Козны

Батя скинул очки и помял переносицу:

– Рано тебе такие вопросы задавать.

Он – древний человек, думает, что мне всё еще пять лет.

– Никто не знает тайну гибели Пушкина, – сказал так, будто нас подслушивали. – Тайна. Секрет.

– Тогда хорошие времена были. Некогда скучать. Сплошные дуэли. Что может быть лучше. Я бы очень хотела, чтобы из-за меня стрелялись на мушкетах. Или дрались на шпагах. Вот наш кибер-то, Филимон – бретер. У него даже глаза стреляют.

– Кстати, о Филимоне, – батя подсел к окну. – За Филимона будешь ты отвечать. Включать–выключать, чистить его.

– Ага, колгейтом.

Отец усмехнулся:

– Тебя вот точно в девятнадцатом веке вызвали бы на дуэль. Ладно, ступай. Девочки не стрелялись, они улетали незнамо куда.

– В Варну, – съязвила я и хлопнула дверью.

Робот Филимон сидел на некрашеном табурете в своей комнате и тупо глядел в стену. Его кивер лежал на полу рядом. Доломан был аккуратно сложен. Клетчатый чемодан приткнут возле двери, к углу. Робот был похож на медитирующего йога.

– А чего в стенку-то смотрите. Сейчас вас уже-по другому кличут?

Филимон мило улыбнулся, усы его прыгнули.

– Бурцовым, – ответствовал робот. И продекламировал, усмехаясь, – «Бурцов, ёра, забияка, собутыльник дорогой…»

– Чьи это стихи?

– Мои! – Глазом не моргнув, ответило электронное устройство с белой прядью на лбу.

Прав Мишка, не робот Филимон. Шпиён он, или не шпиён, но что-то такое есть. Мысли читает.

Филимон продолжал посылать мне улыбки:

– Да, это вопросы, которые мне задает каждый. Они у меня в памяти записаны. Так сами и выпрыгивают. Стоит лишь намекнуть

– Слушай, Филимон, а из-за чего Пушкин стрелялся с этим… из памяти выпало… С Данте… Дантистом.

Я кривлялась. Ненавижу эту собственную черту.

Робот пожал плечами и дернул головой:

– Покрыто мраком неизвестности. Честно скажу, в нашем ООО «Интеграл» на простые задания посылают устаревших роботов. У меня, наверное, какой-то блок накрылся… И что-то из головы высыпается. Опилки. Ээээ… Юношеский склероз.

Робот внимательно поглядел на меня, словно проверяя, как я отношусь к этим словам.

– А мальчик ваш, кажется, сам шпион.

Пришло время и мне повеселиться:

– Братик-то? Он просто прикалывается, как все сейчас. Не приколешься, не защитишься. Мне, меж прочим, отец поручил чистить тебя.

Филимон усмехнулся:

– Я сам это умею. Включать лишь надо. Главное, чтобы электрическая розетка рядом была.

Робот вытащил из подмышки шнур. Щелкнул им, как подтяжкой.

– Извините, Филимон, ээээ, отчество не знаю.

– Можно… Васильевич.

– Хотелось бы вас детально разглядеть…

Я все же стеснялась его.

Робот стал поворачиваться ко мне боком, спиной, расставлять руки в разные стороны. Я вспомнила, как мы с мамой ходили в старое ателье к Галине Викторовне. И меня с суровой решительностью обмеряли. Как в космос отправляли.

Когда Филимон Васильевич повернулся тылом, блеснула бирка.

На гусарских чакчирах, желтыми, джинсовыми нитками прилеплена серебряная блямба. На шильдике написано: «Техус ПО». И внизу начертаны три семерки с выпяченными животами.

– Техус! Тебя так раньше звали?

– Техус.

Голос у робота стал теплым, как у бабушки Нины из станицы Белоглинской.

– Техус – техническое устройство.

– А ПО, что это такое?

Филя посерьезнел. Лицо стало железным. И из него вырвалось:

– Эдгар Алан По, американский писатель, король ужасов. Одно из главных произведений «Убийство на улице Морг».

Меня окатил озноб.

Но Филимон опомнился и употребил старое выражение:

– Из другой оперы. Маша, что может быть проще: ПО – программное обеспечение. И повторил, – программное обеспечение…

БУЗА

 Мама как-то заикнулась, что первым госпожу Неудачу, как простуду, подхватил папенька. Всюду его с работы сокращали. И он от этого как бы меньше ростом становился. Сократят с одной работы, на сантиметр ниже. С другой – еще на 10 мэмэ. Скоро совсем лилипутом заделается.

Папенька объяснил свою неудачу словом «вникаю». «Потому что вникаю».

Я не знаю, что это. Мне кажется даже, что виновата во всем наша фамилия. Бузаевы. Фамилию легко расшифровать с помощью словаря или любого гаджета. Буза – это алкогольный напиток в кавказском регионе. А еще – это внезапная и бессистемная драка. Дуэль – тоже буза.

У папеньки с мамой тоже вроде дуэли. Их измучили поединки. И мама улетела, виновато пояснив, «отдышаться в Варну».

Папенька мой – нормальный чувак. Но порой долбит, как исчезнувший из природы дятел: «Наш род садовничий. Ведаешь такого Дениса Давыдова? Так предки наши работали садовниками в имении Дениса Давыдова».

Глаза у отца при этом полностью закрываются: «А знаешь, Миш, какие яблоки выращивали? Сейчас и названий таких нет: «Царский шип», «Овечий нос».

Шип, понятно. Шипели плоды. А вот нос? Овцу я видел лишь на экране компа. Увеличил овечий нос. Стало еще непонятнее.

Кто второй схватил Неудачу – неизвестно. Правда, мама часто повторяет: «Что такое не везет и как с этим бороться». Скорее всего, мама тоже неудачница.

Но я – вырожденец. Мне везет. Порой везуха захватывает меня от макушки до пяток. Я наловчился делать вид. К примеру, не выучил главу по истории. И вид делаю. Притаптываю, переваливаюсь, встав за партой. И у доски ерунду бормочу. Учительница тройку обязательно, поглядев на дрожащий кончик ручки, осторожно поставит. На Марь Васильевну действует моя суета.

И еще я много чего нахожу. Просто какой-то вырожденец-нахожденец. Много находок в папиных книгах. Марки, листочки, даже бумажные деньги. Недавно вот, интересуясь-таки жизнью господина Давыдова, нашел в книге его стихов записку. Писана записочка была прыгающими буквами, разными по росту. Словно буквы те, как и папеньку, постоянно сокращали. Записка шутливая «ПеТр ПеРвый ПоШел ПаХать, ПойМал ПерепеЛКУ, ПоШел ПРОдавать, ПросиЛ ПолТинник ПоЛучил ПоДЗатыльник».