Кот, который проходил сквозь стены (сборник)
Шрифт:
– Он был настоящим мужчиной, – прищурилась Клатра. – Таких уже мало осталось, поверьте мне! – Она снова чихнула. – Извините! Не знаю, что со мной такое.
Квиллер заметил, что Коко зарылся носом в страусовые перья.
– Айрис очень переживает, – вздохнул он.
Клатра достала из какого-то потайного кармашка шифоновый платочек и дотронулась до глаз, покрасневших и слезящихся.
– У Айрис прибидения больше де будут перекладыбать очки, – сказала она. – Си-Си вставал да рассбете и так над ней подшучибал.
– Трогательная семейная игра! – сказал Квиллер. – Послушайте, а у вас случайно нет аллергии на котов?
На этом
Клатра крикнула ему вслед:
– Нанесите бне бизит без своего беликолепного друга!
Журналист отнес Коко домой и переоделся для следующей встречи. Открыл словарь. «Любисток – домашнее лекарство». От какой болезни, статья умалчивала. Квиллер открыл банку креветок и угостил Коко, а потом некоторое время размышлял о голосе Клатры. Такой когда-то называли испитым.
В назначенный час он нашел Бена сидящим напротив дома в сером микроавтобусе – удивительно ржавом, с проволочной вешалкой вместо антенны и боковой фарой, болтавшейся на одном болте и грустно глядевшей в кювет. Водитель облачился в клетчатую куртку, шлем первых авиаторов и длинный полосатый шарф.
Мотор несколько раз кашлянул, машина затряслась и выкатилась на дорогу, засасывая куски мокрого снега в дыру под приборной доской. К счастью, до театра «Гаррик» ехать было недалеко. Он гордо высился среди других заброшенных зданий, похожий на сохранившуюся часть Венеции XV столетия.
– Увы, бедный «Гаррик»! Мы хорошо его знали, – мрачно произнес Бен. – Когда-то здесь играли актеры со славными и знаменитыми именами. Потом пошли водевили. Потом немое кино. Потом звуковое. Потом две картины за сеанс. Потом итальянские ленты. Потом фильмы ужасов. Потом ничего. А теперь – только Бенджамин Николас играет перед зрительным залом, полным привидений, и ему аплодируют голуби.
Квиллер тащил лом. У обоих были фонарики. Под руководством актера журналист отодрал доски, которыми были забиты двери служебного входа. Гвозди поддавались легко, словно не в первый раз, и двое мужчин вошли в темное, тихое, пустое здание.
Бен провел Квиллера по узкому коридору – мимо комнатки швейцара, мимо скелета железной лестницы – на сцену. От зала осталась только пустая оболочка, увешанная мертвыми проводами, покрытая пылью и полуразрушенная в местах, где со стен и двух ярусов лож ободрали украшения. Квиллер направил свет фонарика вверх. От величия «Гаррика» остались только фрески на потолке – летящие фигуры Ромео и Джульетты, Антония и Клеопатры. Нести отсюда больше нечего, почему же Бен привел его сюда? Вскоре Квиллер понял. Старый актер вышел на середину сцены, и жуткое представление началось:
– Друзья, сограждане… – страстно начал Бен.
– Друзья, сограждане… – донесся далекий вибрирующий голос.
– Внемлите мне! [11] – рявкнул Бен.
– Сограждане… Друзья… Внемлите… Сограждане… Мне… Внемлите… – эхом вторили призраки былых времен.
– Увы! – произнес Бен после монолога и после того, как Квиллер похлопал ему, не снимая перчаток, и пару раз крикнул «браво». – Увы, мы родились слишком поздно… Однако давайте же работать! Чего наша душа желает? Резного дерева? Мраморной крошки? Выбор невелик: разбойники разорили это место.
Но вот! – Он пихнул ногой каминную решетку. – Пожалуйста, бронзовая безделица!11
У. Шекспир. «Юлий Цезарь», акт III, сцена 2. Пер. М. Зенкевича.
Журналист ловко вытащил из кучи мусора почерневшее хитросплетение металла. Поднялась пыль.
Охотники за сокровищами закашлялись. Над головой захлопали крылья, и Квиллер подумал о летучих мышах.
– Давайте выбираться отсюда, – сказал он.
– О нет, останьтесь! Сделаем еще одну попытку! – Бен осветил фонариком ложи. Все они были начисто обчищены, кроме первой слева – ее все еще украшал каменный крест, поддерживаемый херувимами при трубах и цветочных гирляндах. – Этот архитектурный изыск принесет неплохой доход!
– Сколько?
– Сто долларов от любого антиквара. Двести от знающего покупателя. Триста – от какого-нибудь дурака.
– Как мы это снимем?
– Другим удавалось. Будем же отважны!
Бен повел журналиста в бельэтаж, а оттуда – в ложу.
– Держите оба фонаря, а я посмотрю, что удастся сделать ломом, – сказал Квиллер, перегнулся через перила и стал отдирать барельеф. Пол предательски затрещал.
– Макдуф, мужайся! [12] – вскричал Бен.
12
У. Шекспир. «Макбет», акт IV, сцена 3. Пер. Б. Пастернака.
– Посветите через перила, – попросил Квиллер. – В темноте неудобно работать.
И замер, подняв лом: в пыли на полу обнаружилось нечто интересное. Квиллер обернулся, чтобы взглянуть на Бена, и был ослеплен светом двух фонариков. Усы у журналиста дернулись, и он отступил назад. Затрещало дерево, раздался грохот, и снизу поднялся столб пыли. Два луча света как сумасшедшие танцевали на стенах и потолке.
– Черт возьми! – выдохнул Квиллер. – Перила обвалились!
Они исчезли, а прогнувшийся пол ложи тонул в темноте.
– С нами были святые! – проговорил Бен, охрипнув от потрясения или от пыли.
– Давайте фонарик, будем выбираться отсюда, – сказал журналист.
Они поехали обратно, забросив каминную решетку на заднее сиденье. Квиллер молчал, вспоминая, как едва избежал падения, и думая о том, что увидел в пыли.
– Сегодня наше представление не вполне удалось, – извинился Бен. На кончике его носа блестела снежинка. – Мы промерзли до костей. Но пойдемте в бар, и вы будете свидетелем спектакля, от которого сердце ваше согреется. Выпейте с нами бренди.
Здание, в котором разместился «Львиный хвост», в двадцатых годах было здешним банком – римский храм в миниатюре, оскверненный теперь светящейся вывеской и армией стаканов в окнах-арках. У стойки и за столами собрались завсегдатаи – мужчины в рабочей одежде и разношерстная публика Хламтауна.
Когда Бен вошел, его встретили приветственные крики, топот ног и хлопанье по столам. Он изящно поклонился и поднял руку, требуя тишины.
– Сегодня, – объявил он, – краткая сцена из «Короля Ричарда III», а потом ставлю всем присутствующим!