Ковка стали. Книга 1
Шрифт:
Дома я долго подробно, восторженно рассказывал сестре и отцу о том, что видел, переживал.
– Гена, давай спать. Ты на рыбалку завтра собирался. Во сколько разбудить?
– В семь, пожалуй.
– Хорошо, в семь так в семь. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, мама.
Засыпая, я долго видел концерт, артистов, огни зала.
Утром с неохотой поднялся, умылся, оделся, перекусил. Взял удочку, червей, бидончик под рыбу – пошёл на реку. Далеко идти не было необходимости. Река вот она. Сел под берег. Вода мутная, клевало плохо. Хорошо хоть дождя нет. Не заметил, сколько прошло времени. Вспоминал концерт.
Наверху у берега постепенно усиливался непонятный шум, крики,
Вышел на верх берега и ужаснулся. Там шла колонна матерящихся заключённых, в сопровождении злых солдат и яростно лающих собак, овчарок. Люди несли в руках чемоданы, музыкальные инструменты. Одеты они были в зэковскую форму, кирзовые сапоги, шапки.
Кто это? Артисты? Это артисты? Кошмар. Вчера были они?.. Да, и того, и того помню. Неужели это возможно?
Я стоял, широко открыв глаза, рот, не мог пошевельнуться. Зэк с большим барабаном проходил мимо меня, изумлённого и убитого.
– Малыш, а я запомнил тебя. На первом ряду, рядом с мамой, чёрненькой такой, сидел. Красивая. Не переживай, увидишь меня ещё на большой сцене…
– Разговаривать запрещено. – Солдат бесцеремонно отодвинул меня в сторону.
Я стоял и безмолвно смотрел на происходящее. В лодки сложили музыкальные инструменты, чемоданы с одеждой. Надели лямки, соединённые верёвками с лодками, и, как бурлаки, потянули их вверх против течения реки.
– Пока, парниша. – Барабанщик, улыбаясь, помахал мне рукой.
Что было это? Что было вчера? Неужели такое возможно: быть зэком и так играть?
Между сценой и явью лежала пропасть. Вот тебе и наука на всю жизнь… Она может быть и такой вывороченной. Урок.
Было не до рыбалки. Быстро собрал удочку, взял бидончик с двумя пескарями и побежал домой.
– Что так быстро? – Сестра была на улице во дворе дома.
– Не клюёт. Пойду ещё посплю.
Дома разделся, залез под тёплое одеяло. Ничего не хотелось видеть. Долго думал о случившемся, но не нашёл ответа на вопрос: «Что есть жизнь? Она вся такая?..» Опыта было мало – вернее, совсем отсутствовал для ответа на прилетевший ниоткуда так неожиданно вопрос.
Кот Чумбока
На кухне мама готовила пельмени перед Новым годом. Отец с сестрой ей помогали, а так как мне было немного лет и усидчивостью я не отличался, про меня вроде как забыли. Лук почистил – и будь таков. Кот Чумбока из-за запаха мяса не отходил от стола. Перебегал от одного к другому, тёрся спиной и мордой о ноги, садился, распушив остаток наполовину отмороженного хвоста, поднимал с такими же отмороженными ушами и остатками усов морду, с любовью смотрел вверх, скромно мяукал, мол: «Дайте несчастному коту кусочек мяса». Ответа не получал, мяса тоже. В лучшем случае его кто иногда шугал или отодвигал ногой: «Не надоедай».
Мне стало жаль кота.
– Мама, ну дай ему маленько.
– Жалостливый какой. Посмотри на его брюхо. Он уж с килограмм, а может, и того больше слопал, пока фарш готовили. Луковицу лучше ещё одну почисти.
Внимательней присмотрелся к коту. Действительно, он и так был здоровенный, всех котов в деревне гонял, а теперь его живот был похож на футбольный мяч.
Лук почистить – пять секунд.
– Папа, скажи, почему Генки Ерина кота Проходимцем зовут, а нашего Чумбокой?
Все сидели, делали пельмени молча, и я решил завести «светский» разговор. Больно скучно: зима, темно, керосиновая лампа…
– Проходимец, сынок, это вроде шутливого слова – разбойник, или непослушник. Наверное, будучи котёнком, он был непослушным: писал где не надо, корябался, кусался… Ну, вроде такого. Вот и назвали его так, по заслугам, видно… А Чумбока, брат, это другое дело. Ты, конечно, не помнишь, как мы на
Колыме жили. На Стрелке, где ты родился. Как начальнику метеостанции, мне приходилось с проверками, как и здесь, ходить по точкам, чумам, стойбищам для сбора месячных данных для составления сводок. Так вот, в одном чуме в стойбище среди местных жителей жил наш русский метеоролог. Кот у него был, и звали его Чумбокой. Рыжий такой, здоровенный. Только там он всегда удирал от собак. Они в тех краях ездовые и всегда злые. Жизнь кота была незавидной. В чуме всю зиму не усидишь. В туалет, к примеру, надо. Выскочит на мороз, нужду справит, а здесь уже собаки. Он на чум. Собаки окружат чум, прыгают, лают, обезумев. Хозяин выйдет, разгонит псов, снимет кота и опять вовнутрь. Что это за жизнь? Летом полегче. Собаки разбредаются по тундре, занимаются самопропитанием. Ни одной кошки ни у кого нет. Один он только и был на всю тундру… В общем, задрали собаки того Чумбоку. Когда вот этот у нас завёлся, я и назвал его так же. Жизнь у него – лафа, против колымского бедолаги: кошек – сколько угодно, котов и собак сам дерёт. Неделями дома не появляется…– Не знал, что он такой знаменитый. А как ты думаешь, папа, наш Чумбока лук ест? – Очищенная луковица всё ещё была у меня в руках.
– Нет, конечно. Хотя погоди. Иди сюда, помажем его мясом. – Отец взял фарш, сдобно смазал луковицу. – Давай верёвочку.
Я побежал в другую комнату, нашёл шпагат. Привязали луковицу.
– Давай поиграй с ним.
Работа остановилась: все с любопытством наблюдали за мной и котом. Сначала он луковицу на полу долго обнюхивал, потом осторожно полизал. С пола за верёвочку луковицу я поднял над его головой. Он потянулся. Луковица поднялась выше. Кот подпрыгнул, попытался ухватить лапой. Лапа соскользнула. Тогда он распустил когти. Когти соскальзывали. Луковица раскачивалась, он затаился и смотрел на неё, поворачивая за ней голову. Выбрал момент, взвился, зубами и когтями поймал её. Шпагат под тяжестью кота вырвался из моей руки.
Чумбока придавил луковицу к полу, вцепился в неё зубами, лёжа на животе.
Я потянул за шпагат:
– Отдай.
Кот яростно тащил луковицу к себе и шипел.
Мама встала, взяла ложку фарша:
– Гена, хватит кота мучить. – Положила мясо перед котом на пол. – Ешь, отдай луковицу.
Кот зубы не разжимал, лежал на животе и жалостливо смотрел на маму, раздумывая, как быть.
– А ну, отдай. – Она взяла у меня шпагат и потянула. – Лук горький, тебе вредно.
Мы смотрели на Чумбоку. Его глаза сначала стали красными, потом покатилась слеза. Он нехотя отпустил луковицу, встал, прошёл мимо фарша, не тронул его, запрыгнул на табурет у печки – своё любимое место, лёг спиной к тёплой печке, закрыл глаза лапами и затих. – Да, Гена, не то мы что-то с тобой сделали, обидели кота.
– Виноват, не хотел. Извини уж нас, неразумных.
– Иди, Гена, от греха, поспи лучше, поздно уже. Завтра кот проснётся, забудет про этот случай.
Кот в доме – защитник от мышей. Это каждый в деревне знает. Но Чумбока думал иначе. Он считал – главное его предназначение: хорошо поесть, надрать соседним котам морду, поухаживать за деревенскими кошечками. Это он изо дня в день исправно и делал, живя припеваючи. Что ни говори – жизнь удалась.
Однажды летним тёплым вечером мы с Чумбокой вдвоём были в доме на кухне. Домашние разошлись по разным делам.
Я сидел мечтал на диванчике, а он на тёплой, протопленной вчера печи нагло спал на боку. Было тихо. Вдруг заскреблась в дальнем углу мышка. Я их не боялся, но как-то оно… так. Кот отреагировал: подёргал отмороженным ухом, открыл глаза. Голова его свисала с плиты. Мышка поскреблась-поскреблась и вылезла из щёлки у плинтуса, осмотрелась: «Ничего не грозит» – и нагло, не обращая внимания ни на меня, ни на кота, забегала по полу, собирая крошки, словно она хозяйка дома.