Козак. Остров восточного ветра
Шрифт:
Ину. Ину. Из-за раздвижной двери послышался голос тетушки.
Мужчина повернулся на зов, пытаясь разглядеть зовущую его из созданной ширмой
темноты в глубине комнаты.
Мелкими шагами пробирающегося в затемненной комнате человека пошел на зов. Нащупав
руками ширму, осторожно начал ее обходить, в итоге ногами наткнувшись на множество
складок юбок, внутри которых лежала Ирохэ.
Мужчина
кофточке, шее и лицу.
Жар окутал лицо, а потом и все девичье тело.
Ирохэ вдруг самопроизвольно протянула руки навстречу мужскому лицу и приблизила его к
себе. Дальше она потеряла над собой контроль.
Тетя стараясь успокоить: - Он словно тигр набросился на тебя и показал свою мужскую
силу, и не засыпал очень долго. К тебе пришло счастье - он такой нетерпеливый любовник! А
как ты кричала? Все радовались вокруг, и отец с сестрами от радости плакали.
Японский дом с бумажными стенами и японская семья, привыкшая жить в таком доме, радующаяся за счастье своих родных.
Все было как в тумане. Тело отказалось подчиняться, парализовало, наполнило чем-то, отчего состояние было словно в невесомости подводного мира. И только сладостная нервная
дрожь, прокатывающаяся периодически по всему телу, все еще напоминала о реальности
происходящего. Неожиданно долгое и сладостное мгновение близости водопадом обрушилось
во внутрь, - Ирохэ поделилась с тетей личным, - словно новый мир, бурлящий сладостными и
новыми ощущениями, наполнил ее сознание. И так несколько раз. Что было дальше? Как
пришел сон? Было ли это явью или сном?
В душе она трепетала. Теперь они связаны обязательствами и правами друг на друга. С
удивлением обнаружив на теле синяки от губ белокурого мужчины, вспомнила, что и она не
могла насытиться чувственностью, оставив на его теле аналогичные отметины.
Однажды вечером после купания и обильного ужина, в котором было даже рисовое вино, мне предложили пройти в отдельно стоящий домик.
Темнота и зовущий голос в темноте - Ину. Ину.
Нащупал девичье тело в почти кромешной тьме. Кадык и губы вдруг предательски
задвигались, словно живущие сами по себе, отражая мысли, а точнее их отсутствие в
голове.
Все мысли отключились. В руках оказалась, лишь настоящая трепетная лань, всем телом
прильнувшая к избраннику.
Ночь превратилась в сон, а сон превратился в явь, с разгорячённым телом, жаждущим
близости, и обладания им.
Как заснул не помню. Проснулся в темноте перед рассветом, от настойчивого теребления
служанки, зовущей за собой.
Меня отвели в мою комнату.
Проснулся ближе к обеду, чтобы вновь получить сытную еду, и тут же насытившись
заснуть.
Еще двое суток, не пришлось даже из комнаты выходить, сон и прием сытной пищи
чередовались между собой.
Новая ванна в деревянной бочке и вкусный ужин с рисовым вином, ознаменовали подготовку
к новому сексуальному марафону на всю ночь.
Вновь перед новым рассветом, в полной темноте, разбуженный служанкой, вернулся в свою
комнату, чтобы опять на двое суток превратиться в сонного обжору.
И опять, сразу после захода солнца, ванна в деревянной бочке, вкусный ужин, рисовое вино, ознаменовали подготовку к новой ночи любви.
На этот раз проснулся, когда солнце уже давно поднялось над горами, в нежных объятиях
девушки, по хозяйски закинувшей на меня ногу и обхватившую грудь рукой.
Да так и есть. Моей ночной напарницей в любовных играх была несравненная Ирохэ-химэ.
Нет уже не -химэ, уже не девушка, а моя женщина с семейным и ласкательным именем
Ирохэ-тян.
Мои шевеления не остались не замеченными. Открылись глаза и у Ирохэ-тян.
Она сказала что-то и потянулась, села взяла в руки рисовые лепешки, лежащие у изголовья.
Подала одну из них мне и начала есть, запивая водой из тыквенной фляги, лежавшей там же, и что-то бормоча себе под нос на своем непонятном мне языке.
Легкое чувство голода и жажда, после активно проведенной ночи, не располагали к
раздумыванию. Здесь же в постели сел и принялся есть лепешку, запивая ее водой, из
передаваемой друг другу, по очереди, тыквенной фляги.
Слегка подслащенная лепешка была съедена буквально в одно мгновение. Тут-же, нежная и
услужливая рука, способная одним тычком убить человека, подала мне очередную лепешку и