Кот, который проходил сквозь стены (сборник)

Юрист подошел к телефону (Квиллер представил его в фартуке и с шумовкой в руке) и заверил, что ничего не знает о рукописи. Среди бумаг Эндрю Гланца ничего подобного не было.

– Тогда где же она? – спросил Квиллер у Мэри. – Уместно предположить, что ее уничтожил тот, у кого были на это причины. Кстати, что было в первой главе?

– Там рассказывалось о женщине, которая собиралась отравить мужа. Довольно захватывающе.

– А почему Энди не дал тебе читать дальше?

– Он считал роман своей тайной. Тебе не кажется, что большинство писателей очень чувствительны, когда речь идет об их работе, еще не напечатанной?

– Всего вероятней, герои были взяты из жизни. Миссис Макгаффи, правда, думает иначе, но не ей судить. Она живет слишком замкнуто. Возможно, роман Энди раскрывал некоторые неприятные тайны Хламтауна.

– Он не сделал бы такого! Энди был таким деликатным…

Квиллер стиснул зубы. Такой деликатный, такой честный, такой умный… Эту песню журналист уже знал наизусть.

– Возможно, среди персонажей существовала и ты, – сказал он Мэри. – Вот Энди и не хотел, чтобы ты читала дальше. Возможно, описание было столь прозрачно, что тебя легко узнали бы. И семейный скандал, которого ты так боишься, разразился бы.

Глаза Мэри засверкали.

– Нет! Энди не мог так поступить.

– Ну, теперь мы этого никогда не узнаем. – Квиллер собрался уже уходить, но остановился. – Ты ведь знаешь Холлиса Прантца? Так вот, он говорит, что был маляром и оклейщиком стен и оставил работу из-за слабого сердца, а сам бегает, как юноша. Когда я был у него сегодня, он лакировал выставочные ящики.

– Лакировал? – удивилась Мэри.

– Он сказал, что готовится к завтрашней вечеринке, и тем не менее товара у него маловато.

– Лакировал в такой день? Да эти шкафы никогда не высохнут! Если наносить лак в сырую погоду, он останется липким навсегда.

– Ты уверена?

– Абсолютно. Сначала покажется, что лак высох, но, как только влажность повысится, поверхность снова станет сырой.

Квиллер дунул в усы:

– Странная ошибка, правда?

– Для того, кто утверждает, что был маляром, – ответила Мэри, – невероятная!

Позже дождь превратился в предательский мокрый снег, мелкий и густой, как туман. Квиллер отправился в магазин дешевой одежды и купил красную егерскую кепку с наушниками. Кроме того, готовясь к воровскому дебюту, он позаимствовал фонарь и лом у Коббов.

Пора было идти к Расселу Пэтчу, который пригласил журналиста послушать двадцатитысячную аудиосистему. Квиллер зашел домой и надел на Коко голубую шлейку. Поводок неизвестным образом исчез, но для дружеского визита он был необязателен. Благодаря шлейке кот выглядел подтянутым и спокойным, да и нести его по улице было проще в такой упаковке.

– Этот поход, – объяснил он своему мурлыкающему помощнику, – мы совершаем не только ради культуры. Прошу тебя, обнюхай все, что можно, и посмотри, не найдется ли что-нибудь интересное.

Бывший экипажный сарай находился через два дома от Коббов, и Квиллер засунул Коко за пазуху, чтобы тот не промок.

Они зашли в мастерскую, и хозяин провел их по узкой лестнице в странную комнату. Пол в ней был расчерчен на крупные шахматные клетки, у стен стояли статуи из белого мрамора на белых пьедесталах. Сами стены были разными: две – тускло-черные, две – ярко-красные.

Рассел представил своего друга – бледного молодого человека, либо очень стеснительного, либо очень хитрого, – со сверкающим бриллиантом на пальце, а Квиллер познакомил их с Коко, сидевшим теперь у него на плече. Коко только взглянул на новых знакомых и сразу же выразил пренебрежение, отвернувшись и устремив взгляд в противоположную сторону.

Отовсюду раздавались раздражавшие Квиллера звуки скрипок и флейт.

– Вам нравится музыка барокко? – спросил Расс. – Или предпочитаете что-то посовременнее?

– Коко предпочитает что-нибудь поспокойнее, – ответил Квиллер.

– Стэн, поставь ту – сонату Шуберта.

Аудиоаппаратура занимала ряд старых кухонных шкафчиков, переделанных под итальянский ренессанс.

И Коко не замедлил их осмотреть.

– Стэн, приготовь чего-нибудь выпить, – попросил Рассел. – Слушайте, этот кот совсем мирный! А мне сказали – он злобный!

– Если вам к тому же сказали, что я частный сыщик, то это тоже неправда, – заметил Квиллер.

– Очень рад. Не хотелось бы, чтобы кто-то шлялся по Хламтауну и копался в грязи. Мы упорно трудимся, чтобы создать району приличную репутацию.

– А я таки раскопал один интересный факт: оказывается, ваш друг Энди писал роман о Хламтауне.

– О да. Я говорил ему: он тратит время зря. Если в романе нет секса, кто его купит?

– А вы читали рукопись?

Расс рассмеялся:

– Нет, но могу себе представить, что там было. Энди был занудой, просто занудой.

– Самое интересное, что рукопись пропала.

– Наверное, он ее выбросил. Я же говорил вам, что это был за человек – хотел полного совершенства во всем.

Квиллер взял стакан лимонада и обратился к Стэну:

– А вы тоже занимаетесь антиквариатом?

– Я парикмахер, – тихо ответил Стэн.

– Я слышал, это неплохо оплачивается.

– Не жалуюсь.

Заговорил Расс:

– Хотите знать, откуда на самом деле у него «ягуары» и бриллианты? Удачная игра на бирже – это кое-что!

– А вы играете? – спросил Стэн журналиста.

– Честно говоря, у меня никогда не было начального капитала, так что я этим не занимался.

– А чего тут заниматься? – сказал Стэн. – Брокер каждый год удваивает мой капитал.

– Серьезно?

Квиллер задумчиво раскуривал трубку, прикидывая в уме: получаем первую премию «Прибоя» и превращаем в… две, четыре, восемь, шестнадцать, тридцать две тысячи за пять лет! Возможно, он просто зря тратит время, пытаясь сделать из мухи слона.

Коко обследовал всю комнату и теперь прилег возле теплового счетчика, не обращая внимания на Шуберта.

– Слушайте, я бы хотел попробовать одну штуку, – сказал Расс. – У меня есть кое-какая электронная дребедень, бьющая по высоким частотам, – «белый» шум, компьютерная музыка, синтезаторы и все такое. Давайте посмотрим, как отреагирует кот. Животные же воспринимают недоступные человеку диапазоны.

– Не возражаю, – ответил Квиллер.

Шуберт закончился, и тут тридцать шесть колонок выдали концерт с воем и писком, блеянием и ржанием, дребезжанием и чириканьем, от которых чуть не лопались барабанные перепонки. При первых звуках Коко навострил уши, а через миг вскочил. Он выглядел озадаченным. Потом побежал по комнате, резко повернул и бросился назад.