Ковка стали. Книга 1
Шрифт:
Я молчал, не двигаясь, наблюдал то за ней, то за котом. Думал про себя: «Чумбока, прыгай на мышку, пока не убежала. Ты ж здоровенный такой, поймай её».
Кот лениво перевалился на живот, свесил голову с плиты вниз. Мне показалось – он приготовился прыгать… Но не тут-то было. Он просто с интересом наблюдал за мышкой с высоты печки, и всё. Мышь шустро бегала по кухне, не обращая на нас никакого внимания. Пол был чистым – много не поживишься.
«Вот наглый кот, – думалось мне. – Правильно мама говорила, что толку от тебя нет, даже мышей не ловишь. Лови давай!»
Нет. Мышка обежала печку с другой
Сколько бы так продолжалось – не знаю. Моё терпение кончилось, запустил в мышку тапком:
– Пошла вон.
Та мигом юркнула в свою щель. Кот, с чувством выполненного долга, упал снова на бок и заснул. Ему просто интересно было наблюдать. Кто она? Был бы это кот соседский или собака – дал бы прикурить. А это так себе – мышка.
Летом Чумбока бегал без ограничений, неделями мог не появляться дома. Чем занимался в это время – никто не знал. Но иногда приходил домой драный, зимой подмороженный. Несколько дней отъедался, отсыпался. И по новой…
Моей обязанностью зимой было: если кота нет дома три дня – идти на поиски. Сам ходил по деревне, пацанов и соседей спрашивал. Когда находил – тащил домой, а когда и нет. Бывало, сам находился.
В этот очередной раз кот пропал. Всё обегал. День, два его нет. Как-то прохожу мимо чулана, пристроенного к дому, – вроде шорох какой оттуда.
– Может, тут.
Снял крючок, открыл дверь, осмотрелся. Нет никого. Так, вещи разные и бочка посередине. Большая, деревянная с крышкой. Крышка – это не крышка, а фанера, выпиленная по диаметру бочки и поставленная на ось – металлический прутик. На крышке прибит гвоздиком кусочек сала. Мышка прыгает на сало, крышка переворачивается, и мышка уже в бочке. Фанерка возвращается в своё прежнее состояние. И так далее.
Думаю, посмотрю, сколько мышек нападало. Кот не ловит, так хоть таким образом. Поворачиваю фанерку и вижу: кот лежит на дне бочки на животе и в охапке держит штук пять мышек. Глаза в темноте горят. Страх… Побежал я за отцом:
– Папа, там в бочке Чумбока сидит с мышами.
– Да ты что? Пойдём посмотрим.
Отец за шкирку вытащил кота:
– На, неси домой. С мышами потом сам разберусь.
Как он с мышами разобрался – не знаю. Да и нужны они были мне?
«Поздняя осень, грачи улетели…» Поздней осенью деревенские режут скот на зиму. Дело это замечательное. Запах палёной щетины. Кто соломой обжигает, кто раскалённой до красноты рессорой. Запах голову кружит… А потом жаркое из свежего мяса на сале…
Ноябрь, холодина страшная. Снова кот пропал. Где его носит? Кто его видел там, кто здесь. Словом, исчез. Проходит неделя – нет Чумбоки. Снова иду в чулан. Думаю, может, там опять в бочке, хотя знаю, что её убрали и капусту в ней на зиму засолили.
Захожу. Мама моя! На подвешенной туше свиньи наш Чумбока висит распластавшись. Жив не жив. Подёргал за хвост – гнётся.
– Как же это тебя угораздило?
Побежал за отцом.
– Папа, Чумбока опять в чулане, только на свинье висит.
– На какой свинье? Ах да, понял. Пошли.
Зашли
в чулан.– Вот, смотри. Сдох, нет?
– Посмотрим. – Отец внимательно осмотрел кота, пощупал. – Жив. Смотри, у него когти в мясо вмёрзли. Прыгнул, видать, зацепился, а отпустить жалко было. Так и вмёрз. Неси нож. Вырезать будем.
Кот неделю провалялся дома – и опять за своё.
Ягодные страдания
Одно из самых приятных времён года в тайге – август и сентябрь. Лес даёт всё. Не ленись, заготовляй – и зимой не помрёшь с голоду. Деревенские женщины знали, где когда что растёт.
Сейчас шла малина.
Кто брал таёжную малину, садовую уже не захочет: одно что большая, а эта… запашистая, сахаристая.
Бабы засобирались. Кучками по пять-шесть человек договаривались, брали с собой эмалированные вёдра (у кого нет – туеса из бересты), квас, что поесть и уходили в лес на свои знакомые места на весь день.
Пригласили маму. Она с обеда хлопотала со сборами. – Мама, куда ты засобиралась? – Какой мужчина не должен знать, что делает женщина?
– За малиной женщины пригласили. Завтра рано утром пойдём.
– Куда? – Мужчина должен знать, где его женщина. А вдруг чего?
– В какой-то Малый Азас.
– Знаю я. Там Генка Жарков живёт. Дядя Лёня, наш сосед, его дядя. Давай я с тобой пойду. Защищать буду. Звери там дикие ходят.
– Не знаю, собирайся, защитник. Завтра у женщин спросим. Если разрешат – пойдёшь.
На подготовку в поход времени ушло немного. Привязал к ручке бидончика верёвочку: повесить на шею. Так руки освобождаются, обеими больше ягод наберёшь. Сапоги резиновые – змей много кругом, за всеми не усмотришь. Штаны с заправкой в сапоги – малина колючая, все коленки обдерёт. Рубашку с длинными рукавами – комары в деревне жрут, не успеваешь отгонять. Не отогнал вовремя – уже крови напился. В тайге их ещё больше. Тогда препаратов от насекомых ещё не было. Обязательное дело – фуражка. По деревне целыми днями бегали без головного убора. Здесь дело серьёзное, а фуражка серьёзность придаёт.
Петухи с ранья кукарекать начинают. Для верности поставили будильник.
Утром собрались в установленное время на краю деревни у Ребровой горы. Женщин было пять человек, шестая мама.
– Маша, сынок-то провожает тебя или как?
– Хочет с нами пойти, если разрешите. Если нельзя – пойдёт домой.
– Как, бабы, что скажете?
– Пусть идёт: хотя маленький, но мужичок, заместо охраны будет. Чем с пацанами пыль гонять – делом займётся.
– Далеко идти. Потянешь? Километров пятнадцать по горам да по тайге.
– Знаю, знаю, и больше ходил. – Я был рад положительному решению вопроса и предстоящему походу.
Когда ещё выдастся такой случай? Одному страшно уходить далеко в тайгу.
Двинулись в путь. Реброва гора имела долгий и крутой подъём. Женщины, пока его преодолели, отдыхали не один раз. Мне же было в радость, и я без передыха скоро был наверху, дожидался остальных. Картина с высоты горы завораживала: сопки с чёрным лесом уходили к горизонту, под горой – деревня, опоясанная рекой Мрас-Су. Воздух свободы, напитанный озоном, кружил голову.