Крах тирана
Шрифт:
Не успевали они въехать в какой-нибудь городок, как персидские купцы открывали торговлю. Если товар расходился бойко, они и думать забывали о посольстве, а затем с трудом его догоняли. Когда же дела шли плохо, купцы страшно бранились, упрекая комиссара, что их везут не той дорогой. В конце пути нескольких купцов недосчитались. Так они и пропали на необъятных просторах Руси, утонув в купеческой стихии. Сердар-хан ужасно сердился на них, но не столько из-за беспокойства об их будущности, сколько потому, что лишился полагавшейся ему доли от их прибыли.
Трубач и барабанщик, которым надлежало играть перед въездом в каждый город, утратили свое первоначальное усердие, потому что слоны начинали
Сердар-хан, хотя и был недоволен, не особенно торопился. В городах, где его хорошо принимали, он находил повод задержаться. То у него пропадали люди, то его одолевали неведомые болезни, и выпроводить посольство дальше стоило местным начальникам больших трудов. Впрочем, нетрудно было и понять Сердар-хана: куда приятнее и спокойнее делать визиты в хлебосольные русские города, чем воевать с горцами.
Наконец, вдали засияли купола Петербургских церквей и устремился в небо шпиль Петропавловского собора.
Не доезжая до города, Сердар-хан велел остановиться и вызвал к себе цирюльника и заведующего посольским гардеробом. В пути персы пообносились, но для важных случаев у них имелись богатые одежды.
Наведя лоск на свои бороды, нарядившись в расшитые золотом халаты и усыпанные драгоценными камнями чалмы, свита во главе с послом пересела из колясок на прекрасных арабских лошадей и приготовилась к торжественному въезду в столицу империи. Даже слоны были покрыты дорогими попонами – на них только и можно было везти сокровища, присланные падишахом императору.
Встреча персидского посла была не менее великолепна. Десять тысяч конницы со штандартами выстроилось в два ряда, образовав почетный коридор. На главном из штандартов, принадлежавшем лейб-гвардии, был изображен двуглавый орел с тремя коронами.
Штандарты сопровождали музыкантские команды, на первые же сигналы которых дружно отозвались слоны.
Министры, именитые генералы с россыпями наград на мундирах, вельможи императорского двора встречали Сердар-хана по установленному для значительных персон этикету. После необходимого приветствия и благосклонного ответа посла торжественно повезли во дворец на высочайшую аудиенцию.
Процессия двинулась через Петербург, вызывая изумление столичной публики. Но были и такие, кого слоны весьма напугали. Четыре года назад шах тоже присылал императрице слона в подарок как невиданное животное. И императрица изволила наблюдать за чудным зверем и его потешными умениями. Только потом в Москве, где проходил слон, разразилась горячка с пятнами, и народ полагал, что ее принес из Персии тот самый слон. Позже выяснилось, что горячка произошла совсем от других причин, и слон стал любимой забавой горожан. Когда для развлечения императрицы был построен Ледяной дом, в котором женили придворного шута князя Голицына на калмычке Бужениновой, при том доме изваяли множество ледяных фигур, среди которых был и ледяной слон с ледяным же персом. И днем тот слон извергал из хобота воду, а ночью – горящую нефть.
Любезно принятый во дворце великой княгиней Анной Леопольдовной, матерью императора Ивана VI Антоновича, который находился при ней, сидя на троне, Сердар-хан разразился долгой речью. Суть ее заключалась в том, что владыка его Надир-шах пожелал разделить со своим верным союзником – российским императором добычу, вывезенную из Индии из казны Великих Моголов.
Необычность происхождения даров немного смутили правительницу, однако их чрезвычайное великолепие и груды не ограненных еще алмазов и прочих самоцветов затмили
все сомнения. Именные подарки для главных лиц императорского двора были выше всяких похвал. Подарки, предназначавшиеся ныне опальному Бирону, включая и драгоценную подзорную трубу, достались сменившему его на первых ролях при дворе графу Миниху.Ослепленные количеством привезенных сокровищ, вельможи пытались подсчитать их стоимость, и каждый предлагал свою цифру, но все сходились на том, что грабитель Надир-шах вывез из Индии сокровища несметные, ценою никак не меньше трех миллиардов индийских рупий.
Но конец речи Сердар-хана поверг всех в еще большее изумление. Он объявил, что для укрепления доброй дружбы между державами его величество Надир-шах желает получить в супружество цесаревну Елизавету, дочку покойного Петра Великого. Требование это привело Анну Леопольдовну в явное недоумение. И, хотя она чувствовала в жизнелюбивой и дерзкой Елизавете Петровне соперницу, способную посягнуть на престол, в руке ее Надир-шаху было отказано.
Тогда, в свою очередь, безмерно удивился Сердар-хан. Отказать грозному Надир-шаху – это было неслыханной дерзостью. Ведь браки такие для того и заключаются, чтобы жить в мире, и жен таких у Надир-шаха уже немало. Знал Сердар-хан и то, что, женись Надир-шах на цесаревне, он не ограничился бы родством с русским императором, а постарался бы сделаться им сам. Как стал и шахом, после того как был регентом у малолетнего шаха Персии и женился на его сестре.
Однако Анна Леопольдовна стояла на своем, хотя и попыталась смягчить обиду тем, что Елизавета уже засватана. На немой вопрос посла, кто же есть избранник Елизаветы и соперник великого падишаха, великая княгиня предпочла не отвечать. Ничего еще не было решено. Претендентов на руку цесаревны было хоть отбавляй – от французского короля Людовика XV до Голштинского принца Карла Фридриха. Но Анне Леопольдовне было известно и то, что у Елизаветы был тайный роман с простым певчим и писаным красавцем Алексеем Разумовским.
Опасаясь сказать лишнее, Анна Леопольдовна заверила посла в вечной дружбе, пожелала его величеству Надир-шаху долгой жизни, счастливого правления и всяческого царского благоденствия, после чего дала понять, что аудиенция закончена. Придворным велела приготовить ответные дары Надир-шаху, дабы и свое богатство показать. Золота и мехов сибирских не жалеть да посуды разной с императорских фабрик. А персидскому посольству закатить такой пир, чтобы навсегда запомнили государево гостеприимство.
Когда переполох вокруг визита персидского посла слегка улегся, в Государственной коллегии иностранных дел вспомнили о донесении Калушкина, доставленном фельдъегерем из Кизляра, когда туда прибыла дипломатическая миссия Сердар-хана. В нем, как и в других донесениях, Калушкин уповал на мудрость высших лиц и заклинал не верить Надир-шаху, не прельщаться его дарами и помочь горцам, которые одни стояли на пути завоевателя, давно зарящегося на Россию. Дары шаха Калушкин называл свидетельством разграбления Индии, речи его – сладкими лишь с виду, дела – кровавыми, а помыслы – вероломными.
В Коллегии не сомневались, что так оно и есть и что шах может быть опасен в будущем. Однако в настоящем началась война со Швецией, а еще хуже того – продолжалась схватка придворных партий за влияние на императора и великую княгиню. Решено было только послать еще войск к Кизляру для прочного охранения границ. Коменданту и таможне было велено бдительность возыметь особую, потому как персияне имели обыкновение увозить из России детей, пряча их в своих больших сундуках.
А Калушкину было отписано: «Что касается до дагестанцев, то дела с ними маловажны, потому наипаче, что они по трактатам к Персидской монархии принадлежащими считаются».