Ковен озера Шамплейн

Я уже иду за тобой, Мадам Саламандра.

Пододвинув стул, Диего взгромоздился рядом, но жестом велел мне не шевелиться. Вытянув руки по швам, я краем глаза наблюдала за тем, как он рассекает кончик большого пальца о собственный вздох. Беззвучное заклинание пронзило кожу, и выступила рубиновая капля крови. В одной лишь тонкой футболке, сквозь которую просвечивали его тату, и босой Диего прижал окровавленный палец к моему лбу.

– Бог Птах отверзает мои уста, и бог моего города ослабит пелены; пелены, которые на моих устах.

Молитва из Книги Мертвых. Диего повел большим пальцем, рисуя что-то, что пронзило меня древним колдовством, как электричеством. Оно было в каждой капле его крови – вязкая, полуночная магия, эссенция мрака, что всегда сгущался перед рассветом. Я почувствовала странную перечную свежесть в горле, будто от проглоченной мятной жвачки, и закрыла глаза. Палец Диего вильнул в сторону, распуская на моем лбу око Уаджет – глаз Гора, что оберегает от сил зла и напастей. Такие знаки рисуют на мертвых.

– А затем придет бог Тот, вооруженный словами могущества в великом изобилии, и развяжет перевязи, равно как и перевязи бога Сета, которые на моих устах.

Что-то загрохотало. Я разомкнула веки и покосилась на Диего. Он водрузил на тумбу медный чан с водой, на поверхности которой плавали янтарные капли можжевелового масла и семена фенхеля. Затем Диего снял все кольца с пальцев, сложил их на серебряном подносе и погрузил руки в священный травяной настой.

На простынь закапала магия.

– Старайся смотреть мне в глаза и не вырываться, – велел Диего, кладя одну мокрую ладонь мне на грудь, а другую – на лоб поверх кровавого рисунка. – Будет больно, hermanita. Очень больно.

Отступать было некуда. Бросив последний взгляд на безмятежную Зои, прощаясь с ней перед тем, как увидеться вновь, я кивнула. Все, что происходило дальше, длилось всего пару минут, но было настолько мучительно, что эти минуты показались мне вечностью.

– Осирис откроет врата в Дуат, и пусть вода потечет.

Вода действительно потекла по моим ребрам, когда Диего вдавил ладонь мне в грудь – аккурат в то место, где предательски быстро забилось сердце. Он будто норовил переломать мне кости, налегая всем весом. Терпеть приходилось изо всех сил. Казалось, еще чуть-чуть – и что-то внутри меня хрустнет. Стараясь держать себя в руках, я смотрела Диего в глаза, как он о том просил. Бирюзовая радужка, сияя, почти поглотила черный зрачок, а заодно поглотила и меня.

– Осирис откроет врата в Дуат, и пусть кровь закипит.

– Диего… – выдавила я, не замечая, как рефлекторно пытаюсь выскочить из-под его рук, давящих все сильнее и сильнее.

Взгляд неожиданно поплыл, и все вокруг задернула смоляная дымка. Каждую мышцу сводило и рвало на части, но больше всего ныло в груди – сердце пылало, замедляясь против собственной воли. В меня будто вколачивали раскаленную кочергу, и я вдруг поняла, что происходит с моим телом.

– Осирис откроет врата в Дуат, и пусть сердце замрет.

Стук. Стук.

– Диего! – воскликнула я, поддавшись панике, когда осознала, что именно он пытается сделать.

«Лежи неподвижно, Одри!» – услышала я в голове его голос, вытеснивший из нее Башню, хотя губы Диего шептали совсем иное:

– Осирис откроет врата в Дуат, и пусть в них ее душа войдет!

Стук. Стук.

Тишина.

По лбу растекся жидкий свинец, а в груди – металл. Сделав вздох, я уже не выдохнула. Пальцы Диего ослабли, отпустив меня, но грань была пройдена. Я откинула назад голову и почувствовала, как мое отяжелевшее тело проваливается в перину матраса.

Любой ритуал должен быть доведен до конца. Даже тот, в котором нужно умереть всего на секунду, чтобы в следующую перенестись туда, куда нельзя живым.

– Диего?

Казалось, я перестала существовать. Наверное, такой и была настоящая смерть: сплошь холод, напоминающий о спальне Зои, но душащий, как плотный туман. Я не чувствовала ног, настолько свободная, что превратилась в ничто. Зато я отчетливо слышала голос Диего:

«Дуат похож на калейдоскоп – крутишь, вертишь и каждый раз находишь что-то новое. Тысяча отражений, однако все они смотрят друг на друга. А ты, даже смотря в одно, смотришь во все сразу. Именно поэтому каждая душа видит Дуат по-своему. Необычно, правда? В детстве я мог часами бродить по нему… Но мне никогда не удавалось постичь это место до конца. И никому не удастся».

Вот что имел в виду Диего, когда говорил об относительном течении времени – я будто провисела в Дуате бесплотным духом целое тысячелетие, прежде чем органы чувств наконец-то вернулись. Сначала осязание, затем зрение и обоняние…

«Все, ты прошла. Добро пожаловать в Дуат!»

Но все, что я увидела перед собой, наконец-то вернув себе физическую (или псевдофизическую) форму, – это обычная пустыня: дюны и холмы из коричневого песка, похожего на тростниковый сахар, на горизонте которых дрожал мираж большого города.

«Это Первый Дом – один из двенадцати домов Дуата. Красиво, правда?»

– Очень, – соврала я с притворным восхищением. – Обожаю песок!

«Эй, не капризничай! Ты видишь Дуат таким, потому что я твой проводник, а мой культ – это Осирис. Кстати, случайно встретишь его – передай от меня пламенный привет. Когда-то мы были очень… близки. Мой самый необычный опыт!»

– Фу, Диего, – скривилась я, обернувшись: позади меня возвышались идентичные дюны, уходящие на много миль вдаль. Заблудиться в этом месте было проще, чем приготовить паприкаш: я сделала несколько шагов в сторону города-миража и вдруг заметила, что мои следы исчезают прямо на песке, не давая запомнить, откуда именно я пришла. – И это царство мертвых? Как странно… Стоп, а это еще что?

«Ах, это… Копия моего браслета, да. В нем то время, что отведено тебе в Дуате на поиски Зои».

Я, удивленная, подняла к глазам запястье и внимательно рассмотрела змеиный браслет, вьющийся вокруг руки. Там, в реальности, он по-прежнему был надет на Диего, но здесь принадлежал мне. Только теперь вместо песка в длинном стеклянном брюшке змеи плескалась свежая кровь: колба с ней, изогнутая, тянулась почти до раздвоенного языка. С гремучим хвостом, завивающимся под моим локтем, змейка казалась эфемерной – слишком легкой для украшения из черненого серебра. Пока я рассматривала ее, мне вдруг показалось, что кровь в колбе опустилась на несколько миллиметров ниже…