Кот баюн и чудь белоглазая

— Ты зачем убил Главного волхва? Кто тебе велел? — спросил бывший Кот.

— Какого ещё волхва? Я никого не убивал!

— Как это не убивал? — рассердился Коттин. — А в руках у тебя что?

— В руке у меня лук, — скромно отвечал старый воин. — Дальше что?

Коттин непонимающе уставился на Чухрая, потом до него дошло — у старика была только одна рука. Древний странник кивком велел отпустить калеку, почесал затылок.

— Да, действительно, — прошептал Коттин, обходя старика, — как же это я не подумал! Что-то тут не так!

Внезапно бывший Кот увидел знакомое лицо. За стариком стоял, усыпанный мелким сеном, Стефан. Он зевал, тёр глаза, будто его только что разбудили.

— О, знакомые всё люди! Ты что же, братец, до сих пор спишь на сеновале?

— А где мне ещё спать? — огрызнулся молодой человек. — Мишна квартирует у дядьки Чухрая, вот, послала меня за ним — ужин остывает. Только она сама последнее время всё больше во дворце пропадает.

— Так, а ты не во дворце? Вы же вроде того… это…

— А что я? — обиделся Стефан. — Нет, конечно, иногда и я не на сеновале сплю, — покраснел юноша. — Только она, вот…

— Всё понятно, — подвёл итоги Коттин. — Она тобой полностью руководит, даже помыкает.

— Да, нет, может быть…

— Точно! — засмеялся Коттин. — Такой ответ довёл бы до самоубийства любого заморского книжника! И да, и нет, и неопределённость…

— Так, она же теперь… — начал, было, Стефан, но его перебил быстро повернувшийся к нему Чухрай:

— Она теперь первая подруга княгини! Всё время с ней проводит!

— Мне говорили, что она… Стоп, — вдруг остановился бывший Кот. — А не ты, ли, братец, случайно помог умереть Тридреву?

— Что ты, Коттин! — недоумённо покрутил головой Стефан. — У меня и лука-то нет!

— Действительно, — оглядел юношу древний странник. — Господа вече, все видели? У него нет лука!

Все закивали, почёсывая затылки. Выходило, что Главного волхва убили неведомые заговорщики.

Для памов сойдёт и такая трактовка событий.

Коттин сидел на лавке, прислонившись спиной к тёплой печке — во время похода его продуло, пришлось повелеть, чтоб натопили. Древний странник со своими людьми занял практически всю мужскую половину княжеских хором, пустовавшую последнее время и частично занятую прислугой. За столом сидел воевода Чудес, богатырь Аминта, несколько влиятельных памов и боярских детей. Несмотря на то, что стояла глубокая ночь, в палатах наблюдалось постоянное движение — всё время входили и выходили люди: дружинники, сельские старосты, тотемские волхвы. Факела раздражающе чадили от сквозняков, по стенам плясали тёмные тени.

— Так, на чём остановимся? — голос воеводы хрипел устало — шли вторые сутки беспрестанного заседания. За это время в гриднице перебывала половина Великой Перми — даже княгиня Рогнеда заходила. Но Коттин о неё отмахнулся, велел увести пресветлую на женскую половину. Теперь она княгиня бывшая — пусть тряпками занимается. И посудой.

— Господа бояре и вече! — древний странник посмотрел на памов и боярычей красными воспалёнными глазами. — Значит, делаем так, как договорились. Эй, Стефан — доставай пергамент! Чай, не мужики — на бересте писать. Перо есть? Краска чернильная? Начинай!

Великая Пермь, коим именем вновь, отныне и навечно, будут зваться чудские земли, города, веси и княжества от Чудского озера до Уральского пояса, именем Вече постановило следующее:

Стольным градом с княжеским престолом навеки провозглашается Белозерск. В столице сей сидит Князь и Боярская дума. Дума назначается Князем и состоит из девяти бояр.

Самого же князя на престол сажает Вече. Князь передаёт престол старшему или иному сыну, как посчитает нужным, сам, без вмешательства Вече.

В случае же пресечения княжеского рода, собравшееся Вече выбирает Боярскую думу. Дума в течение месяца ставит на престол нового Князя, из числа своих бояр — по делам их.

Записал?

— Записал, Коттин, — ответил Стефан, скрипя по драгоценному пергаменту пером, брызгающим мелкими чёрными каплями. — Список Думы писать?

— Пиши, — Коттин посмотрел на Чудеса, подмигнул ему, тот вышел за дверь. — Семь родов у нас есть — тех, кто произошёл от сподвижников древних царей. Пиши — Скальд, Матан…

Когда список достиг семи человек, Коттин остановился, подошёл к кадке — налил чёрного кваса, от которого явно тянуло перебродившим хлебом. Памы задвигались, начали привставать со скамей — хлопали по спинам и плечам свежеиспечённых бояр, жали руки, что-то заговорщически шептали на ухо. Коттин допил кувшин, вытер скоблёный подбородок, оглядел людей ледяными глазами:

— Все вы знаете воеводу Чудеса. В случае войны, а может случиться всё что угодно, вон, шайки варягов из Словенска и Ладоги совсем обнаглели — Чудес поведёт в бой дружину. А если придётся собирать большое войско? — Коттин почесал ухо, задумался.

— Записывать, что ли? — Стефан подёргал названного брата за подол кафтана.

Кое-кто из бояр заворчал, среди памов пошёл говор — но тихо, почти шёпотом.

— Да и капля крови в нём есть…

Бояре открыли рты, да так и замерли. Кому-то уже принесли высокую шапку — так та чуть не упала с головы.

Коттин вынул меч, огляделся, как бы вспомнил, что отослал воеводу.

— Сейчас он прибудет — проверьте, если мне не верите. Меч-то светится не в каждых руках. Может, какой скифский царь или герой… какую-нибудь красотку в стог…

Вече, заседающее теперь в более узком составе на мужской половине, зашумело, заулыбалось:

— Да уж, пишите, коли есть происхождение-то! — крикнул какой-то захудалый пам с востока. — Военачальнику боярство с руки будет!

Стефан оглядел народ — никто рьяно не возражал, кто-то пожимал плечами — вывел нужные черты, подул на неровный лист.

— Чудес, воевода белозерский, — прошептал он.

— Осталось провозгласить только одного, — промолвил Коттин, услышав топот ног по лестнице. — Стефан, брось перо, покажись народу!