Краля
Шрифт:
Он крадучись щипнул ее за ногу и, прищелкнув языком, прошептал:
– Кума, эй, кума... Слышь-ка.
– Ну, что надо?
– сбрасывая половики, задорно спросила баба.
– Слышь-ка, что шепну тебе.
Она неуклюже повернулась к нему, свесив голову. Он обнял ее за шею и шепнул.
Вырвалась, плюнула, захохотала.
– Чтоб тебе борода отсохла!.. Тьфу!
– Вот те и борода... Стой-ка ужо...
Вошел доктор, весь радостный. Купец отскочил быстро прочь, степенно прошелся по комнате, взглянул украдкой на иконы и
А баба слезла с печи и пошла, почесывая за пазухой, к двери, брюзжа на ходу притворно строгим голосом:
– Ишь долгобородый, оха-а-льник какой... право.
Доктор быстро взад-вперед бегал по комнате, улыбался, выхватывал из жилета часы, открывал крышку, бесцельно скользил по ним взглядом, совал в карман, чтобы через минуту вытащить вновь. И никак не мог сообразить, который теперь час.
Купец, сидя под образами, в углу, наблюдал доктора, а потом плутовато подмигнул ему и, раскатившись чуть слышным смешком, долго грозил скрюченным пальцем.
– Доктор, а доктор, знаешь что?
– Ну?
Купец еще плутоватей подмигнул.
– А ведь у тебя на лике-то... хе-хе... выражение...
– Вот это мне нравится... Ну, а дальше?
И опять забегал, то и дело выхватывая из жилета часы и улыбаясь тайным сладостным мечтам.
III
Когда на столе появился большой самовар, миска меду и шаньги, купец с доктором уселись пить чай. Оба они частенько прикладывались к бутылке с коньяком.
Отворилась дверь, и легкой поступью, поскрипывая новыми полусапожками, вошла Дуня.
– Дунюшка-а-а... родименькая-а-а... иди-ка, выпей чайку с лимончиком, - обрадовался купец.
– Кушайте. Куды нам с лимоном: мы и морщиться-то путем не умеем.
И прошла в маленькую комнатку, где лежали вещи проезжающих.
В комнатке был полумрак. Дуня что-то передвигала там с места на место, лазила в шкаф, бренчала посудой.
Купец шепнул, хлопая доктора по плечу:
– Иди-ка, иди. Потолкуй.
И опять подмигнул смеющимся глазом.
Тот улыбнулся и пошел в комнату, где Дуня звякнула замком сундука.
Купец пил рюмку за рюмкой, заедая шаньгами и солеными огурцами. До слуха его долетали обрывки фраз.
– Евдокия Ивановна...
– говорил доктор, и голос его дрожал.
– Вы не цените красоту свою. Ваши глаза... брови...
– А какой толк в них?
– Вы любите мужа, солдата?
– А где он? Нет, не шибко люблю. Не скучаю.
А потом раздался тихий вздох, за ним другой и тихий-тихий шепот...
– Пусти... так нехорошо... не на-а-до, не надо...
– Дуня, милая...
Купец выразительно крякнул и прохрипел пьяным голосом:
– Хи-хи... Легче на поворотах!
Доктор вышел, весь встревоженный, опустился возле купца и сидел молча, закрыв лицо руками.
– Вот что, господа проезжающие, - сказала вдруг появившаяся Дуня и, поправляя волосы, добавила:
– Вы, тово... лучше бы выбрались из той горницы вот
сюда. Кажись, ноне урядник должен прибыть со старшиной.– Урядник? Ха-ха... Эка невидаль! Урядник. Подумаешь...
– брюзжал купец и, подавая рюмку, сказал: - Ну-ка, красавица, выпей. Окати сердечушко. Садись-ка вот так. Вот чайку пожалуйте...
Жеманясь, выпила она вино и утерла губы краем голубой свободной кофточки, из-под которой блеснула свежая рубаха. А потом села и заиграла глазами.
Доктор, овладев собою, тихо спросил:
– Так поедешь, Дуня?
У нее чуть дрогнула тонкая левая бровь.
– Пустое вы все толкуете. Разве вы можете нас, мужичек, полюбить?
Она сложила малиновые губы в насмешливую гримасу и молчала.
– Овдотья, эй, Овдотья! Иди, слышь, в баню, што ль, - проскрипел из сеней старушечий голос.
– Иду, бабушка, иду, - торопливо ответила Дуня.
И, обратясь к доктору, сказала тихо, словно песню запела:
– И поехала бы к тебе, и полюбила бы, да боюсь, бросишь.
Купец ответил за доктора:
– Мы не из таких, чтобы... Наше слово - слово... Обману нет.
– И верной бы была тебе по гроб, да вижу - смеешься ты.
Доктор потянулся к Дуне с лаской:
– Милая ты моя, чистая...
– Не трог... не твоя еще, - вскочила Дуня, сверкнув задором своих лучистых карих глаз.
Купец уставился удивленно в чуть насмешливое лицо ее, силясь понять, что у нее в сердце.
Дуня пошла легкой поступью к двери, а доктор - видимо, хмель в голове заходил - нахмурил вдруг брови и тяжело оперся о край стола:
– Постой!.. Слушай, Дуня! А любовник есть? Любишь кого?
Та вздрогнула, гневно повернулась:
– А тебе какое дело! Ты кто мне - муж?
И вышла, хлопнув дверью. Через мгновенье чуть приоткрыла дверь и. голосом мягким, с оттенком грусти, сказала:
– Кабы был кто у меня, неужели стала бы языком трепать? Ни сном ни духом не виновата.
IV
Когда купец был совершенно пьян, а доктор в полугаре, в комнату быстро вкатилась толстая баба.
– Урядник!
– Она влетела в соседнюю каморку и стала выносить вещи путников.
– Уж вы здесь, уж здесь, господа проезжающие. Я вот тут постелю. Уж извините...
Купец, ничего не понимая, молчал, а доктор рассеянно поглядывал на носившуюся из комнаты в комнату как угорелую бабу.
Распахнулись сени, сначала вбежал без шапки рыжий мужичонка с испуганным лицом и бляхой на сером зипуне, за ним ввалилось какое-то чудовище необъятных размеров, с пьяным, одутловатым, лохматым лицом, с мутными, косыми, навыкате, глазами.
Впереди суетился десятский:
– Ваше благородие, вот сюда...
За ним осанистый чернобородый крестьянин со строгим, хмурым лицом.
– Ннда... нда-а-а... Ха-ха! Тоже птицы, ничего себе... Урядник... заплетающимся языком бормотал купец.
– Эй, ты, доктор, понимаешь? Урядник... можешь ты своей башкой понять? А?