Костёр в белой ночи

– Монго! – кричал Михаил. – Хорошо?!

– Цо хороцо? – откликался из кухни охотник. Он раз по двадцать на дню пил чай, пил глубоко, задумчиво. – Цо?

– А то, что у бабы мужик есть! Мужик! Настоящий!

– Музик хороцо! Шибко хороцо, – цокал Монго. – Музик соболь. Соболь шибко сильный, – смеялся чему-то мелко-мелко, будто зёрнышки рассыпал.

– Вот видишь…

– Глупо это. Пусти, – Лиза резко вырвалась. Впервые топнув ногой, хлестнула по лицу шёпотом: – Сегодня же убирайтесь со своим Монго к чертям!

– Лиза… Ты же интеллигентная женщина, – Михаил пытался всё оставить шуткой.

– К чёрту, к чёрту, – шипела Лиза. – Ты мне противен со своими мужичьими ухватками! Противен! Можешь в своей тайге рычать, а тут, слышишь, тут я требую вести себя прилично. Мужик! – и, как кошка, брезгливо тряхнула головой.

– Монго! Бойё! Собирай понягу, нас тут не поняли.

– Кончай паясничать! Жалкий неудачник…

– Это почему? – Михаил остолбенел.

– Все твои сверстники – люди! А ты, любимый ученичок, – кандидат в дураки. Так и сгниёшь где-нибудь в тайге в обнимку с этими…

– Во! Дела! Сбесилась!..

Был самый тяжёлый второй год их супружеской жизни. Лиза наотрез отказалась иметь ребёнка, и Михаил решил уйти от неё, когда Тимофеев вдруг объявил на учёном совете, что руководителем Тихоокеанской экспедиции, к которой институт готовился добрых три года, он предлагает назначить кандидата наук Канаева Михаила Ивановича. В институте предполагали, что даже сам Старик может тряхнуть былым или уж в крайнем случае возглавит экспедицию кто-нибудь из докторов – его заместителей. А тут нате – кандидат Канаев.

– Сергей Поликарпович, – Михаил чуть было в ноги не бросился к своему учителю, – как же так! Я же таёжник, ну ещё степняк, может быть! Зверятник я! А там киты! Как же так! Я не смогу.

– Сможешь! Сказано – сможешь! Ты биолог прежде всего, биолог полного профиля. А потом киты – млекопитающие… Звери… Я тебя не трогал, ты по свету за эти годы набегался, хватит. Вернёшься с Тихого океана, сядешь в институте. Хватит бродяжничать. Жену забыл. Вы чего там надумали с нею? Смотри у меня!

Назначение Михаила было утверждено учёным советом. Поспорили, покипятились старички, но проголосовали единогласно. Знали: зря Тимофеев ничего не делает.

Но всё-таки Старика потом ещё потаскали по инстанциям, уговаривая изменить, переголосовать решение. Довод один: Канаев молод, и есть более почтенные и почётные кандидатуры. Сергей Поликарпович ни уговорам, ни просьбам, ни советам не внял.

Сборы в длительную и тяжёлую командировку отодвинули в запредель все семейные неурядицы. Провожая Михаила во Владивосток, стоя на открытом ветру аэропорта, Лиза прижалась к нему и зашептала:

– Какие мы глупые, глупые, Мишка! Полгода бегали друг от друга! – и ловила настывшими губами мочку его уха. – Я так хочу быть рядом с тобой…

Он обнял её нервно, как делал это всегда, когда в голову вдруг ударяла тёплая волна нежности, жалости к ней, и, почувствовав, как весь заполняется горячечным, каким-то малярийным жаром, прошептал:

– Что ты хочешь?..

– Лети завтра, завтра, – шептала она. – Есть же и завтра рейсы… лети завтра.

Он весь напрягся, нашёл её руку, и в этот миг она оттолкнула его:

– До встречи! До встречи, Миша! Поезжай! Буду ждать! Буду…

Дежурная по посадке тронула Михаила за плечо.

– Гражданин, в автобус. – И от этого вежливого голоса как-то безнадёжно стало на душе.

Уже сидя в салоне, вдруг почувствовал желание выйти на волю и побежать к жене, обнять её, поднять на руки и так пронести через стеклянный муравейник аэровокзала, мимо досужих глаз и чужих лиц, туда, на площадь, где гнутся под весенним ветром молодые берёзы, где много воздуха и есть дорога к ним, домой, но в это время автобус тронулся, и он увидел, как Лиза машет ему перчаткой. Сосредоточенная женщина, которая готова ждать своего мужа сколько угодно.

«Какой ты мужик…» – вспомнилось брезгливое из давней ссоры.

Тихий океан был тихим. Ровная, без единой морщинки, гладь воды легла на все четыре стороны.

Два светила поднялись над океаном, бросив две дорожки.

Михаил присел рядом с рулевым. Их кунгас, не поднимая волны, медленно скользил в открытый океан, туда, к горизонту, где уже простым глазом хорошо просматривались фонтанчики гуляющих китов.

Владимир Константинович Пряхин – рулевой из местных, хорошо знавший бассейн Шантарских островов, вот уже месяц гонял кунгас в любую погоду, при любой обстановке, меж густо рассыпанных скал – кекуров, возвышавшихся в море. Они уходили с Михаилом далеко и надолго от «Невельского» – плавбазы их экспедиции. Неслышно подкрадывались близко к отдыхающим китам, утюжили бухты в поисках старых китовых могильников и находили их – громадные завалы белых исполинских костей.

За это время Михаил привязался к Пряхину, и тот отвечал ему уважительной немногословной взаимностью. Был Пряхин худ, длиннорук, с наивно открытым лицом, на котором вызывающе сидел большой и всегда мокрый нос. Константиныч постоянно держал в зубах самокрутку величиною с собственную ладонь, отчего речь его была несколько шепелява.

В первую же поездку на кунгасе, когда их почти накрыл грозовой шквал и пришлось, спрятавшись в бухте, обсыхать, Пряхин, сидя на корме и следя за ушедшим из бухты океаном – шёл отлив, – попросил Михаила:

– Иванович, не в шлужбу, в дружбу, глякошя, жаплатки все ли целы в поддонье-то?

Михаил проворно выпрыгнул из кунгаса, полез под днище.

То, что он увидел, повергло его в смятение. Всё дно кунгаса пестрело разнокалиберными, а порою прямо-таки художественно вырезанными заплатками. Кунгас был сплошной дырой, прикрытой как попадя консервными крышками, подмётками старых бродней, фанерными донцами посылок, на которых несмываемо фиолетились адреса…

– Ты, Иванович, потыкай, потыкай в их дрычком. Не отошли ли?

Михаил добросовестно простучал все подозрительные заплатки и вернулся на кунгас с довольно смутным чувством.

– Что посудина-то, хорошая? – заискивающе улыбнулся Пряхину. – Проверенная?..

– Кака хорошая! – Пряхин махнул рукой. – Гамно посудина-то. Чуть поболе волна – и скроет. – Попыхтел самокруткой, подумал и определённо добавил: – Гамно посудина… Нешто наш рыбколхоз сарендует хорошую-то. Самим нужна хорошая. Чай, рыбу лавим.

Опровергать такой довод было не к чему.

Раз Михаил поинтересовался: