Крах

– Идиот, сколько раз тебе, тормозу, объяснять: «СМИРНО» орешь только командиру роты, – с полушепота постепенно переходя на крик, начал дежурный. – Где командир роты? Придурок, ты несчастный.

– Не знаю, – выпучив глаза, ответил солдат.

– А че орешь тогда? Как тебе, дураку, объяснять, чтобы ты понял. «Смирно» кри-чат толь-ко, ко-гда при-хо-дит ко-ман-дир ро-ты, – по слогам, медленно, но очень громко, тыкая в лоб солдату пальцем, продолжал, бесноваться дежурный. Вошедший сержант сидя полу прислонившись к стене, вытирал слезы, выступившие от смеха.

– Пять-ноль, – заикаясь, прокашлял он. – Так до завтра он тебя вообще загоняет.

– Зарежу, если еще раз заорешь, – хватаясь за штык-нож, прошипел дежурный.

– Что здесь происходит? – раздался голос с лестницы.

– Смирно! – заорал, обернувшись на дверь, дежурный, вытянувшись и вскинув правую руку к фуражке.

– Шесть-ноль, – прохрипел сержант с пола.

– Что здесь происходит? – переспросил входящий в роту капитан.

– Товарищ капитан, – чуть не плача начал дежурный, – полдня объясняю ему, когда надо кричать «Смирно» а когда нет. Как горох о стену. Орет, когда хочет, всем подряд.

– Чуть не разбился из-за него.

– Кто орет? – глядя на солдата, переспросил капитан. – Стоит, молчит.

– Вот, а я о чем. Кто это? – показывая на капитана, спросил дежурный.

– Смирно! – снова зажмурившись, заорал солдат на коврике.

– Ну, вот, все правильно крикнул, – еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, сказал капитан.

– Семь-ноль, – поднимаясь с пола и продолжая ржать, уточнил счет сержант.

– Посмеялись и будет. Новеньких в ленинскую комнату. Я сейчас приду, – открывая дверь канцелярии, сказал капитан.

– Есть! – ответил дежурный, показывая кулак солдату на коврике.

«Весело тут», – успел подумать Валентин.

В ленинской комнате посадили всех за столы. Сержант молча раздал листки бумаги, вырванные из школьной тетради в клеточку, и почтовые конверты.

– Ручки есть? – спросил он.

Все промолчали.

– Держите, – кинул на первый стол он несколько ручек. – Сейчас сидим и пишем письма домой. Доехали, на месте, все хорошо. В общем, пишите что хотите, из комнаты не выходить, – захлопнул он дверь. В коридоре тут же раздалось его ржание. Повертев ручку, пытаясь сообразить, что написать, Валентин решил ограничиться самыми дежурными фразами. Весь текст занял половину листа. Смысл его сводился к тому, что сын был жив, здоров, сыт, обут, одет и находился при этом в теплом помещении. То, что он находится в Кремлевском полку, Валентин пока писать не стал. Засунув листок в конверт, он быстро написал адрес, языком провел по липкой части конверта, заклеив его, бросил письмо на стол с ручками. Ленинская комната была очень просторной, раза в два больше обычного школьного класса. Валентин прошел к окну и сел на подоконник. С высоты третьего этажа был виден весь плац. На противоположной от казармы стороне была трибуна с барельефом Ленина на стене, выполненной в виде развевающегося флага. С левой стороны за деревьями стояло большое одноэтажное здание, судя по всему, построенное недавно, о чем говорили неубранные с одной стороны строительные леса. Справа был сосновый лес, в который уходила асфальтированная дорога, огибавшая плац. Больше ничего интересного за окном не было, и Валентин пошел читать плакаты, которыми были увешаны все стены Ленинской комнаты. С ребятами разговаривать было бесполезно, они, как школьники на экзаменах, писали сочинение на свободную тему.

«Какие-то все подозрительно доброжелательные», – вспоминая первые часы пребывания в части, думал Валентин. Даже офицер, который был, судя по всему, командиром роты, очень спокойно отнесся к методам воспитания «молодого» солдата дежурным. С одной стороны, это несколько снимало напряжение от первого знакомства с армией, с другой стороны, Валентин понимал, что все время так продолжаться не может. Рано или поздно он окажется в ситуации, которая приведет к конфликту, виной которому будут его собственные действия в незнакомой обстановке. Поняв эту простую истину, Валентин, решил, что лучше всего будет сейчас не высовываться и постараться больше слушать и запоминать. Так сказать, раствориться в толпе одинаковых новобранцев. Чем позднее сержанты выделят его из общей массы, тем больше времени у него будет на адаптацию. Валентин подошел к столу и забрал свой конверт. Потом он перетащил свой бушлат, шапку и вещь-мешок с первого стола, поближе к друзьям, в середину комнаты. Помня со школы, что внимание учителей всегда направлено на ряд, ближний к окну, он занял стол на дальнем от окна ряде. Дождавшись, когда все напишут письма, он сунул свой конверт в середину тощей стопки.

– Встать! – скомандовал сержант, из коридора открывая дверь Ленинской комнаты. Вошел капитан.

– Вольно. Будем знакомиться, – сразу начал он. – Меня зовут Александр Васильевич Никифоров, звание мое «капитан» – для тех, кто еще не разбирается. Я командир третей учебной роты. Мы с вами будем вместе служить месяц до присяги. Потом вас распределят по ротам полка и, может быть, с кем-нибудь из вас я еще встречусь в Кремле. – Ротный сделал небольшую паузу. Вопросов не было, и он продолжил: – Письма написали?

– Да, – ответил один из новобранцев. Звали его Костя Смирнов.

– Это хорошо, – оглядываясь на дверь, сказал капитан. – Дежурный, – громко позвал он сержанта с повязкой на рукаве.

«Что хорошего?», – думал Валентин. Ни на одном из конвертов не было обратного адреса, и никто из новобранцев не задал вопроса по этому поводу. «Куда, спрашивается, будут писать родители? "На деревню дедушке"?». Обращать на себя внимание из-за такой мелочи в планы Валентина не входило, и он промолчал. Дежурный взял протянутую стопку писем и быстро пролистал их.

– Товарищ капитан, им адрес не сказали, – произнес он после.

– Ржать меньше надо, – резко ответил капитан. – Раздавай обратно.

Сержант вытянул руку с письмами:

– Разбирайте.

Капитан продиктовал адрес воинской почты и, как учитель на диктанте, пошел между рядами, заглядывая через плечо новобранцев в их сочинения.

– Нашел, – сказал он, стоя над Валентином. – Вот этого забирай.

– На выход, вещи оставь здесь, – скомандовал сержант Валентину.

«Вот и растворился в толпе», – только и успел подумать Валя. Вслед за сержантом он вышел в коридор. Напротив Ленинской комнаты находилось еще одно большое помещение с огромной черной решеткой вместо стены. Открыв замок и откатив тяжелую створку в сторону, – «Прошу», – пригласил движением руки дежурный. Валя стоял на месте. Комната с решеткой очень напоминала милицейский обезьянник. «Неужели драка с милицией на вокзале? Да нет, не может быть. Я даже не бил никого. Мент лежал рядом со мной. Что видел майор?», – мысли понеслись галопом в голове арестанта.

– Что тупим? Заходим, – поторопил его сержант.

Валентин переступил порог комнаты. Сержант, задвинув створку, обратно, щелкнул замком и ушел куда-то. В «обезьяннике» не было нар, зато по периметру стояли какие-то, шкафы, закрытые на замки, оба окна были зарешечены. Валентин сел на подоконник. За окном сплошной лес. «Послужил… Хорошо хоть родителям про Кремлевский полк не стал писать. Так в чем же все-таки, дело? Почему он оказался тут? Жалко, дяди Вовы, участкового, нет, он бы меня вмиг отсюда вытащил. Значит так, ничего не видел, никого не бил, Литвина не знаю, спал в другом вагоне». Перебирая в голове мысли, Валентин решил, что самое разумное будет молчать. Начнут спрашивать, тогда и пойму, почему служба так быстро кончилась. «Интересно, а Сергея тоже в обезьяннике держат? «По идее, их должны обоих допрашивать про драку. В любом случае нельзя говорить, что видел, как Литвин ударил милиционера. Если никто не скажет, что видели, как Сергей его ударил, то ничего и не случится. Сам мент наверняка его не узнает в форме и лысым. Сейчас мы все на одно лицо». Подставлять Сергея Валентин не собирался. Из Ленинской комнаты вышли земляки и за капитаном отправились в расположение роты. Дима Курилко задержался у решетки, кивнув головой, он задал немой вопрос:

– Ты как?

– Не знаю, – пожав плечами, ответил Валя.

– Что встал? – откуда-то сбоку раздался голос дежурного. – Шагом марш в роту.

– Ты охренел, воин, – открывая замок, крикнул сержант. – Встать!

Валентин спрыгнул с подоконника на пол. В руках дежурного была табуретка, за спиной у него маячил какой-то ефрейтор с листком бумаги в одной руке и чернильницей в другой.

– Садись, – хлопнув по табуретке ладонью, скомандовал, сержант.

Валя сел на табурет, поставленный на середину комнаты.

– Держи, – ефрейтор сунул ему в руки чернильницу и листок бумаги, оказавшийся каким-то длинным списком. Сержант, громыхая большой связкой ключей, открыл замок правого шкафа и поднял вверх складную створку. Внутри шкафа ровным рядом, поблескивая вороненным металлом, стояли автоматы Калашникова, в квадратных нишах внизу шкафа находились какие-то сумки серо-зеленого цвета с пришитыми к ним деревянными бирками размером примерно с половину спичечной коробки. Вынув крайнюю сумку, сержант бросил ее Валентину. Не выпуская из рук чернильницу со списком, Валя поймал сумку, прижав ее к груди.