад: «Не выучили – ничего страшного, сейчас разберём», – и тут же: «Вы дебилы! Вам только в моргах работать!»

Спуску не давала никому – если в зачётке стоит «пять» по фарме, то знаешь ты её на «десять», не иначе.

В универе обстановка была довольно демократичная (до поры до времени) и неугодных профессоров можно было, сговорившись и аргументированно, увольнять. Эмилию Борисовну ненавидели почти все за вот эту её непредсказуемость, но написать жалобу даже по делу – рука не поднималась. Пребывая в благостном расположении духа, любила она фармакологию страшно – как своё дитя, истину в последней инстанции и величайший дар богов нам, людям.

Рассказывала любую тему так, что студенты меняли специальности и уходили из будущих врачей в фармацевты. Необычная женщина была, интересная.

Точно уже и не вспомнить, но, кажется, курса с четвёртого пары стоят циклами – то есть месяц у тебя только один предмет идёт, потом зачёт, и следующий предмет начинается.

Тогда реанимация была, в Институте кардиологии проходили. Препод тот тоже жёсткий был, но без заскоков – и на операции студентов таскал, и в дежурства сразу всех пристроил, и про теорию не забывал. Хороший мужик, в общем.