Космонавтов 80/81
Шрифт:
Оставшись одна, первым делом Марина сделала небольшой косметический ремонт своими собственными силами, чтоб не привлекать внимания. Понемногу выбросила старьё, накопленное мамой, покрасила стены, отмыла мебель.
Несмотря на разницу в возрасте, женщина быстро поняла, как выглядеть так, чтоб никто из жильцов подъезда не заметил подмены матери на дочь – Марина сильно сутулилась, носила обноски и копалась в мусорках. Вылитая Диана Ивановна! Лазать по помойкам было противно, но и полезно – она видела, куда он выносит свой мусор, и раскапывала всё, до мельчайших фрагментов. Вот банановые шкурки и огрызки яблока – это хорошо, много витаминов,
Она ничего не забыла. Какими он пользовался духами, какую марку футболок и трусов предпочитал; обувь любимый носил сорок третьего размера, хотя у самого был сорок второй, – широкая стопа; брился только триммером, шампунь брал универсальный – использовал его и как гель для душа: у него были самые густые, самые красивые волосы на свете. Жаль, этот на него внешне почти не походил. Но ничего! Её ребёнок будет похож на Сергея. В этом Марина не сомневалась нисколько.
5
В туалете шумно и накурено. Из одной кабинки доносятся характерные стоны; девчонка справа от Марины засунула голову под кран, пытаясь освежиться; две другие обсуждают коллег. Никаких котлов – если ад существует, то выглядит именно так – грязная уборная окраинного ночного клуба.
Марина привычным жестом распускает волосы из пучка на голове – длинные волны шалью окутали её плечи. Пальцами она наносит тёмные тени на глаза и бордовую помаду на губы – получилось небрежно. Хорошо, что сейчас это в тренде. Марина делает два шага вперёд и открывает дверь – звук басов и горячий воздух тут же врываются в помещение.
Бородатый бармен улыбается Марине – сложно понять, выделяет ли он её среди других или флирт – всего лишь профессиональная привычка. В шуме людских голосов и электронной музыки разобрать слова практически невозможно. «Три! Три текилы!» – кричит ему Марина, показывая пять пальцев на руке. Бармен смеётся и тоже поднимает пять пальцев: «Три?» Марина кивает ему.
Пять шотов приземляются на стойку – она пока ещё трезвая, но уже непроизвольно подёргивает оголённым плечом в такт. Девушка смотрит на стопки, будто не может решиться, но затем берёт одну в левую руку, другую – в правую, и залпом выпивает обе. Немного вздрагивает – как уточка, что пытается отряхнуться от воды.
Длинные худые пальцы ложатся на плечи Марины, она оборачивается – наконец-то пришёл! Серёжа улыбается – он знает, что это всегда сработает. Никто в целом мире не умеет улыбаться как он.
– Я опоздал, но искуплю! – Серёжа выпивает стопку и сразу тащит Марину на танцпол.
Бессмысленная музыка – именно под такую большинство людей танцуют с самым серьёзным видом. Движения Марины и Серёжи не танец, ребята скорее дурачатся, прерываясь только на поцелуи и пробежки до бара.
– Два по три! – кричит бармену Марина. Бородач поднимает десять пальцев вверх, и девушка утвердительно кивает головой.
С двадцать второго этажа его квартиры город похож на микросхему с миллионами огоньков. Марина курит, сидя на краю балкона. Серёжа стоит к ней лицом, держит рукой за джинсы – хоть какая-то подстраховка.
Он напевает – грустно, душевно, хорошо.– Тебе нужно заниматься пением профессионально, – Марина говорит максимально серьёзно.
– Только в моём универе я знаю двух человек, кто намного талантливее меня. А сколько их в городе, стране, мире…
– Ну и что! Тысячи людей снимают кино лучше, чем ты!
– Да, но не в моём универе, – Серёжа целует Марину в шею и стаскивает её с перилл.
– Милый, не сравнивай себя ни с кем. Ты один такой.
– Это просто ты добрая и хорошая! – Серёжа выкидывает окурок с балкона.
– Хэй, а если пожар?
– Говорю же – хорошая. Хорошая-хорошая-хорошая! Моя!
Марина поворачивается спиной к Серёже, они занимаются любовью. Перед её глазами город, пустота, вечность.
Марина сидит на полу в душевой кабине, стекло запотело. Тени и помада стекают по её лицу, шее, груди. Дверь открывается – внутрь проныривает Серёжа.
– Давай я тебя намылю!
– Ну уж нет! Тогда мы точно отсюда не выйдем!
Серёжа игриво кусает Марину за плечо. Его ресницы моментально слипаются от воды и блестят.
В такси Марина лежит на коленях любимого, затягивается косяком и пускает колечки вверх. Дым упирается в потолок и рассеивается по салону. Серёжа гладит её ещё влажные волосы. Пожилой таксист косится на ребят в зеркало заднего вида, он недоволен, но молчит.
Их озеро сегодня особенно спокойно – так бывает только на рассвете. На берегу нет людей, нет птиц, нет ветра. Серёжа снимает свою рубашку и кидает на влажную землю. Они сидят молча, тесно прижавшись друг к другу. Первый кусочек солнца показывается на горизонте. Марина видела это сотни раз – смотреть на Серёжу ей куда интереснее.
– Столько выпила и всё равно рефлексирую.
– Послушай, пророки никогда не говорили: «Я обещаю», а только: «Я свидетельствую», потому что… Не знаю, как объяснить, но это намного сильнее. Вроде как «обещаю-обещаю». Так вот, я свидетельствую – всё будет хорошо!
– Откуда ты знаешь? Ты ведь ещё совсем маленький!
– Мне нравится, когда ты жмуришься…
– Это я представляю, что у меня в голове фотоаппарат и когда я делаю глазами вот так – изображения сохраняются в памяти навсегда… Хочу, чтобы ты остался там навсегда… И это солнце, и озеро в его свете, и даже то, как камень впивается в мою ягодицу, и что он – совсем не тёплый… Просто ледяной.
Серёжа и Марина идут под палящим солнцем по трассе. Ни одного деревца, ни одной машины.
– Я дурак! Надо было не отпускать таксиста. Теперь сюда никто из них не поедет…
– Представь, что случился конец света и мы с тобой остались вдвоём. Больше нет ни одного человека – все вдруг взяли и исчезли.
– И животные?
– Нет, только люди. Что бы ты делал?
– Поплакал бы сначала – всё-таки друзья там, родители…
– Я бы – нет.
– Потом бы сразу разделся – давай ходить голыми, раз все вымерли?
– Давай!
Серёжа в одно движение снимает футболку, но, когда Марина делает то же самое, набрасывает на её обнажённое тело рубашку, что ещё с озера висит на его пояснице.
– Где мы будем жить, когда все вымрут?
– Как насчёт Нью-Йорка?
– Пожалуй. На первое время сойдёт.
– Будешь снимать кино?
– Да, для тебя. Ты мой единственный зритель.
– А кто в ролях?
– Не знаю. Зебру обучим…
– Блин, но если все животные выжили, а люди – нет, то в зоопарках их некому кормить!