Кракен
Шрифт:
Трубы заполнились морской водой, которая шпионила за обитателями зданий, наблюдая, подслушивая, преследуя. Внимание лондонмантов можно отвлечь благодаря сообщничеству предательских районов или могучим штрейкбрехерским чарам, но ничто не укроется от любознательного моря.
Билли ждал, оставаясь в одиночестве, если не считать беспокойных появлений Вати, который то оказывался в кукле, то снова пропадал, отправляясь на передовую забастовки.
— Сделал все, о чем меня просило море, — сказал Селлар в какой-то унылый и темный момент ночи, вслед за чем исчез в быстрой обратной волне, возвращаясь к своим мечтам о мокром апокалипсисе.
«Это
Телефон звякнул, и Билли немедленно нажал кнопку ответа, ничего не говоря, только слушая. После короткого молчания чей-то голос произнес: «Билли?» Он понял, что это не Джейсон, разорвал соединение и выругался. Пролетарского хамелеона взяли. Все пошло не так.
Билли стоял в палисаднике перед морским посольством — среди темноты, в темной одежде, без малейшего отблеска на очках — и, поняв, что сможет сделать это незаметно, метнул телефон изо всех своих сил, теперь немалых, в темноту над крышами. Как трубка упала на землю, Билли не слышал. Наконец, сидя на крыльце дома, он услышал плеск воды в трубах у себя под ногами. Из почтового ящика вытолкнули очередную бутылку.
Море сообщило ему, где находятся нацисты Хаоса, и сказало, что на этом его морская помощь заканчивается, что оно не будет вмешиваться, что не может принимать ничью сторону. Посольство закрывается на дневное время. Билли подался вперед и прижался лбом к двери.
— Послушай, — сказал он. — Послушай минутку. Ты не можешь попасть туда, верно, Вати?
— В этом доме нет никаких фигур.
— Послушай, море, — сказал Билли. — Эй, море, смотри сюда. — Он устало улыбнулся. — То, что мы имеем сейчас, мы имеем благодаря тем, кто хочет быть нейтральным.
Пришло некое узнавание. Билли испытал такое чувство, будто помнит это, будто он был в этом море лишь несколько дней назад, или несколько ночей назад, да, ночью, в ночи, когда ему снились те чернильные сны. Он положил руку на дверь. Это место было ему знакомо.
— Из-за чего ты так хочешь остаться нейтральным? — продолжил Билли. — Не хочешь участвовать в войне? Это не будет война между тобой и Лондоном — нам предстоит совсем не это. Так в чем же дело? В нацистах Хаоса? Не верю. В Тату? Тебя что, всерьез пугает главарь банды?
Ну же! Сработает ли этот пустячный психологический прием с долбаным океаном? Никакого риска, подумал Билли, никакого риска. Что еще у него есть? Два оружия, в которых он не разбирается, да многотелый профсоюзный лидер. Изнутри посольства не слышалось ничего — тишина.
— Так в чем же дело? В протоколе? В тонкостях? Я вот что скажу. Я буду умолять. — Билли уже стоял на коленях. — Пожалуйста. Значит, ты нарушаешь какой-то баланс сил? И что? Ты знаешь, что надвигается. Огонь и конец всему. Спорим, что в этом огне сгорит и морская вода? Но Дейн, как ты знаешь, собирается все уладить. И если ты не хочешь, чтобы все сгорело, чтобы сгорел Лондон, чтобы сгорело море… помоги мне.
— Вы понимаете, что сейчас происходит? — спросила Коллингсвуд. (Джейсон Смайл дышал с присвистом. Несколько косметических приемов, небольшая сверхъестественная дерматологическая операция — и кожа его стала выглядеть нетронутой, все синяки исчезли.) — А происходит вот что. — Вы нарушили разные законы, но вам также известно, что это дурацкие законы. Неписаные, вроде конституции. Это значит, вы оказываетесь в другой системе
судопроизводства. А это, в свою очередь, значит все, что я захочу. — Коллингсвуд была моложе Джейсона больше чем вдвое. Она откинулась и задрала ноги на стол. — Так что ваше сотрудничество будет высоко цениться. Итак. — Она резко проквакала со смешным американским акцентом. — ’Ще раз.Зачем вы сюда явились? Где Билли? И где спрут?Это они проходили уже много раз, и никакие уговоры или угрозы не помогали.
— Клянусь, клянусь, клянусь, — твердил Джейсон, и Коллингсвуд ему верила.
Он ничего не знал. Только номер, который дал ему Билли и который он сразу же назвал. Вот и все. Коллингсвуд глянула через зеркало, помотала головой, затем вышла из комнаты и присоединилась к коллегам.
— Ну и что мы имеем? — спросил Бэрон. — Немного неожиданно, так, что ли?
— И вы ему верите, — сказал Варди.
— Да, — сказала Коллингсвуд. — Да. Итак…
— Итак, получается, — заметил Бэрон, — нашего Билли никто не похищал. На самом деле он сотрудничает с известным прихожанином Церкви Бога Кракена, ныне отлученным. Выходит, наш простак не так уж и прост.
— А что, если это связано с долбаным Стокгольмским синдромом? — предположила Коллингсвуд. — Может, Билли, как ее, долбаная Патти Херст? [72]
Она взглянула на Варди.
72
Патрисия Херст — внучка Уильяма Рэндольфа Херста, американского миллиардера и газетного магната, жертва политического киднеппинга, присоединившаяся к похитителям, террористка, судимая за ограбление банка.
— Возможно, — отозвался тот. — От всего этого дела так и несет верой, по-моему. Из того номера, что дал Джейсон, мы ничего не извлекли, так ведь?
— He-а. Верой во что?
— В нечто.
— Хорошо, дети, хорошо, — сказал Бэрон. — Значит, мы думали, что ищем заложника, а выяснилось, что мы ищем беглеца. Варди, а теперь о Коуле — вам бы надо ввести Коллингсвуд в курс дела.
— Кто это? — спросила она. — Что натворил? Или это она? Я могу поиграть?
— Это пиромант, — объяснил Бэрон. — Бывший компаньон Гриза.
— Пирик? — У Коллингсвуд сузились глаза. — Тот, кто имеет дело с огнем? А, Варди?
— …Да, это так. Простите, я просто… я… — Варди закусил палец; Бэрон и Коллингсвуд заморгали при виде такой необычной для него нерешительности. — Пиромант, спрут из музея, конец всего сущего, это… в этом есть что-то общее. Мне просто надо разобраться в этой вере.
Ну а что же с Мардж? Лучшая ее наводка никуда не привела.
У нее возникли новые приоритеты. Она поверила всем этим незнакомцам, которые твердили ей, что она в опасности и привлекает к себе опасное внимание, что ей нужна защита.
«Разве ты не знаешь, что такое улица-ловушка?» — спросил у нее собиратель культов. Мардж действительно не знала, но через минуту разобралась, поискав в Сети. Вымышленные улицы, вставляемые в карты, чтобы доказать нарушение авторских прав, неоспоримо подтверждающие, что одна карта содрана с другой. Трудно было найти окончательные списки таких улиц, но кое-какие предположения имелись. Несомненно, именно на улице-ловушке стояла «Старая королева».