Космопорт

— Я тебе говорил, Вить, — Ерохину разрешено обращаться ко мне на «ты», формально он вообще мне не подчиняется. — Надо было отделение брать.

— Понадобится — вызовешь. Тебе дай волю, ты тут всё штурмом начнёшь брать. С применением тяжёлых пулемётов и артподготовки. Ты, Костя, пройдись по эшелону, проверь, все ли пломбы на месте.

Остаёмся втроём, кроме Тима рядом неотлучная Зина. Ей, кажется, даже жара нипочём. Солнце в зените, самой выгодной позиции для прожарки подведомственной территории. И спрятаться негде, если только под вагоны.

Возвращается Линьков, разводит руками:

— Никого нет.

— Так не бывает. Всегда кто-то есть. Железнодорожная служба — круглосуточная. Должна быть дежурная смена — хоть в выходной, хоть ночью. Дежурная бригада, диспетчер, дежурный по станции…

— Он-то нам и нужен, только все говорят типа: только что был, ненадолго отлучился…

— Понятно. Прячется.

Приходится немного подумать. Линьков ничего не добьётся, от него все убегают. От меня тем более разбегутся. Так и придётся вызывать вертолёт с солдатами и проводить натуральную облаву?

Полёт фантазии или рабочего плана, как посмотреть, прерывает многообещающее событие. Сержанты ведут к нам кого-то в спецовке и с ломиком на плече. Субтильного сравнительно с ними мужичка. Нехватку энтузиазма подконвойного сержанты периодически восполняют ускоряющими тычками и подзатыльниками. Вооружённость грозным инструментом их не заботит. Пословица «против лома нет приёма» по отношению к ним полностью теряет силу.

— Ты хто?

— Осипов я, — нехотя отвечает хмурый мужичонка. — А тебе чего надо?

— Мне нужен машинист, — объясняю спокойно и с виду покладисто, — или, на худой конец, стрелочник. Вот и спрашиваю: ты кто?

— Рабочий я, не видно, что ли? Могу и стрелки переставить, дело нехитрое.

— Стрелочник — это хорошо, стрелочник нужен всегда, — впадаю в задумчивость. — Осипов, мне нужен машинист.

— А на хрена он тебе?

Обманутый моим мирным видом мужичонка немедленно расплачивается за отсутствие почтительности. Один из сержантов, уловив мой страдальческий взор, с виду лениво задвигает Осипову кулаком вбок. Изумлённо глянув в его сторону, мужичонка остался стоять на месте. Но недолго. Спустя пару секунд падает на четвереньки. Гремит выроненный ослабевшими руками ломик.

Прикинув, что из плодотворного диалога Осипов выбыл не менее чем на минуту, обращаюсь ко всем:

— Народ, нам нужен машинист. Кто-нибудь когда-нибудь работал машинистом?

Вздыхаю.

— Линьков, а у нас разве нет машинистов тепловозов?

— Есть, как не быть. Только… как бы это сказать? У него выходной, у Сапрыкина-то, а его в выходной выйти не уговоришь. Ни за какие коврижки.

— Да? Ну, передай ему от меня привет. И приказ о лишении премии за месяц. Пока за месяц.

— Да так-то не за что вроде…

— Костя, накидай ему формулировку.

Ухмыляющийся Костя отводит Линькова в сторону и втолковывает.

— Только ты, МихалМакарыч, сначала позвони ему. Заочно и без повода наказывать нельзя.

В этот момент локально спланированная схема опять ломается. Ожидаемо для Линькова Сапрыкин посылает его в далёкие края. Сдержанно, но непреклонно. Но немедленно разворачивается на сто восемьдесят градусов (не триста шестьдесят, как утверждают некоторые), как только за трубку берётся моё превосходительство:

— Сапрыкин, в авральных ситуациях работники могут привлекаться к сверхурочным работам. Так сказать, в случаях острой производственной необходимости. Ты можешь не согласиться, ты в своём праве. Мы тоже будем в своём праве, когда лишим тебя месячной премии, закинем в характеристику выговор и дадим совет уволиться по собственному желанию. Как можно быстрее.

— Да ладно, Виктор Александрович! Что вы так сразу-то? — Сапрыкин начинает переобуваться на лету, потрясённый масштабом поджидающих его проблем.

Я-то рассчитывал здесь машиниста найти, раз нашего с места не сдвинешь. Сдвинул. Параллельно решил проблемку: обнаружил маленькое упущение в работе Овчинникова. Не обучил Линькова держать подчинённых в узде.

Означенный Линьков уезжает за машинистом, а я нацеливаю армию на взятие в полон ещё парочки стрелочников. Отходим к эшелону, который начинает давать скупую тень. Зонтик от солнца купить, что ли?

Дело сдвигается минут через сорок. Тепловоз, разведя пары (условно говоря), задорно свистит, когда я захожу в диспетчерскую.

— Что там происходит? — тётка средних лет приветствует нас неласковым вопросом.

— Я — генеральный директор агентства «Селена-Вик». Мы забираем эшелон, предназначенный для нас.

— Что значит «забираем»? Кто вам позволил? — заводится тётка.

Цербер по имени Зина немедленно приближается к ней, положив руку на дубинку. Её взгляд в таких случаях производит не меньшее впечатление, чем пристальное внимание питона Каа на шебутных бандерлогов.

— Организуйте нам зелёную улицу, эшелон уходит на космодром. А то, не приведи господи, железнодорожная катастрофа произойдёт. По вашей вине.

Всё. Моё дело прокукарекать, а солнце может и не всходить, это уже меня не волнует.

Управдом, то есть дежурный по станции прибегает, когда мы уже заканчиваем манёвры, связанные с переориентации эшелона в нашу сторону. Сам прибегает, никто его уже не ищет.

— Вы что вытворяете?! Немедленно верните эшелон на место! — худощавый среднего роста казах с дублёным от солнца лицом усиленно размахивает руками.

Можно бы рядом постоять, какой-никакой ветерок создаёт, но вдруг заденет. Делаю знак Косте, тот наводит на нас видеоглазок смартфона.

— Я — Колчин, генеральный директор агентства «Селена-Вик». Вы кто?

— Мансур Оранбаев, дежурный по станции! Немедленно поставьте вагоны на место!

— Согласно договору между Агентством и правительством республики Казахстан, означенное правительство обязуется обеспечивать бесперебойную доставку грузов в адрес Агентства. Хотите нарушить и отменить обязательства Астаны? А вы готовы нести за это ответственность?

Мансур сбавляет обороты:

— У меня приказ начальника станции…