Костры партизанские. Книга 2
Шрифт:
Партизаны, оставив только прикрытие, словно утонули в болоте. Замаскировался самый последний, самый нерасторопный партизан — ушло в черную воду и прикрытие.
А стрельба все гремела…
Интересно, кто так вовремя гитлеровцам в бок ударил? Какая-нибудь из рот родной бригады, случайно или вынужденно сбившаяся со своего маршрута?
Не должно такого случиться: за трое минувших суток любая из них ой куда ушла…
Может, те самые? На переговоры с которыми Костя тогда ходил? Ведь бывает же в жизни так, что сперва какой-то человек тебе страсть как не глянется, а потом становится лучшим другом?
Нет, не только Костя, но и Федор после той встречи с ними к выводу пришел, что
Ладно, хрен с ними, с этими отгадками! Главное — в самое время подмога подоспела!..
Около часа буйствовали автоматы и пулеметы, а потом вдруг будто захлебнулись. Теперь стало слышно, как дождевые капли ударялись о воду…
Глубокой ночью, после того как фашисты ушли на поиск ускользнувших от них партизан, Каргин вылез на берег, встал, осмотрелся, вслушиваясь в шумы леса, и махнул рукой. Немного погодя вокруг него сгрудились все бойцы роты — промокшие до нитки, промерзшие до последней, самой глубокой, жилочки. Они жались друг к другу: так было вроде бы теплее. А вокруг Каргина оставалось маленькое пространство — пространство уважения, тщательно оберегаемое всеми.
За последние дни Каргин впервые увидел сразу всю свою роту. И ему показалось, что она стала невероятно мала. И он приказал командирам взводов доложить о наличии людей. Оказалось, что за последние сутки потеряно убитыми восемь человек. С одной стороны, это ничтожно мало, если учесть, какими силами атаковали фашисты, а с другой…
— Юрка, — нисколько не повысив голоса, позвал Каргин, зябко поежившись.
— Ну, чего надо? Тут я, — немедленно откликнулся тот.
— Установи связь с теми, кто нам подмогу оказал.
— Когда на поиски-то идти? Сейчас или погодя, когда и вовсе из фашистского кольца вырвемся?
— Немедля. Пока они не запропастились, — категорично потребовал Каргин.
И, проворчав, что в такую погоду хороший хозяин и собаки на улицу не выгонит, а разведчики все же люди, Юрка увел своих товарищей в промозглую темень.
Глава восьмая
Никак не предполагал Стригаленок, что не только их рота, но и вообще вся бригада выскользнет из тисков большой облавы, мысленно даже оплакал себя. Но, основательно пощипанные и измотанные, они все же выскользнули! По пути на новое место базирования гробанули девять фашистских машин, захватили транспорт с патронами и разгромили несколько малых вражеских гарнизонов. Чтобы, как объяснил командир бригады, показать врагу, что партизаны облавой не напуганы и от своего отступать не намерены. Но Стригаленок понял и другое, о чем начальство не обмолвилось: хотели вновь привлечь к себе внимание, вновь приковать к себе вражеские части; ведь, если верить сводкам гитлеровского командования, бои в Сталинграде вступили в решающую фазу. Что за штука «решающая фаза» — этого Стригаленок не знал. Зато по тону вражеских сводок, ставшему заметно сдержаннее, понял, что в далеком Сталинграде дела идут не так хорошо, как хотелось бы фашистам. Это обнадеживало, воодушевляло и заставляло подумать о том, что, может быть, уже в этом году или в начале будущего кончится его партизанская жизнь. Бесславно кончится: и в командиры он не смог пробиться, и трофеями стоящими не обзавелся.
Может, пока еще есть время, податься в отряд Дмитро?
Когда эта мысль пришла впервые, он даже испугался: неужели ему так дороги все эти золотые побрякушки? Но потом, уговорив себя, — дескать, одно другому не мешает, дескать, народный мститель тоже человек и должен иметь какую-то материальную выгоду, — он уже не пугался, теперь эта мысль казалась ему даже очень разумной. Единственное, что смущало, удерживало от решительных
действий, — как осуществить переход к Дмитро? Скажешь здесь всю правду — чего доброго, и самого не отпустят, и на отряд Дмитро глаз положат. Исчезнуть? И того страшнее: объявят дезертиром, вот и оправдывайся потом, после войны, доказывай всякому, что ты не верблюд.Не осмелился Стригаленок сам принять решение — потому и придумал при первом удобном случае наведаться к Галинке, через нее с Дмитро связаться, чтобы посоветоваться.
Около недели прошло в ожидании подходящего момента. За это время в глухом лесу вырыли глубокие и вместительные землянки и обложились постами, заставами и секретами. Самое же главное, что удерживало Стригаленка от решительного шага, — сейчас он исполнял обязанности командира разведки. Юрка, как ушел той ночью, так с тех пор и не подает о себе весточки. Может, напоролся на вражескую засаду? Может, он, Стригаленок, хоть теперь-то зацепится за командирскую должность?
Украдкой тешил себя этой надеждой. Но сегодня она рухнула: пришел ведь Юрка! И сам целый-невредимый, и еще привел с собой более ста партизан с подводами, бабами и ребятней!
Не только Стригаленок — многие партизаны потянулись за Юркой и каким-то чернобровым мужиком, которые шагали во главе прибывших. Любопытство, желание как можно скорее узнать все о неизвестных привело Стригаленка к землянке Каргина. Потому и видел, и слышал все, даже поразился, когда Юрка вдруг не попросил, а потребовал, чтобы Каргин вышел к нему:
— Передайте товарищу Каргину, чтобы немедля шел сюда!
Но Каргин сам услышал слова Юрки и вылез из землянки — застегнутый на все пуговицы, хмурый, казалось, вот-вот громом ударит. Однако только глянул на чернобрового — метнулся к нему, облапил и замер.
Сколько времени они простояли обнявшись — этого Стригаленок не знал. В одном он мог поклясться: пока они молча тискали друг друга, ни один партизан не шелохнулся, возгласа не издал.
Потом Каргин опустился на ствол березы, поваленной недавней бурей, и за рукав гимнастерки потянул за собой чернобрового:
— Расскажи, Григорий, все-все. Подробненько.
Все время, пока Григорий рассказывал, он сидел не шелохнувшись. Единственное, что выдавало его волнение, — он глаза закрыл. Чтобы дум своих и настроения не разгласить.
Григорий, похоже, рассказывал голую правду, нисколько не жалея себя; такое выложил, что лично он, Стригаленок, навечно похоронил бы в себе. Даже о том сказал, что у него во время последнего боя боец Мария Верба без вести пропала; увязалась за боевым ядром отряда, вроде бы все время рядом была, даже по фашистам пуляла, а отходить стали — нет ее, и все тут.
— И вообще, Иван, я обнаружил, что нема у меня командирского таланта. Обидно, конечно… Потому и прошу тебя, если дружбу старую помнишь, освободи ты меня от этой напасти, назначь рядовым хотя бы и к этому ироду, — кивок в сторону Юрки.
Такими словами Григорий закончил свой рассказ и стал сворачивать здоровенную цигарку.
Какое-то время все они трое курили молча. Потом Каргин встал, привычно одернул гимнастерку. Немедленно поднялись и его товарищи, замерли, словно в ожидании приговора.
— Ты, Григорий, мне антимонии не разводи. И служить ты будешь там, куда командование определит. Ясно? Или еще и более популярное объяснение требуется? — сказал Каргин, строго глядя на Григория. — А бойца твоего, Вербу эту самую, — искать… Не имеем мы права на то, чтобы у нас были без вести пропавшие!
Юрка погасил возможную грозу в самом ее зародыше: шевельнул рукой — и встали рядом с Григорием еще двое мужиков из новеньких и парень лет тринадцати. И опять были радостные объятия, разговоры, разговоры.