Костёр. 1. Чаша ветра
Шрифт:
В одинокое высокое окошко он увидел, как краешек луны рассек небо и исчез из виду. Затем — без предупреждения — случилось это: Марсель снова оказался в круге перед огромным кипарисом.
Мелита начала заклинание. Он видел лица всех: Дедала — осторожное, заинтригованное; Жюля — испуганное, застывшее; Уиды — любопытное; Манон — возбужденное, как у ребенка, коим она и являлась. Свое собственное. Заинтересованное, жаждущее, несмотря на тяжесть в груди — страх.
Гроза, вспышка молнии. Яркий отсверк на лицах каждого, твердо зафиксировавший их выражения, словно заморозил.
В следующий момент произошел взрыв силы, поразивший их словно кувалдой. Энергия сжималась в его разуме, будто змея, обвивавшая его. Всевозрастающая… невероятная сила, свирепая, огромная жажда попробовать ее на вкус охватила их всех.
Булькающая жидкость, вырвалась из земли — темная, как кровь. Затем сверкнула молния, и они поняли: это кровь, а Сериз схватилась за живот, ее лицо скривилось от боли.
Кровь текла по ее лодыжкам, Петра рванула в ее сторону. Лицо Ричарда было таким юным и белым… Марсель не шелохнулся, наблюдая за всем этим в ступоре, всё еще пьяный от этой силы, которая струилась в нем.
Сериз умирала, в то время как все столпились вокруг нее. Все, кроме него и Мелиты. Мелита, тоже наслаждавшаяся силой, быстро взглянула на него с выражением наивысшего торжества победы.
Ореол силы светился вокруг нее, а она испытывала лишь совершенное удовольствие — настолько остро, что оно граничило с болью.
Он наблюдал это, видел лицо Мелиты, когда ее младшая сестра умирала при родах на земле.
Петра держала окровавленного, изгибающегося младенца, маленького и слабого, но кричащего, живого.
— Чей это ребенок? — кричала она, ее голос был едва слышен среди потоков дождя, которые уже омывали тело Сериз.
— Чей это ребенок?
Никто не отвечал.
Сериз умерла, так и не назвав имя отца младенца.
Но Марсель знал.
Сейчас, здесь в каморке, он содрогнулся от громкого перезвона колоколов, возвещающего начало утреннего песнопения, призывающего верующих к утренней молитве.
За окном всё еще было темно.
Автоматически Марсель поднялся и подошел к покореженной металлической раковине на неровном столе.
Он плеснул ледяной воды на лицо. Вода смешалась со слезами, вызвав румянец на щеках и покалывание.
Идя, словно по невидимой ниточке, Марсель тихонько спустился по каменному коридору.
Опять пришло время помолиться за свою душу. Попросить прощения у милосердного Отца.
Видимо, бессмысленно.
24. Клио.
— Поверить не могу, что Петра разрешила тебе выйти! — выдохнула Рейси.
Из всех моих подруг Рейси — единственная, кому я рассказала обо всей этой фигне, связанной с проклятьем близнецов.
Все остальные просто думали, что бабуля по какому-то трагическому стечению обстоятельств потеряла связь с Таис и ее папой до настоящего времени.
Теперь же мы становились одним огромным счастливым целым и всё такое.
Впереди нас, смеясь, шли Эжени и Дэлия, стуча шпильками
по тротуару.Мы оставили автомобиль мамы Рейси на улице Рю-Бургундия, так как припарковаться возле «Амадэуса» было нереально.
В любом случае он лишь в нескольких кварталах.
— Ну, я в компании, — подчеркнуто заявила я, объясняя Рейси то же самое, что и бабушке, — И я должна вернуться к одиннадцати.
Рейси скорчила гримасу, и я мрачно кивнула.
— Я сказала ей, что мне нужно выйти прогуляться и какое-то время не волноваться ни о чем, — призналась я, — Все эти новости в буквальным смысле сводят меня с ума. Я просто не в состоянии думать об этом прямо сейчас. Тем не менее, я обязана быть предельно осторожной, тусуясь с вами, ребята, бла-бла-бла.
Рейси сочувственно вздохнула:
— Ты уже связалась с Андре?
— Я оставила сообщение в надежде, что он прочтет его, — ответила я, — Умираю, как хочу его увидеть. — Мягко выражаясь.
Казалось, год прошел с тех пор, как мы лежали вместе в парке под дубом. Это был последний раз, когда я чувствовала себя нормально и легко, и я отчаянно хотела почувствовать себя так снова, ужасно жаждала увидеть человека, который заставлял меня забыть обо всем остальном, что происходит.
— Так что Дэлия сохнет по Кольеру Кольер, — из-за плеча крикнула Эжени, и Дэлия шлепнула ее по руке.
Мои брови взмыли вверх.
— Второкурснику?
Дэлия выглядела смущенной, когда мы с Рейси поравнялись с ними.
— Он супер «горячий» второкурсник, — защищалась она.
Словно чтобы сменить тему, она жестом указала на дорожку, срезающую путь — небольшую улочку, лишь подвое пропускавшую туристов, чтобы не мешать проходу.
Мы свернули на нее.
Я подумала о Кольере Кольер.
— Ага, в «подростково-переходном» стиле — сказала я, — Сколько ему? Пятнадцать? А тебе когда восемнадцать? На следующей неделе?
Эта улочка была узкой и неосвещенной, но я уже могла различить свет и шум Ройал-Стрит впереди.
— Ему почти семнадцать, а мне восемнадцать только в следующем апреле, — сказала Дэлия, — Не такая уж большая разница. И, Господи, он обалденный.
Вообще-то, он действительно обалденный, что было единственной причиной, по которой я запомнила имя этого второкурсника.
— Я обратила на него внимание в прошлом году, — признавалась Дэлия, — Помните? Он был практически неотразим. А за лето вытянулся еще дюймов на пять (~13 см).
— Будем надеяться, что в нужном месте — проворковала Эжени, и я расхохоталась во весь голос.
Дэлия опять шлепнула ее по руке:
— И он правда супер-супер сексуальный!
— Плюс, он всего лишь второкурсник, а ты секси-старшекурсница, и он будет бегать за тобой повсюду как щенок, — сухо умозаключила Рейси.
— Он очень милый, — невинно заметила Дэлия.
— И восхитительно обходительный? — уточнила я.
— Пока не знаю, — ответила Дэлия с озорной улыбкой, — Но думаю, да.
Я опять засмеялась, но внезапно поперхнулась. Тревога накрыла меня, но из-за чего? Я быстро перевела взгляд на Рейси, и она нахмурилась.