Костры партизанские. Книга 2

Он только спросил:

— Вы и радистка? У вас есть рация?

— Выбор средств связи — моя забота, — уклончиво ответила она, отводя глаза в сторону.

Он не стал настаивать, не стал добиваться точного ответа, он только и сказал, словно приказание отдал: с сегодняшнего дня жить Ольге в его доме, спать не в горнице, а на кухне, как и полагается бедной родственнице, которую лишь из милости приняли; во всем, что касается жизни, беспрекословно следовать советам Нюськи, которая здешнюю каторгу насквозь знает…

Только вернулся к себе в кабинет, только уселся за стол — вошел пан Золотарь и почтительно доложил:

— Я бы не осмелился вас беспокоить, да пан Власик очень хочет встретиться с вами. Что прикажете передать ему?

Пан Власик… Ага, это один из тех, которые тогда приезжали. Кажется, тот самый, что все время на божественное упор делал…

Конечно, не до пана Власика сейчас, но разве можно отказать визитеру, к которому благоволит фашистское начальство? И он сказал вполне доброжелательно:

— Проси.

Пан Власик не вошел, а вплыл в кабинет. И так быстро, словно стоял за дверью и только ждал этого слова. Вплыл, уважительно, двумя руками, потискал ладонь начальника полиции и сразу же зачастил:

— Пан Шапочник, прежде всего примите мои самые искренние поздравления по случаю вашего награждения! Поверьте, от чистого сердца поздравляю!.. Надеюсь, не обижаетесь на меня за то, что отнимаю у вас столь драгоценное время?

Все силы души приложил Василий Иванович к тому, чтобы ответить столь же ласковым голосом:

— Помилуй бог, за что же обижаться, если встреча с вами, пан Власик, мне ничего, кроме радости, не доставляет? Да и понимаю, что не одна вежливость вас ко мне привела.

— Что верно, то верно, только… Зачем же бога всуе поминать? — с укоризной покачал головой пан Власик; вроде бы с шутливой укоризной покачал головой, и только покосился на пана Золотаря, а тот уже попятился к двери, невнятно пробормотав, что у него есть срочное дело. — Пан Шапочник, я буду откровенен… Нас просто удивляет, даже волнует то, что вы на пана Золотаря — простите за резкие слова — как на врага своего смотрите.

— Позволительно ли спросить, кого это «нас»?

— Нас — истинных, верных патриотов своей земли, — не промедлив и минуты, ответил пан Власик. — Почему так получается? Ведь сам Христос…

— Пан Власик, сегодня, прошу вас, не упоминайте при мне ни самого бога, ни сына его, — взмолился Василий Иванович. — А что касается пана Золотаря… Терпеть не могу, когда кто-то за моей спиной шуры-муры разводит!

Пан Власик какое-то время молча смотрел на него, поджав в кривую полоску почти бескровные губы, потом спросил:

— Что вы имеете в виду?

— Помнится, в тот раз вы сюда с каким-то паном приезжали? Вроде бы — со своим начальником? Позвольте спросить, а где он сейчас? Как его здоровье?.. А я лучше сам любого в порошок сотру, чем…

На лице пана Власика не отразилось ничего, кроме внимания. Он просто слушал, он ждал, что будет сказано еще. Но Василий Иванович не захотел окончательно расшифровывать свою мысль. И тогда пан Власик сказал зло, беспощадно:

— Тот оказался предателем… А пан Золотарь… — пренебрежительное пожатие плеч, — он только для того и пригоден, чтобы на поводке ходить… Или вы обиделись, что формирование отряда Черного произошло помимо вас?

— Избави бог от такого счастья, как этот пресловутый отряд! — замахал руками Василий Иванович. — Или у меня мало своих забот, своих неприятностей?

— Отряд Черного…

— Пан Власик, почему вы считаете меня глупее, чем я есть? Провалился, не оправдал надежд ваш Черный, вот и весь сказ. Потому вы сегодня и нацеливаете меня на него, потому и хотите прилепить меня к нему. Чтобы было на кого вину сваливать.

Пан Власик не возразил, но и не подтвердил догадки Василия Ивановича. Он, словно раньше и не упоминалось о Черном, вдруг повел разговор о том, что в эти дни, когда солдаты вермахта уже вышли к Волге, здесь нужно объединить все национальные силы, что на сегодняшний день основная цель всех подлинных патриотов Белоруссии — создание своего национального правительства.

Пространно, красочно говорил, суля всяческие блага тем, кто без промедления примкнет к этому движению. А закончил и вовсе неожиданно:

— Не буду скрывать: мы долго и внимательно приглядывались к вам, пан Шапочник. И теперь мы протягиваем вам руку на дружбу во имя нашего общего и великого дела!.. А что касается пана Золотаря… Вам стоит только подать сигнал…

Ушел пан Власик, беззвучно прикрыв за собой дверь, Василий Иванович согнал с лица дежурную доброжелательную улыбку и устало-опустился на стул. Не на свой, а на тот, который стоял в самом темном углу кабинета: чтобы хоть несколько минут побыть самим собой и не дать кому-нибудь ненароком подсмотреть это.

Сначала в голову лезли исключительно черные мысли, и вдруг словно просветление нашло: а не потому ли фашисты разрешили легализироваться местным националистам, что дела на фронте не так хороши, как хотелось бы?

Осенила эта догадка — сразу вспомнил, что гитлеровское командование уже неоднократно сообщало: дескать, начинаем последний, самый решительный штурм Сталинграда, дескать, теперь-то обязательно падет эта большевистская крепость.

Василий Иванович повеселел. И уже не с раздражением, а с насмешкой подумал, что и о настоящих патриотах Белоруссии, которые будто бы группируются вокруг националистов, врет пан Власик, вульгарно врет! Не патриоты, а чистокровное отребье они, ваши единомышленники, пан Власик! Верные же сыны Белоруссии сейчас бьются с фашистами на фронтах войны, партизанят в здешних и других лесах, лишая вас спокойствия!

И он мысленно стал перебирать в памяти имена белорусов-партизан. Вспомнил Защепу и всех тех пинских, о ком Виктор рассказывал, Николая Павловича, деда Евдокима и многих других. Никак, около сотни имен вспомнил уже, а память знай себе подсказывает и подсказывает. И, тихонько и радостно засмеявшись, Василий Иванович подошел к своему столу и решительно сел за него.

Через несколько секунд лицо Василия Ивановича опять стало строгим и чуть туповатым, самодовольным: он вновь приступил к исполнению своих обязанностей.

4

Понял Стригаленок, что не партизанским отрядом, а самой настоящей бандой верховодит Дмитро, стал избегать встреч с Галннкой, обходить стороной ее хутор. Надеялся таким способом разорвать тенета, в которые так неожиданно угодил. Но однажды, когда, лакомясь ягодами, он вышел за линию охранения роты, словно из-под земли вдруг появился Рашпиль. Ощерился вроде бы в радостной улыбке, но спросил холодно, почти зло:

— Или к Гальке дорогу забыл?

Стригаленок начал оправдываться, безбожно врать, ссылаясь на обстановку и придирки командиров. До тех пор молол всякое, пока Рашпиль не перебил его: