Крапленая

– Так с девочкой ничего не случилось?

– Конечно нет. Хотя... Как сказать. Ведь она останется на всю жизнь сиротой.

– Ты попросила за нее крупную сумму денег?

Она вытащила на экран свое послание, адресованное Сашку:

– На. Читай, если хочешь.

Пробежав его глазами, он спросил:

– Почему?

– Если бы я потребовала выкуп, которого у них, кстати сказать, быть не могло, мне пришлось бы вернуть им ребенка. И они бы утешились. Моя цель сделать им очень больно. Так же больно... – Она умолкла ненадолго, стараясь овладеть собой.
– На всю оставшуюся жизнь. Я поклялась самой себе, что они никогда не увидят ее. И даже не будут знать, жива ли она. – В ее синих глазах вспыхнул мстительный огонь.

– Ну хорошо. А девочка? Где она? – допытывался Андрэ. – Что ты с ней сделала?

– Хочешь увидеть ее? – прищурясь, спросила Катя.

– Хочу!

– Учти, дорога будет не близкая.

– Ничего.

– Тогда давай спать. Прямо с утра и поедем.

– Нет подожди. Ты не рассказала еще о тех двоих.

– Мне не хотелось бы этого делать. По крайней мере сейчас. Я очень устала. К тому же вот-вот уже начнет светать.

– Скажи по крайней мере, они живы?

– Живы, живы. Одного из них я обманом вывезла в Париж и бросила одного на вокзале. Это было как раз в тот день, когда я приехала к тебе. Всё. Спокойной ночи.

Оставив его одного переваривать все увиденное и услышанное, она поднялась и ушла в спальню. Андрэ был уверен, что не сомкнет глаз. После того, что он узнал о своей далеко не радушной хозяйке, он не мог доверять ей. Что, если она постаралась усыпить его бдительность и сейчас выжидает, когда сон сморит его, чтобы прикончить. Что если весь ее рассказ одна сплошная выдумка, и лужа крови под не достававшими до пола ножками ребенка никакая не краска. Может снова вскрыть секретер и положить под подушку браунинг?

Катя тоже не спала. Она яростно кусала губы, сжимая под одеялом кулаки, казнясь за то, что позволила себе расслабиться с этим настырным французским эмигрантиком, забыться, отступив от главного. Ее насильственно спровоцированная исповедь и эта страшная фотография, на которую она с того дня не могла заставить себя взглянуть, с удвоенной силой всколыхнули в ней боль и ненависть.

Ей понадобилось достаточно много времени, чтобы снова загнать внутрь разбушевавшиеся страсти и уговорить себя дождаться его отъезда. Неделя сюда, неделя туда в конце концов ничего не меняет, сказала она себе, засыпая.

Андрэ лежал на диване, затаив дыхание, чтобы услышать ее шаги, когда она станет приближаться. Минуты шли, но ничего не происходило. В квартире царила сонная тишина. Лишь изредко проносилась по Садовому кольцу какая-нибудь машина, да монотонно тикали стенные часы. Трудно продержать себя в напряжении всю ночь. Он не заметил как и когда уснул.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

– Так мы едем? – разбудила его Катя. – Если не передумал, вставай.

Мгновенно пробудившись, он вскочил, бросил тревожный взгляд на нее... на часы. Было уже десять. Они завтракали на кухне, как ни в чем не бывало. Он смотрел на нее и пытался представить, какой она была до своего перевоплощения, что имен-но делало ее уродливой, и не мог. То мимолетное видение в купе, так поразившее Катю, к нему больше не возвращалось, да он о нем и не помнил. Попросить ее показать или попытаться самому найти в доме ее прежние фотографии – дело безнадежное. Она их наверняка все уничтожила, а может и не снималась вовсе. А в сущности какое ему дело до того, какой она была раньше. Ему бы поскорее унести отсюда ноги.

«Надо будет сегодня же попробовать перебраться в гостиницу», - решил он, дожевывая приготовленный ею бутерброд.

Всю дорогу до Тулы они практически не разговаривали, думая каждый о своем. Наконец Катя остановила машину перед маленьким кирпичным домиком и, жестом предложив ему следовать за ней, пошла к крыльцу. Но на полпути остановилась. Проследив за ее взглядом, Андрэ увидел сидевшую на лавочке старушку и маленькую девочку подле нее, ковырявшую детской лопаткой землю на клумбе.

– Татуля! Смотри, кто к нам пожаловал! – Старушка тронула девочку за плечо.

Оторвавшись от своего занятия, та обернулась и увидела их.

– Тетя Катя! – радостно взвизгнула она, вскакивая.

В следующее мгновение девчушка уже прижималась к Кате, обхватив пухлы-ми ручонками ее колени. – Я знала, знала, што ты плиедись!

– Здравствуйте, бабушка! – тщетно пытаясь высвободиться из цепких детских объятий, крикнула Катя. – Как вы тут?

Старушка тяжело, с кряхтением поднялась и, по-гусиному переваливаясь с ноги на ногу, пошла им навстречу.

– Здрасте вам, гости дорогие! В дом пожалуйте.

– Это чем же мы такие дорогие? –усмехнулась Катя, бросая лукавый взгляд на Андрэ.

– А как же! Я за тебя, дочка, каждый день теперь Богу молюсь. Уж так ты меня уважила, так уважила, что и сказать не берусь. Я ведь одна, как перст, век свой коротала. Ни Богу свечка, ни черту кочерга. А теперь вот, благодаря тебе, ясно солнышко в доме моем поселилось. – Старушка притянула к себе ребенка. Слезы умиления, путаясь в глубоких морщинах, заскользили по ее дряблым щекам.

– Полно-те, бабушка. Это вам спасибо, сиротку приютили.

– Не сиротка она теперь, а внученька моя. Я ее, ягодку мою ненаглядную, никому уже не отдам. Я с ней годков на десять враз помолодела. Про все свои болячки забыла. Да вы проходите. К столу присаживайтесь. С дороги-то небось проголодались. Я вас вмиг накормлю.

Продолжая разговаривать сама с собой, старушка скрылась за занавеской на кухне. Катя присела на старинный, кованый железом сундук, покрытый самотканной дорожкой. Девочка, не спускавшая с нее глаз, тотчас взобралась к ней на колени. Делая вид, что разглядывает фотографии на стенах, Андрэ краем глаза наблюдал за ними.

– Ну как тебе здесь? – шепотом спросила Катя. – Бабуля не обижает?

– Не-а. Она хаёсая. Доблая.

– А подружек себе завела?

– Ага! – закивала златовласой головкой девочка.- Ануска и Маса. Они во-он там живут, за заболом. А еще Бобик.

– Это кто ж такой? – подозрительно спросила Катя, делая строгое лицо.

– Собачка ихняя. Смесна-ая. Я ее за хвостик таскаю и за уски.

– Собаку за хвостик нельзя. Ей больно.

Тата насупилась.

– Босе не буду.

А старушка уже расставляла на столе тарелки с приборами. Принесла вкусно пахнущий пышный хлеб, крынку сметаны, домашний сыр.

– Огурчики свои, с грядки, - приговаривала она. – А эти вот малосольные, только на прошлой неделе засолила. И капустку сама квасила, с морковочкой, с клюквой. Как чувствовала, что гости к нам пожалуют. Ой, господи, чуть не забыла! Татуля, ну-ка неси с подвалу грибочки маринованные. Найдешь, где банка-то стоит?

– Ага. – Девочка сорвалась с места и бросилась к двери.

– Да ты не шустрись! – крикнула ей вдогонку старушка. – А не то носом пол пропахаешь.

Пока Тата бегала в погреб, она водрузила на стол прокопченый чугунок и большой деревянной ложкой разлила по тарелкам дымящийся борщ.