Ковен озера Шамплейн
Шрифт:
Я смотрела на Ферн через зеркальный стеллаж и слушала ее так внимательно, как никогда в жизни. Почему каждый злодей рассказывает свою историю прежде, чем поставить в ней жирную точку? Потому что любой человек, даже преисполненный желчью и ненавистью ко всему живому, хочет быть понятым.
– Морган.
Ферн отставила духи и, взглянув на меня, уточнила:
– Что – Морган?
– Девочка, которую ты хотела забрать себе, но не успела. Она доказательство твоей неправоты. Морган верила в свою правду сильнее, чем все, кого я знала, но все равно открылась миру, когда он показал ей другую сторону. Она уступила истине и прислушалась к людям, которые думали иначе. Морган не побоялась усомниться. Ей хватило смелости признать, что все сложнее, чем она считала…
Маска, выражающая непоколебимую решимость, треснула на лице Ферн, но гордость залатала ее за секунду. Она повела плечом:
– Причинит. То ли еще будет… Она ведь Эхоидун.
Я нахмурилась, не зная, чем потрясена больше: тем, что Ферн была в курсе легенд и вовсе не считала их вымыслом, как и Диего, или же тем, что при этом она так и не явилась за Морган вновь.
– Поэтому ты и не забрала ее, – догадалась я, остановившись в дверях бутика, когда Ферн двинулась к выходу. – Тебе не магия ее нужна была… а помощь. Ты надеялась обернуть ее злость на родителей себе на пользу и приручить, как тех ведьм, что пришли с тобой в Шамплейн. Вот только Морган не разделяла твоих взглядов на справедливость… И ты уступила ее мне.
– Я уступила ее, потому что к тому моменту, как из Морган получится что-то толковое, я уже уничтожу Шамплейн, – резко ответила Ферн и указала пальцем на отдел молла, выложенный мозаикой: – Туда. Последний магазин нашего состязания.
– Бутик одежды?..
Я напряглась, ведь там вряд ли можно было украсть действительно ценную вещь. Значит, Ферн уже свистнула что-то из парфюмерии. Или из ювелирного? Как я прозевала этот момент? И почему до сих пор не украла ничего?! Позволила себя отвлечь и запутать! Перестав паниковать, я кивнула и решительно устремилась к стеллажам, завешанным платьями. Несколько из них, из натурального шелка, от домов известных брендов, стоили несколько тысяч… Но достаточно ли этого? Проклиная решение оставить алмазные серьги, я схватила несколько нарядов и спряталась в примерочных, принявшись переодеваться. Раньше я крала только так – несла украденную вещь на себе. Придется воспользоваться старым приемом. Да и взглянуть на себя в зеркало в новом приобретении не мешает: Коул простит меня куда охотнее, если не сможет говорить от восхищения. Поэтому нужно красть не только дорогое, но и красивое!
Словно откликнувшись на мысль о нем, запястье с меткой заныло. Я задрала рукав кофты и растерла ее, светящуюся оранжевым. Она делила мою магию на две половины, одна из которых переходила к Коулу, который дрался неподалеку от молла. Интересно, с кем именно? Под ложечкой тревожно засосало, но нет, все должно быть в порядке. Рядом с ним наверняка Гидеон: либо он поможет брату, либо… они дерутся друг с другом.
– Ну? Как я смотрюсь? – Крик Ферн заглушил симфонию, льющуюся из динамиков, и шторка примерочной бесцеремонно отъехала в сторону.
Мое счастье, что к этому моменту я успела застегнуть платье. Ферн щеголяла по коридору из зеркал, красуясь на зависть другим покупательницам: платье цвета утреннего неба с меандром подчеркивало ее безукоризненные пропорции. С косами длинных светлых волос Ферн походила на знатную даму, сошедшую с картин Пармиджанино. По полу шлейфом растянулся тяжелый батист, но воздушные рукава-фонарики придавали платью визуальную легкость. Полупрозрачное декольте из ажурной сетки обнажало старые шрамы, но маскировало их игрой света, создаваемой хитросплетениями ткани.
– Тебе идет, – все, что сказала я, прикидывая, во сколько может обойтись такое платье.
– А тебе нет.
Ферн сморщила носик, кивая на мое платье, и я опустила глаза. Кукольное, лимонно-желтое в мелкий цветочек, платье напоминало беззаботное детство, которое у меня бессовестно отобрали. В нем я действительно смотрелась как бледная моль, переевшая гуталина: какая-то зеленая, перетянутая плетеными ремешками на талии и несуразная. В таком виде разве что ложиться в гроб. И где были мои глаза?
– Не верю, что говорю это, но, пожалуй, ты права.
Я задернула шторку и снова взглянула
на себя в зеркало, тусклую и не выспавшуюся с дороги. Я узнавала маму и членов своей семьи в тех чертах своего лица, что, будучи моими, в то же время принадлежали им: маленький нос с заостренным кончиком, как у моей сестры Эммы; миндалевидная форма глаз Виктории, роднящая нас скорее с семейством кошачьих, а не с королями Франции; узкие скулы, как у отца (моего настоящего отца), и та же симметрия, что у Маркуса. А еще мраморно-серый взгляд, как решка серебряной монеты, который был присущ каждому, кто носил фамилию Дефо. Если хорошенько вглядеться, я могла узнать в себе даже Ферн: тот же подбородок с низкой ямочкой, отсутствие веснушек и родинок на лице и болезненная худоба, которая обернулась бы выпирающими костями, если бы не неиссякающая страсть к еде. Я заставила себя улыбнуться до самых ушей, наклонившись к зеркалу, – да, улыбка у нас тоже одинаковая. Отвратительно.– Одри, ты скоро? Мне становится скучно!
Я стряхнула с себя это болезненное наваждение и дотянулась до застежки платья на спине. Если уж и красть что-нибудь, точно не это безобразие!
– Одну минуту! Я сейчас… Ой, нет… Свиной чертополох!
Застежка зажевала ткань, и платье затрещало, стоило мне поднять руки слишком высоко, – швы в проеме начали расходиться. Радуясь, что здесь хотя бы нет Тюльпаны, которая точно пошутила бы про мою любовь к паприкашу, я попыталась еще раз избавиться от платья. Задранное до трусов, оно натянулось вокруг моей головы, зажав вверху мои руки и лишив доступа кислорода – ни снять, ни надеть обратно. Обездвиженная, я пнула стенку примерочной, пытаясь не поддаваться клаустрофобии.
– Ферн, ты не могла бы заглянуть ко мне? Здесь кое-какие проблемы…
Мне не хотелось просить ее, но и возможность провести в этом платье остаток своей жизни тоже не прельщала. Услышав лязг металлических колец и шуршание шторки, я испустила облегченный вздох и с готовностью подставилась под чьи-то ловкие руки, развернувшие меня.
– В Железной деве и то комфортнее, чем в этом платье. Сними его с меня!
– Конечно, милая сестричка. Я всегда готов прийти на помощь!
Меня прошиб холодный пот. Кровь отхлынула от лица, и я вцепилась обеими руками в крючок для сумки, едва не сорвав его с петель, лишь бы устоять на ногах. Мой ужас был неописуем – он овладевал мной каждый раз, когда я слышала этот голос, вместе с отвращением, испепеляющей ненавистью и инстинктом самосохранения. Ледяные пальцы, контрастирующие с моей разгоряченной кожей, никогда и никого не касались так нежно.
Джулиан потянул за язычок и, профессионально обнажив мою спину до поясницы, дернул платье вниз. Я осталась стоять посреди примерочной практически голая, чувствуя его влажные губы, прижавшиеся к моей левой лопатке.
– Что ты здесь делаешь? – спросила я шепотом, боясь повернуться.
Я увидела протез в боковом зеркале – совсем новенький и чистый, из бурого металла с переливающимися глянцевыми прожилками, будто бы выточенный из янтаря. От его блеска у меня зарябило в глазах.
– Ты думала, раз Ферн взяла с собой Гидеона, она оставит родного брата? – ответил вопросом на вопрос Джулиан, поднимаясь губами чуть выше. Лишь когда его дыхание обожгло мою шею, я вернулась в собственное тело и отскочила, крутанувшись волчком.
Хлесткий удар отрезвил и меня, и его.
– Ай, – все, что сказал Джулиан, прижав свой протез к пылающей щеке, самодовольно улыбаясь.
Его пепельно-русые волосы лежали в художественном беспорядке, а темно-синий жакет с золотыми пуговицами едва сходился на широком торсе. Костюм Джулиана, включающий черные туфли и подпоясанные брюки с цепочкой часов, висящей на ремне, был на пике моды в девятнадцатом веке. В таком виде в то время его слепо приняли бы в клуб джентльменов. Высокий, подтянутый, с идеальным овалом лица и пухлыми губами. Разглядывая себя в зеркало десять минут назад, я забыла о чертах Джулиана, даже не вспомнив о нем. И тогда, и сейчас правда колола глаза: мы с ним не просто похожи… Мы похожи как две капли воды.