Космопорт
Шрифт:
И мы находим!
— Красивый у неё голосок, — с лёгкой завистью к чужому и когда-то желанному таланту признаёт Аня.
Слух у неё есть, но музшколу бросила, как только ей сказали, что голос у неё есть, но слабоватый.
— Учительница пения и музыки в той школе на Байконуре. Найди-ка ещё Светлану Машохо…
Дочка задумывается ещё глубже, когда узнаёт, что великолепная блондинка-танцовщица на экране ведёт русский язык и, наверняка, организует танцевальный кружок.
Заглядывает жена, окидывает нас внимательным взглядом, не находит ничего подозрительного.
— Я к Аллочке загляну.
— Разберёмся.
Вот ещё одно дело — почему я так свободно ориентируюсь на кухне? Изысканных разносолов от меня ждать не приходится, но что-то простое всегда могу изобразить. Даже борщ сварить.
Надо ещё обдумать, почему меня резкая реакция жены парадоксальным образом радует. Чувствую себя так, будто скинул с плеч придавливающий к земле тяжёлый рюкзак. Семейная жизнь рухнет? А на кой мне такая семейная жизнь? Брошу дочку? Она уже взрослая, отец ей не сильно нужен. Был бы сын, другое дело. К тому же на семнадцатом году жизни. Личность, считай, сформирована. И предложение сделано, захочет — уедет со мной. Не захочет, её право. Она не захотела, это видно. Когда человек по-настоящему хочет, он всё бросает и срывается.
Так, ладно. Что мне понадобится? Лето там жаркое, впереди морозная зима, значит, зимние вещи обязательны. Инструменты жалко бросать, любой мужчина меня поймёт. Но как их в самолёте перевозить? Не в железнодорожном контейнере ведь отправлять. Эврика! Я же печь должен упаковать! Туда всё и сложу…
Прощай, страна Амазония! Домашний эльф Добби Дробинин получил свой носок как знак освобождения от вечного рабства!
Глава 31
Гонка за результатом
22 сентября, среда, время 12:10.
Боинг-737, рейс Москва — Байконур.
— Виктор Александрович, а где я жить буду? — Дробинин, сидящий рядом, будто спохватывается.
Меня этот вопрос радует. Человек сначала ринулся за перспективой на горизонте и только затем интересуется бытом. Такую увлечённость надо приветствовать, но как пропустить прекрасную возможность для троллинга? О нет!
— Не волнуйтесь, Сергей Васильевич. Палатку в степи мы вам поставим. Даже с буржуйкой. Топиться, правда, кизяком придётся. Особенности географической зоны, знаете ли. Лесов нет.
Некоторое время любуюсь ошарашенным видом соседа, потом не выдерживаю, захожусь в хохоте. Чирикающие поодаль Кира и РИА-Оля оглядываются.
— Виктор Александрович, я же серьёзно…
— Самое лучшее для вас — устроиться в общежитии гостиничного типа. У нас есть двухкомнатные номера. Наиболее удобное для вас.
— А квартиру нельзя?
— Можно. Только зачем? Больше двухкомнатной я вам не дам. Да и ни к чему одному-то. А вдруг приедет семья?
— Не приедет, — вздыхает. — Наверное.
— Вот видите! Сами говорите: «наверное». Ну а вдруг, допустим, разведётесь и снова женитесь? Опять переезд. А два переезда равняются одному пожару. К тому же одинокому человеку в гостинице тупо удобнее. Столуетесь там, готовить самому не надо. Хотя общая кухня на этаже есть. Бельё централизованно меняют. Горничная уборку сделает. Чем плохо?
Задумывается.
—
Дорого, наверное.— Нет, Сергей Васильевич, не дорого. Жизнь на Байконуре дешёвая. Ну уйдёт у вас треть зарплаты на гостиницу, и что? Или половина, если кормиться там будете.
— Кстати, какая у меня зарплата?
Опять он меня радует. Сначала согласился и только после спрашивает.
— На месяц испытательного срока — не огорчайтесь, порядок для всех один — восемьдесят тысяч. Обычно меньше платим, но вы в ранге руководителя среднего звена. Затем начнёте тренировки в отряде космонавтов, пойдёт курсантская стипендия в сорок тысяч.
— А если всё-таки на квартире буду настаивать? Готовить я умею, это несложно. Сварил борщ, котлеты — на три дня хватит.
— Хотите квартиру, будет квартира, — морщусь от нецелесообразности, но соглашаюсь. — Только учтите, что жить вам в ней не больше года. Потом вашим домом космический корабль станет.
— «Нет, ребята, я не гордый. Не загадывая вдаль, так скажу: зачем мне ордер, я согласен на отель», — вдруг заявляет Дробинин, теперь ржём вместе.
Дробинин.
На самом деле я его проверял. На вшивость. Вернее, прощупывал, насколько глубока его заинтересованность во мне. Отплатить за шуточку о палатке в степи тоже хотелось.
Стиль общения в Агентстве подкупает мгновенно. Знал бы раньше, ни секунды бы не сомневался, ехать к ним или нет.
В аэропорту встала проблема упаковки моих личных железок. С печкой-то сложностей нет, этим специально занимались. Работник аэропорта потребовал всё закрепить.
— Греметь будет, но это-то ладно, — придрался мужик в форме, — искру может вышибить, вылететь из ящика и ударить в корпус. Разгерметизация, повреждения проводки, тяг… вам это надо?
Нам этого не надо, а самолёт отправляется через час.
— Стойте тут, никуда не уходите, — заявил Гена, водитель Колчина. — Дядя придёт — порядок наведёт.
Что задумал, говорить не стал. Вернулся через полчаса с длинным куском полиэтиленовой плёнки и баллончиком монтажной пены. Под одобрительным взглядом аэропортовского инспектора приступили к работе под командованием Гены.
Тот уложил на дно печного бака конец плёнки и пшикнул пеной. Только когда он накрыл вспухающую массу полотном плёнки и потребовал мои железки, до нас, недоумков, начала доходить его идея. Гена укладывал инструменты на плёнку, которая под действием пены мягко обнимала всё уложенное. Плёнка ещё раз заворачивалась и накрывала мои гаечные ключи, отвёртки и прочие милые мужскому сердцу железяки. Снова порция пены, которую закрывает плёнка, готовая принять следующую порцию разнообразного инструмента.
Влезли даже кейсы с шуруповёртом и болгаркой. И прочие ящички. Заполнили чуть больше половины бочки. Гена для комплекта беспардонно запихал туда тюк с моей зимней одеждой.
— Вот так, наука! — победоносно заявил водитель по окончании упаковочно-погрузочных работ. — Это вам не диссертации писать, тут думать надо.
Не только мне показалось это обидным. Колчин явственно набычился и стал сверлить водителя огнестрельным взглядом. Не чуя угрозы, Гена продолжал разглагольствовать:
— Интеллигенция! Руками работать совсем разучились!