Ковчег
Шрифт:
— Так что же подсказывает логика?
— Твои рассуждения неверны, — возражаю я. — Ты забываешь, что Солнце и Луна сверху, а Земля снизу.
— Где снизу?
— Здесь.
— Где здесь?
Естественно, я не знаю, что ответить. Тут любой бы смутился.
— Давай-ка я тебе кое-что покажу, — предлагает он.
Он ведет меня на нижнюю палубу, кладет на стол два лимона.
— Это Земля, а это Солнце, — говорит он. — Земля крутится вокруг Солнца, как веретено.
— Чушь.
— Более того, — усмехается он и берет третий лимон. — Вот Луна. У меня только две руки, показать
— Ну да. Мне больше нравилось, как ты рассказывал о том, что у Бога есть мужские принадлежности. Какие у тебя доказательства?
— Солнце встает и заходит — вот мое доказательство. Это происходит потому, что Земля вертится вокруг Солнца.
— А почему мы не чувствуем вращения?
Он пожимает плечами.
— Ладно, — говорю. — Допустим, Луна всходит и заходит, потому что вращается вокруг нас, точно так же, как мы вертимся вокруг Солнца.
— Точно.
— Вот тебе вариант попроще. Мы стоим на месте, а вокруг нас вертятся Солнце и Луна. Земля плоская, в чем каждый может убедиться своими собственными глазами. Докажи, что я не права.
— Не могу, — он многозначительно пожимает плечами. — Но мне нравится моя теория. В ней радующая глаз симметрия, которая есть в танце. Мне нравится мысль о том, что мироздание танцует.
Значит, он еще и поэт.
— К тому же моя теория объясняет еще кое-что.
— Что именно?
Он выстраивает лимоны в линию.
— Иногда Луна проходит между Землей и Солнцем. Поскольку они одного и того же размера, Солнце на время пропадает, и Землю окутывает тьма. Ты когда-нибудь такое видела?
— Видела. Мой деверь Сим назвал бы это дурным знамением. Даже на моей родине люди приходят от этого в ужас.
— Где бы ни жили люди, затмение наводит на них страх. Хотя, сама видишь, явление вполне объяснимое.
Он расстилает на столе свиток, испещренный мелкими значками, выстроенными в колонки.
— Согласно моим подсчетам, следующее затмение произойдет ровно через две недели. Точно в полдень. — На его красном обветренном лице играет удовлетворенная улыбка. Он как ребенок, который только что справился со сложной задачкой. — Весь мир погрузится во мрак, — с удовольствием произносит он.
— Запомню, — говорю ему тоже с улыбкой, хотя внутренне содрогаюсь.
— Запомни, — кивает он. — И не забудь, кто тебе обо всем рассказал. После затмения подумай еще раз о танце, в котором кружатся небеса.
Через десять дней я высаживаюсь на северном побережье и присоединяюсь к банде северных варваров, возвращающихся после набега на южные города. Они признают во мне северянку, мне удается выдать себя за жрицу Оды, поэтому бандиты дают мне лошадь и не трогают меня. Мы едем по ночам, держась подальше от населенных мест, приближаясь к ним только для того, чтобы украсть скот. Мои спутники головорезы, одетые в волчьи шкуры; они, не задумываясь, перерезают глотку любому, кто встает у них на пути. Я прилагаю все усилия, чтобы избежать кровопролития, но дело это непростое. Я ведь жрица Оды, пьющей кровь своих врагов, а врагов у Оды немало.
Я собираюсь пробраться на север и обратиться к женщинам —
главам родов с просьбой помочь мне собрать как можно больше животных. После этого я отвезу животных на юг. Спору нет, план нельзя назвать изощренным, однако, в силу сложившихся обстоятельств, других вариантов у меня нет.Мои спутники лишены изящества, как и многого другого, но их поведение предсказуемо и с ними я в безопасности. Два дня проходят без особых происшествий, но на третью ночь мы натыкаемся на маленькое поселение в пару-тройку домов, где нам оказывают серьезное сопротивление. Три человека из банды гибнут под ударами копий. Защитники, вооруженные каменными топорами и короткими бронзовыми мечами, кидаются на нас. При свете луны идет короткая кровавая схватка. Мы превосходим защитников числом, и вскоре все они гибнут. Новых потерь у нас нет. Бандиты без промедления убивают женщин. Остались только дети — четыре девочки и два мальчика. Девочки маленькие, вряд ли у них хоть раз были месячные. Мальчикам года по четыре, может, пять.
Бандиты насилуют детей. Я отхожу в сторону и бормочу проклятия на языке Хама — эти свиньи принимают их за молитву Оде. Когда мужчины вдоволь натешились, дети, к счастью, уже без сознания. Бандиты поджигают соломенные крыши, двое из них извлекают мечи, чтобы перерезать детям горло, но тут подает голос главарь:
— Подождите!
«Слава Богу», — думаю я.
— Пусть этим займется жрица, — говорит главарь. — Как-никак это воля Оды.
Они поворачиваются ко мне. Песочные пряди главаря, словно гадюки, ниспадают ему на плечи, плечи и грудь укрыты кожаными пластинами, на месте некогда отрезанного носа — небольшое утолщение.
— Ну, жрица?
Я делаю глубокий вдох.
— Ода не желает этой жертвы.
Мужчины переминаются с ноги на ногу.
Глаза главаря сверкают, в них отражается горящий огонь.
— Как интересно. Предыдущая жрица, которая геройски погибла, сражаясь с нами плечом к плечу, говорила совсем иначе.
Мужчины перешептываются и согласно кивают.
— Она говорила, что нужно убивать врагов Оды при любой возможности. Кроме того, она сражалась с нами, а не пряталась за лошадь при первом признаке опасности. Она была настоящей жрицей.
— Как и я.
Главарь презрительно улыбается, обнажая коричневые пеньки зубов. Отверстия на том месте, где должен быть нос, выглядят омерзительно:
— Не думаю.
Бандиты делают шаг вперед. В отчаянии я пытаюсь совладать со своим голосом и говорить спокойно:
— Думайте, что делаете. Ода разгневается, если хоть волос упадет с головы ее слуги.
Хохоча, они заламывают мне руки, связывают запястья и кидают на одну из лошадей.
— Увидим, — обещает главарь.
Мы скачем сквозь ночь. Когда днем на привале они швыряют меня на землю, у меня кружится голова, меня тошнит. В моем желудке, измученном долгой тряской, уже давно ничего нет.
Мужчины обступают меня, поглаживая себя между ног.
— Послушайте, — говорю я. — Не делайте этого. Пощадите себя.
Они смеются.
Я всю ночь думала над тем, что им сказать.
— Сегодня с небес исчезнет солнце. Только троньте меня, и больше никогда не увидите солнечного света.