Космопроходимцы (вторая часть). Ксеноопера "Жнец, Швец, Игрец"

Последний сноп

Ксения молчала, пока этого человека вносили в дом и устраивали для него в комнатушке Эми ложе. Спиро сказал: 'Там не жарко, можно проветривать, ему нужен свежий воздух. А Эми пока переедет ко мне, если не возражает'. Эммануил не возражал, он был в полном восторге: это ведь можно будет вечерами донимать деда расспросами. Ксения ни полслова не проронила, когда Спиро отдал половину наличных денег доктору за то, что тот сделал, и за то, что нужно будет сделать ещё. 'Ничего, - бормотал Спиро.
– Как-нибудь переживём светлое время, а после заката я опять выйду в море. Проживём, мир не без добрых людей'. Доктор кивал, пересчитывая терранские пёстрые бумажки, соглашался - мир не без добрых людей. Ксения ничего ему не сказала, да и сказать-то нечего, всё сделал на совесть, а что не будет этот бедняга в полной мере владеть рукой, так ведь бывает и хуже, гораздо хуже. Пререкания Антониадиса с мрачным типом из береговой охраны Ксения слушала молча, не возразила даже тогда, когда Спиро заставил её расписаться в протоколе опознания - подтвердить, что да, человек этот действительно приходится Спиридону Антониадису сыном и зовут его Ираклием Антониадисом. Как этот человек попал на Террану, Ксения не знала и не хотела знать, о чём и сообщила представителю администрации в ответ на вопрос, заданный в частном порядке. Пока в доме толклись чужие люди, Ксения помалкивала, упрёки высказывала односложно или вовсе не высказывала. Дождавшись, пока все они наконец ушли, отослала Эманнуила к дяде Ларри в слесарные мастерские, чтобы хоть до ужина не любопытничал: 'Ма, кто он?' 'Ма, что у него с рукой?' 'Ма, правда, что его прикусил головоногий?' 'Ма, ма, а можно я в следующий раз выйду с дедом в море?' 'Ма, а правда, бабушку звали Электрой?' 'Ма, почему ты всё время молчишь?' Но когда в доме не осталось никого, кроме неё, Спиро и этого человека, сдержаться она не смогла. Есть предел терпению. Никто ведь чужой не услышит. Человек этот, если верить доктору, очнётся не раньше чем через двенадцать земных часов, и то если не вколоть ещё одну дозу, а Спиро... Пусть слышит.

– Зачем ты его сюда притащил?
– спросила она.

Сидела рядом с увечным на краешке кровати, сложив на коленях руки. На Спиро не посмотрела, даже головы не повернула в его сторону. Он стоял рядом, мял в руках испачканное какой-то жёлтой медицинской дрянью полотенце.

– А куда мне его тащить?

Вопрос резонный, действительно - куда? Человеку в таком положении нужен уход, было бы странно - спасти его только для того, чтобы вышвырнуть на улицу сразу после операции. Спиро подождал ответа малое время, потом собрался с духом и спросил:

– Ты его знаешь?

Ксения подняла голову, Спиро увидел её лицо. Казалось, она едва сдерживается, чтобы не расхохотаться.

– Знаю ли я его? Это же твой сын, Спиро, ты сам только что втолковывал тому мерзавцу. И меня расписаться заставил. Знаю ли я его! Если он тебе сын, и если Эммануил тебе внук, могу ли я его не знать? Могу ли я не знать человека, с которым спала? Что я, по-твоему, трахалась с ним, не спрашивая имени? Ты ведь не считаешь меня шлюхой, правда?

Настал черёд Спиро мучиться молча.

– Знаю ли я этого человека?
– спрашивала себя Ксения. Смотреть на неё было страшно, потому что лицо у неё было такое, словно расхохочется прямо сейчас.
– Знаю ли... Я его не-на-ви-жу!

– Ксения, Ксения, - бормотал Спиро, вид у него был пришибленный.
– Ну что мне было делать? Он говорил, что его зовут Роберт Корк, а Роберта Корка вчера наградили посмертно. Я его вытащил один раз, а потом... Ещё раз. Что же было делать? Выбросить за борт? Сдать властям?

– Он такой же Роберт Корк, как... Но теперь он у нас тут будет Ираклием. Трогательное воссоединение семьи. Ты знал, что я ему сказала, когда мы виделись в последний раз?

Спиро не сразу ответил, во рту стало сухо. Надежда хорошая штука, пока она есть. Ксения знает этого человека, он отец Эммануила.

– Я не знал.

– А! Значит, он не сказал тебе, что я выставила его на все четыре?.. Не сказал, что ноги его хромой не должно быть в моём доме?!

– Я не знал, Ксения. Мы как-нибудь всё устроим. Он отлежится, чуть-чуть подживёт рука, и тогда мы его как-нибудь переправим... а всем скажем...

– Рука его, нога его!.. Мне безразлично, что мы скажем всем. Ответь лучше, что мы скажем Эми сегодня за ужином, когда мальчик опять спросит, кто этот дядя? Не отворачивайся, говори. И ещё вот что: как ты будешь теперь искать своего сына, если ты его уже нашёл? Скажешь людям, что это его пропавший брат-близнец? Похожий на него, как я на Толстого Олафа.

Спиро не знал, что ответить, да он и не смог бы, даже если б знал, горло перехватило от жалости к себе, к пропащему своему сыну, к этой глупой девчонке. Но надо было перемочься. 'Надо перемочься, - думал Спиро.
– Всё образуется. Мы что-нибудь придумаем. Пока не знаю что. Должен быть какой-то выход. У мальчика теперь есть отец, но... дед есть тоже. Надо перемочься и сказать ей. Но что?'

– Я же его...
– сдавленным голосом произнесла Ксения. 'Ненавижу', - выговорить не смогла, отвернулась, словно устала ждать ответа Спиридона Антониадиса.

Тот подошёл к ней, положил на плечо руку. Думал: сейчас разревётся, уткнётся в колени. Выплачется, после можно будет обсудить спокойно. Но плакать она не стала. Он наклонился, глянул - лицо у неё точно закаменело, только едва заметно дрожал подбородок.

– Ну что ты, дочка, - сказал Спиро.
– Главное, он жив. У мальчика будет отец и... Я сам поговорю перед ужином с Эммануилом, ты не вмешивайся. Это мужское дело. Всё-таки я ему дед.

Ной их разговора не слышал, спал. Ему снился красноватый кораллитовый песок, облизанный волнами, и пальмы с резными кронами.

Живец. Конференция Циммермана

Сдвижная переборка скользнула на место, отрезав Циммерману путь к отступлению. Иосиф нервно пригладил волосы. Хотелось скрыться, залезть под лавку, прикинуться мимикропресмыкальцем и не отсвечивать. Глупо. 'Сам заварил кашу, кушай теперь, Ёся', - подумал он и побрёл по коридору следом за конвоиром. Тот оглянулся, скосил глаз. Движения быстрые, птичьи. Смешной тип этот кибернетический дознаватель. 'И не только этот, все они на одно лицо. Кто-то, не помню кто, рассказывал, что лики кибердозам система пересадочных станций делает, усредняя физиономии всех гуманоидных клиентов. Это что же получается, я тоже внёс вклад в его табло? Средний человек среднего роста с волосами средней длины. Нос средний, средней курносости. Особых примет не имеет, и вообще ничего не имеет, даже пола. Почему тогда говорит: понял, принял, вызвал? Потому что называется кибердоз. Слово мужского рода на унилингве, да и по-русски тоже. Вообще-то я бы предпочел, чтоб меня допрашивала дознавательница. С пристрастием. Называлась бы она, скажем, кибердозиха. Или кибердожка? Нет, лучше кибердоза'. Хохмил, чтоб не тряслись поджилки. Ничего стыдного в этом нет, любой двунормальный гуманоид, будь он трижды герой, сник бы перед подобным мероприятием. Допрос, учинённый дознавателем - пустячное дело по сравнению с объявленной пресс-конференцией. Ничего удивительного, что Эдик Быстрицкий не захотел быть при этом действе даже зрителем. 'Втравил меня. Спасибо хоть рядом посидел, пока кибернетический болван снимал с меня показания. Чуть жареным запахло, тут же в кусты. Я, говорит, туда не пойду, я, говорит, жрать хочу и спать, а там только аппетит испорчу. Там, говорит, разумные черви всякие будут и рыбообразные, а у меня ихтиофобия'. Грешил против истины Ёся, ох, грешил, а уличить некому, что вызвался изображать героя исключительно сам, без принуждения - чтобы вывести из-под удара Эдика вместе с его казаками-разбойниками, с этой их терранской шайкой доморощенных заговорщиков. Что ж, назвался жертвой - лезь на костёр; не жалуйся, что жарковато и слегка попахивает дымком. 'Куда меня ведут? Почему в комнату релаксации? Вроде он говорил про какую-то конференц-капсулу... Вот бы никогда не подумал, что в системе пересадочных станций есть такая штука. Конференц-капсула, надо же такое выдумать! Сунут тебя, Ёся, в стеклянный гроб, выставят перед разумными червями на посмешище...'

– Проходите, пожалуйста, - пригласил кибердоз, распахнув перед Иосифом дверь комнаты релаксации гуманоидов.

– Вы же обещали какую-то капсулу!
– возразил Циммерман, стараясь не терять достоинства.

– В капсулу вас поместят после прибытия всех аккредитованных особ.

'Аккредитованных особей', - съязвил Иосиф.

– Согласно правилам проведения пресс-конференций в системе пересадочных станций, я должен предоставить сапиенсу возможность дожидаться начала интервью в комфортных условиях, - пояснил кибердоз.
– Если вышеупомянутый сапиенс откажется...

– Не откажусь. Мечтаю ждать экзекуции именно в комфортных условиях.

Комната релаксации гуманоидов пересадочной станции эпсилон Эридана на первый взгляд ничем не отличалась от прочих залов такого же назначения, в которых земному туристу, путешествующему первым классом, приходится коротать время между прыжками. Барная стойка в окружении грибовидных табуретов, расставленные как попало низкие столики в компании с низкими креслами, полумрак. Единственное, что скрашивает унылый интерьер гуманоидных ожидалищ - вещи, брошенные растяпами и растеряхами: очки, трости, зонты, экзотические безделушки непонятного назначения, электронные и биотронные пустяковины, диковинные шляпы и прочий хлам. Это ведь так по-человечески: купить на память в богом забытом месте бесполезную рухлядь, чтобы оставить её при первой же пересадке на столике зала ожидания. Какими бы разными ни представлялись друг другу гуманоиды, путешествия сближают их и роднят, во всяком случае, в некоторых аспектах.

На первый взгляд помещение показалось Иосифу совершенно безлюдным; оглядевшись вторично, он приметил высокой спинке кресла нечто напоминающее раздавленный бумажный кораблик. Когда кибердоз закрыл за спиной Иосифа дверь и пригласил: 'Располагайтесь, пожалуйста', - кораблик шевельнулся, взмыл ввысь, и стало ясно, что это не забытая детская поделка, а странного вида головной убор - что-то среднее между пилоткой и белоснежной шапочкой врача. Как и положено уважающему себя головному убору шапочка венчала голову человека.