Ковен озера Шамплейн
Шрифт:
Хлоп-хлоп!
– Ты слышала это? – спросила я, оборачиваясь, когда мы, преодолев чехарду коридоров, наконец-то очутились в крыле, отдаленно напоминающем жилое.
Тот же самый звук… Морган последовала моему примеру и, притормозив, осмотрелась.
– О чем ты? – нахмурилась она. – Я ничего не слышала. Но, знаешь, мне тоже не по себе. Помнишь, что сказал директор? Во время войны здесь сгорел приют… А на кладбище в Ривер-Хейтс я частенько встречала призраков. Вдруг здесь они тоже есть? Ведь чем место пожара не кладбище.
– Может быть, – согласилась я, умолчав о сомнениях.
В таких местах, поросших не только пылью и плющом, но и историей, пару призраков всегда можно было сыскать. Мама рассказывала, что раньше они
Неужели все дело в убийстве мальчика? Но это ведь случилось за территорией школы… В лесу, а не в этих стенах. У местных призраков не должно быть поводов для беспокойства.
«Хлоп-хлоп», – раздалось снова, но в этот раз я проигнорировала звук.
– Давай поскорее найдем мальчика, – сказала я, устремившись вперед.
– А это разве не он?
Я остановилась рядом с Морган, повернувшей за угол купален, и поняла, что она снова права.
– Один. Два. Три… Нет-нет! Я не готов! Мне нужно еще немного времени, пожалуйста…
Мы едва не прошли мимо него, слившегося с тенями приоткрытой спальни, где в ряд стояло шесть деревянных коек с балдахинами. Везде было прибрано: заправленные постели, дорогие сатиновые простыни, личные шкафчики с вещами… Почему-то закрытые на маленькие замочки. По углам были расставлены книжные шкафы и несколько письменных столов со стопками учебников. Мальчик же сиротливо слонялся перед окном. Взад-вперед, взад-вперед. Оно выходило прямиком на конюшню, и ржание лошадей было слышно так отчетливо, что заглушало прочие звуки. Кажется, обитателю комнаты это нравилось: каждый раз, когда какая-то лошадь громко заявляла о себе, он прикрывал глаза. Веснушчатое лицо, продолговатое, с мелкими чертами, расслаблялось. Мальчик был не старше одиннадцати, еще даже не оформившийся в подростка. Такая же безукоризненно белая рубашка и синий пиджак с нашивкой, как у всех остальных, но на брюках красовались затертые пятна, словно от частых падений. Выглядел паренек болезненно: весь его внешний вид выдавал непомерную усталость, неестественную для ребенка. Глубокие синяки под ресницами – такие бывают, если не спишь сутками… Нет, неделями.
– Что же делать… Как найти… У меня не получится… – бормотал мальчик, мечась вдоль подоконника.
При виде нас, вынырнувших из-под морока, он притих и обхватил себя руками.
– Привет, – улыбнулась Морган первой, когда стало понятно, что первым наш единственный свидетель не заговорит, предпочитая пялиться на нас и прижиматься спиной к окну. – Ты Эдвард? Директор сказал, мы можем поговорить с тобой… о твоем друге. Кристиане.
Хватило одного упоминания этого имени, чтобы Эдвард ощетинился. Глаза его, голубые-голубые, как небо, превратились в две узкие щелки, но уже не от испуга, а от раздражения.
– Вы не похожи на полицейских, – весомо заметил Эдвард, задержав взгляд на Морган, ровесники которой тоже учились в «Арлингтоне». – Если вы не они, то, пожалуйста, уйдите! Я уже рассказал директору все, что знаю.
– О чем? – решила подыграть я. – О том, что Кристиана похитили?
Мальчика передернуло, и его взгляд – такой взгляд, которого не должно быть у ребенка, – пронзил меня насквозь.
– Кристиана не похищали. Он… сбежал. Сбежал, да.
Все мы трое знали, что это ложь. Но какой ребенок осмелится сказать в лицо взрослому: «Моего лучшего друга утащила и сожрала паукообразная тварь»? Поняв, что так, с ходу, ничего не получится, я отодвинула назад Морган и подошла к Эдварду.
– Нехорошо врать тем, кто может тебе помочь, – мягко пожурила я.
– Вы уже приезжали в школу раньше, да? – вдруг спросил Эдвард, склонив голову набок, и я едва сдержалась, чтобы не ответить: «Нет, но я была в твоем теле». Раздумывая, стоит ли доверять мне из-за какого-то
фантомного чувства родства, паренек тряхнул головой и глянул на свое запястье. На нем не было ничего, кроме закатанного манжета рубашки. – Может, вы и способны помочь, но явно не мне. Для меня уже слишком поздно. Я потерял дедушкины часы…– Уверена, он не будет сердиться.
– Нет, дело не в этом…
– А в чем тогда? Объясни.
Эдвард моргнул несколько раз и замолчал. Я вздохнула. Так у нас ничего не получится… Слишком мало времени и еще меньше доверия. Будет гораздо проще, если я просто воспользуюсь заклинанием памяти и…
Хлоп-хлоп!
– Нет, нет… Я не готов! – вдруг завопил он, оттолкнув меня от себя так сильно, что от неожиданности я упала на Морган, и вместе мы покатились по полу. – Мы еще не начали! Я не досчитал до десяти! Это нечестно… Нечестно!
Из его глаз брызнули слезы. И без того низенький и щуплый, он осел на пол возле батареи и, обняв коленки, стал совсем крошечным. Морган бросилась к нему с нарочито бархатным «Эдвард!», сыпля успокоительными словами, но тот ее не слышал. Он не слышал ничего, кроме хлопка, раздавшегося снова.
Хлоп-хлоп!
– Я больше не хочу играть в эту игру, мистер Флетчер!
– Мистер Флетчер? – переспросила я, и десятки взглядов, прожигающих мне спину с той самой секунды, как мы вошли в здание школы, вдруг разом отвернулись, удовлетворенные. Я там, где нужно. – Тимоти Флетчер?
Морган уставилась на меня, осознав то же самое.
Хлоп-хлоп!
– Эдвард, – позвала я вкрадчивым тоном, присаживаясь перед ним на корточки и упрямо тряся за плечи, чтобы привести в чувство. – Посмотри на меня! Паук… То есть мистер Флетчер сейчас здесь? Он в школе?.. Эдвард! Ты должен ответить!
Мальчик посмотрел мне в глаза, рыдая, и слабо кивнул.
– Похититель сокровищ, – всхлипнул он.
– Что?..
– Это детская игра, – прошептала Морган за моей спиной. Ее пальцы безостановочно теребили оловянный крестик под свитером, но напуганной она не выглядела. Лишь сосредоточенной. – В приюте, где я подрабатывала вместе с родителями, сироты обожали эту игру… Это похоже на прятки. Ты отдаешь «похитителю сокровищ» любую свою вещь, а потом закрываешь глаза и считаешь до десяти. Похититель прячется. У тебя есть семь попыток, чтобы сказать «Сокровища!», и тогда похититель хлопает в ладоши. Ты пытаешься найти его по звуку. Находишь – получаешь вещь обратно, не находишь – она остается у похитителя.
Эдвард наконец-то взял себя в руки, взглянув на Морган со щемящей надеждой, и подтер рукавом рубашки мокрый красный нос.
– Родители редко нас навещают, но часто присылают подарки. Так мы и начали играть… Один из старшеклассников научил. Это была наша любимая игра… Пока несколько недель назад мистер Флетчер не стал играть вместе с нами. – Эдвард говорил так тихо, что мне пришлось пододвинуться к нему вплотную, чтобы что-то расслышать. – Это мы виноваты. Мы нашли в лесу люк… Открыли его, чтобы посмотреть, что внутри, и… Выпустили что-то. Или, наоборот, впустили. Я не знаю, не знаю… Теперь тот, кто теряет свои вещи, всегда играет с мистером Флетчером.
– Он заставляет вас играть?
– Да. Таковы его правила. Поэтому все запирают шкафчики и следят, чтобы не оставить ничего из личных вещей в комнате перед уходом. Я говорил учителям… Директору… Они не верят! Никто никогда не верит детям! – воскликнул Эдвард с горечью и сожалением. – А три дня назад пришел черед Кристиана играть. Он случайно забыл в классе свой пенал и… Кристиан проиграл.
Дети, которых некому защитить. Дети, которых диббук терроризировал все это время, пока мы гадали, где его искать. Дети, которые не могли спать, есть и думать ни о чем, кроме как о выживании и безумной прихоти страшного существа, которое не спрашивает согласия. Он играет всегда и со всеми. Или играй тоже – или умри.