Кот баюн и чудь белоглазая

Вечером бабам было велено лечь с ножом под подушкой, с мечом под одеялом. Мужики не ложились вовсе, ходили проверять свои избы, сидели на дворе ведьмы — Коттин вызывал то одного, то другого. Бывший Кот пытался воссоздать события — но пока не всё складывалось. Ари сидел со Стиной за занавеской — ел ватрушки с вареньем, что-то тихо говорил ведьме. «Пусть говорит, — решил Коттин. — Ребёнок он и есть ребёнок — представит матушке детскую версию. А потом она придёт задавать вопросы мне. Я ей отвечу, как смогу. Сам задам вопросы. И тут она не отвертится — придётся ей говорить правду».

Однако чмоканье и чавканье Арианта навели Коттина на более прозаическую мысль — народу в избе не уменьшалось, хотя уже был поздний вечер, но ужин почему-то никто не нёс. Пришлось кликнуть Стину, пошептать ей на ухо. Ведьма выскочила на двор, сказала мужикам пару слов — через минуту дети, пребывающие возле взрослых, разбежались по домам — звать мамок и сестёр. Вскоре очаг пылал, тесто месилось, на дворе соорудили вертел, разделывали тушу свиньи — рубили на колоде ровными кусками мясо, чтоб быстрее. Тащили сметану, карасей, готовые хлеба, кто-то притащил крынку медовухи — Коттин отослал, дескать, не до того. После этого все прониклись важностью и опасностью текущего момента.

Пока древний странник насыщался, к нему неслышно подошла Стина, тихо спросила:

— Как завершишь тут, поедешь в Словенск?

— С чего ты взяла?

— А куда же ты ехал? — удивилась Стина. — Не в Чудово же? Ты ж не мог знать заранее о Папае…

— С мальчишкой поговорила? — увильнул от ответа Коттин. — Умный мальчик… его должны были привезти раньше, но он убёг. Кстати, Кстати, он вхож до князя, — равнодушно добавил Коттин. Стина высоко подняла бровь — замечание было в высшей мере странное. Поговорить с Котом стало для ведьмы насущной необходимостью — иначе она просто умрёт от любопытства, ведь рассказ мальчика грешил несоответствиями и провалами. — На дворе стоит Скилур, — продолжил Коттин. — Отведи Ариана к нему, пусть ночует в родном доме — может больше не придётся…

Стина взяла мальчика за плечо, подвела к охотнику, что-то сказала, оглядываясь на окно, откуда подсматривал Коттин. Скилур неловко приобнял сына, погладил заскорузлой ладонью по голове, молчал, не зная, что сказать. Потом наклонился, поцеловал Ари в щеку, что-то зашептал — слова нашлись. Посмотрел на ведьму — та кивнула. Повёл блудного сына домой, сказать новой жене, чтоб постелила лавку, не обидела…

Зажгли факела, Коттин вышел на крыльцо — на дворе Стины собрались все мужики, что не ушли на промыслы.

— Что приуныли? — закричал боярин, а может, и выше того — кто-то вызнал, что Коттин стоит за спиной самого князя.

— Что делать-то, господин? — по толпе прошло шевеление, огонь освещал людей, вымазанных в саже, и от того ещё невыносимее белели чудские глаза.

— Нежити испугались? — усмехнулся бывший Кот, и почти все инстинктивно сложили пальцы в сакральный оберег. — Нечего её бояться! Мы, люди, живы — а она уже нет. А ту, что бродит по лесам — так мы её на вилы.

Мужики смотрели недоверчиво, боялись — но боярин был прост, неспесив, ни как иные — проедут зимой в санках, из-под собольей шапки видны только надменные щёки, да высоко задранный нос. Даже и не взглянут — не то, что слово промолвят. А этот — эвон!

— Не ваши ли жёны вышивают на рубахах красным по белому оленей? Не под мировым ли древом пасутся они на небе? Это образ Дьяуса — древнего бога небесного света. Чего вам бояться?

— Так Дьяус на небе, да, небось, спит по ночам-то, — кто-то проговорил почти, что рыдающим голосом.

— На небе Дьяус, а у тебя яус! — хохотнул Коттин.

— Что? Что это? — завертели головами мужики, кто-то догадался, ржанул, как конь.

— То на первоязыке, — поведал древний странник. — Похоже, правда? Яйца у тебя есть, а рыдаешь, как баба! — вдруг заорал боярин.

Все заулыбались, стали посматривать друг на друга — кто это тут боится?

— Значит, так. Пожарище завтра прольём водой и раскатаем по бревнышку. Если трупы не сгорели — вытаскивайте, несите сюда, на двор. Сейчас разбейтесь по двое — обойдите все дома, загляните во все чуланы, сени, во все собачьи будки! Потом по четверо — обыщите все сеновалы, амбары, овины и конюшни! Потом так же по четверо сядьте вокруг деревни на огородах, зажгите огни. Оружие, какое есть, сложите рядом. Так и сидите вокруг деревни — не спите, посматривайте. Эй, кузнецы, есть вы тут? Спасибо за латы и мечи! Оплата серебром, как говорили. Если новое наковали — несите сюда десяток мечей.

Тут же всё пришло в движение, огни факелов разбрелись по селению — слава небесам, что подсунули этого боярина вовремя. А то б и не знали — что делать-то! Только старик Зензевей долго присматривался к Коттину — тот или не тот, кого в лесу встретил, но решил промолчать. Не время баламутить…

— Господа чудь, прошу нести службу верно, глаз не смыкать! Меняйтесь, как уговоритесь! За лесной нежитью должок. А я долгов не прощаю.

Если что — я сплю в этой избе. Без дела не беспокоить, — проворчал Коттин, чем вызвал оживление на неумытых рожах.

Стина сидела за столом, вышивала платок. Свеча не затрещала, хотя в дом вошёл не совсем человек. Напряжённые плечи женщины опали, она улыбнулась:

— Не желаете ли сметаны?

— Сметаны? Желаю. А как же! Почему ж мне не пожелать сметаны? — игриво произнёс боярин.

— А кружку эллинского вина?

— На коне с утра — ещё свалюсь…

— С кружечки?

— Мне одной много, а десяти — мало…

— Какой вы чудной… Кот, — зажеманилась ведьма.

— Какой уж есть, — промурлыкал боярин, задёргивая занавески от многочисленных любопытных лиц, прильнувших к прозрачным пузырям.

— Так уж, выпейте!

— Только с вами, одному никак! — Коттина приобнял Стину за талию, потом его рука спустилась ниже и замерла.

— Да уж если только вместе, я его и не пробовала, — улыбнулась ведьма, чувствуя, как придвинулась к древнему оборотню. Потом прижалась. Но это она сделала не сама — это вторая рука Коттина виновата. Вон как крепко обнимает!

— И долго мы будем обниматься стоя? — прошептал бывший Кот на ушко Стине, и тут же замолчал, отыскав её губы.

Через час, когда жар любовной лихорадки остыл и мокрый Коттин лежал на спине, гладя волосы женщины, ощущая на себе её закинутую ногу, он решил прояснить мучавший его вопрос. Осторожно приподняв Стину и положив её на себя, так, что тяжёлые груди заскользили затвердевшими сосками по влажной коже странника, Коттин только было открыл рот, как ведьма опередила его: