Козырная пешка

На кухне за столом, подсунув под себя жирную ножку, сидела давешняя деваха и жевала пирог. На вошедшую Алису она посмотрела с неудовольствием. От запаха домашней выпечки, у Алисы совсем свело желудок. Она плюхнулась на табуретку и сделала вид, что пирога ей совсем не хочется.

– Познакомься, Людочка, – кисло произнесла Лариса. – Это дочка твоего папы Анфиса.

– Алиса, – поправила Алиса.

– Ну, это не важно, правда? – защебетала Лариса. – Сейчас, Алисочка, я тебе пирога положу.

– Очень приятно, – холодно произнесла деваха, не меняя своего положения. Алиса тоже лишь коротко кивнула и с вожделением посмотрела на ломоть аппетитного пирога, оказавшегося у нее в тарелке. От тарелки шел густой пар с восхитительным мясным духом. Лариса села рядом с Людочкой, вошедший Геннадий, которому не осталось места за столом, уселся у окна и вытащил сигареты.

– Как живешь, доченька? – с фальшивой любезностью спросил Геннадий. Алиса ответила не сразу. Ее рот был набит вкуснейшим из всех, что она когда-либо пробовала, пирогом. Даже если Лариса ни на что другое не была способна, только за этот пирог стоило бросить ее мать и уйти к Ларисе.

– Да неважно, – пожала плечами Алиса. – Мать все такая же, в голове только театр. Бабушка умерла. Я учусь. Так что все довольно уныло.

– Выглядишь ты просто потрясающе, – произнесла Лариса с противной улыбочкой, – фигура прекрасная, просто фотомодель.

– Не то, что некоторые, – хохотнул Геннадий и покосился на Людочку. Та послала папеньке «благодарственный» взгляд, но промолчала.

– А когда ты школу заканчиваешь? – осведомился Геннадий.

– В этом году, – ответила Алиса, стараясь не выглядеть оголодалой тигрицей, что пожирает добычу с кожицей и косточками. Черт побери, какая вкуснота. Может быть, потребовать, чтобы Лариса удочерила ее? А что? Обед, небось, каждый день…

После этого нехитростного ответа, на лице Ларисы появилась тень. Она настороженно повела глазами. В этот момент она была похожа на перепуганную курицу, увидевшую змею.

– А что, Анфисочка, ты уже подумала, куда ты хочешь поступать? – ласково спросила она.

– Алиса, – поправил супругу Геннадий.

– Ах, да, Алисочка… так что?

– Хотела на дизайнерские курсы походить, но это очень дорого, – просто ответила Алиса и задрала рукав, демонстрируя изящный браслет из бисера. – Я вот такие фенечки делаю, ожерелья и все такое. Но этого недостаточно. Нужно еще учиться, а курсы платные. У меня на них денег нет, а мама так и не работает.

В глазах Ларисы плеснулся ужас. И пока Геннадий собирался что-то сказать, Лариса затараторила, выплевывая слова, как пулемет.

– Ах, все нынче так дорого. Вот мы тоже еле-еле концы с концами сводим, хотя и работаем оба. Вот, Людочка тоже вот-вот школу закончит, надо ей на институт копить, а на базаре все опять подорожало. Вчера прямо на последние деньги купила мяса, завтра даже не знаю, чем питаться будем… И пальто у Людочки совсем прохудилось, и сапожки надо. Прямо не знаю, как выкручиваться будем. А еще мы документы подали на переезд за границу, так вот будем на переезд деньги откладывать…

Лариса все говорила и говорила. Геннадий мрачнел, но даже не попытался заткнуть разошедшуюся супругу. Людочка вяло жевала пирог и с нескрываемым вожделением смотрела на браслет Алисы. Она же доедала пирог и думала: предложат ли еще или нет? Кулинаркой Лариса была знатной, вот только от щедрости она вряд ли страдала. Больше пирога она не предложила, подсунув Алисе чашку с чаем и вазочку с конфетами, зорко наблюдая, чтобы та не съела больше одной. Алиса мрачно пила чай, отчетливо понимая, что никаких денег на курсы ей отец не даст. Не позволит ему эта мегера с крысиными глазками и тучной дочуркой, смахивающей на хомяка. Пока чай не был выпит, Алиса втайне надеялась, что отец все-таки переборет себя и скажет душещипательные слова, вроде: «Эх, доченька, учись, где хочешь, расходы беру на себя!» Но Геннадий молчал, и лишь сочувственно кивал головой. И в этот момент Алисе вдруг стало нестерпимо жалко и себя, и свою никчемную мать. Никому они не были нужны. Вся атмосфера отцовского дома вдруг показалась Алисе противной и ненастоящей, как картонная декорация, годами пылившаяся в театральных запасниках. Допив чай, Алиса поблагодарила за обед, что было встречено натянутыми улыбками. Посидев из вежливости пару минут, Алиса, распрощавшись с надеждой получить от отца помощь, встала и начала прощаться.

– Ты заходи к нам, Анфисочка, – с крокодильей улыбочкой произнесла Лариса, провожая Алису. Та улыбнулась в ответ.

– Непременно зайду, тетя Ира!

– Я Лариса, – поправила та. Алиса улыбнулась еще шире.

– Да какая разница? Ирина, Лариса, Анфиса… Всего вам доброго! Пойду я, мне еще просо перебирать, да сорок розовых кустов надо посадить.

Лариса с грохотом захлопнула дверь за Алисой, едва не прищемив ей руку. Алиса сморщила нос и невесело фыркнула, услышав за дверью: «Твоя дочь такая же дрянь, как ее мамаша. Не смей ее сюда больше приводить!»

Алисе было горько. И, как это не прискорбно было сознавать, мать в кои то веки оказалась права. Отец был сволочью и гадом, не удосужившегося поинтересоваться, как живет дочь. Он даже ее не узнал, предпочитая лелеять свою толстомясую Людочку, которая ему даже родной не была. А Лариса его, несмотря на созданный вокруг уют и щедрый стол, была самой настоящей крысой. «Ты прямо фотомодель», – промяукала Алиса, передразнивая Ларису, вспугнув жирных голубей, копошившихся у ее ног на автобусной остановке. Попробовала бы ее Людочка есть раз в день, так тоже из жирной коровы превратилась бы в трепетную лань.

Еще пару дней Алиса, невзирая на здравый смысл, еще надеялась, что отец под каким-нибудь предлогом навестит ее и даст денег на учебу. Или хотя бы просто приедет и навестит свою единственную дочь. Но он так и не приехал. Алиса, распрощавшись с мечтой стать дизайнером, плакала ночью в подушку, с неожиданной злобой сознавая, что родной крови отец предпочел уютную норку с туго набитыми закромами.

После этой встречи, Алиса видела отца еще два раза. Второй раз в театре, уже после замужества, когда она блистала на приеме, посвященном премьере «Мастера и Маргариты». Она стояла в центре зала, под руку с мужем и принимала поздравления с кислой миной на лице. На прием она надела новые туфли, которые немилосердно натирали ее ноги, причиняя невыносимые страдания.

– Чего топчешься? – тихо спросил Мержинский на ухо. Алиса улыбнулась.

– Туфли жмут.

– Так сними.

– С ума сошел? – возмутилась Алиса. – В вечернем платье, с прической и босиком? Что обо мне люди подумают?

– А тебе не все равно? – осведомился супруг.

Алиса не ответила. Она едва не выронила бокал. Сквозь толпу с букетом наперевес к ней шагал отец. За ним семенила Лариса с приклеенной улыбочкой на лице, а поодаль маячила Людочка, еще более растолстевшая, с жирным прыщем на лбу, наливавшемуся помидорной красотой.

– Здравствуй, доченька, – оскалился Геннадий и сунул Алисе букет. Алиса холодно улыбнулась и подставила отцу щеку для поцелуя.

– Мы кажется, незнакомы, – не заметив ее реакции, произнес Геннадий и схватил руку Мержинского, тряся ее с невероятным энтузиазмом. – Геннадий, отец Алисы.

Мержинский перевел взгляд на жену. Алиса улыбалась вежливой дежурной улыбкой, от которой веяло холодом.

– А это моя жена и дочь, – сказал Геннадий и махнул рукой за спину. – Доченька, я так восхищен твоей игрой. Ты стала совсем другим человеком. Вот помню, как ты к нам приходила на пирог…