Красавчик

Парень невинно моргает.

— Какой взгляд?

— Тот самый, такой же был у тебя на прошлой неделе, когда ты положил мои лифчики в стиральную машину, и они испортились к чертовой матери.

— Я просто хотел быть полезным.

— Как я уже сказала, держи свою полезность подальше от моего нижнего белья.

Ослепительная улыбка озаряет его лицо. Я счастлива её видеть. Это тот Финн, которого я знаю, тот, кто не оставит меня сбитой с толку и переживающей за него.

— Это стоило твоих воплей, — говорит он.

Закатываю глаза.

— Ты собирался о чем-то спросить?

Он становится серьёзным, в глазах светится надежда.

— Поехали со мной в Калифорнию.

— Что? Провести праздники с твоей семьей? — пищу я, как испуганная мышь.

— Ага. — Он легонько толкает меня плечом. — Да ладно, будет весело. Моя семья тебя полюбит. И мама отлично готовит.

Я смотрю на него с подозрением.

— Ну, что скажешь?

Мочки его ушей слегка розовеют.

— Хорошо. Пока будем там, я подумал, мы могли бы сказать маме, что вместе.

Я торможу так резко, что Финн уходит вперед, прежде чем замечает, мое отсутствие.

— Ох, черт возьми, ни за что, — говорю я, качая головой.

Он приподнимает брови, словно понятия не имеет, в чем проблема. Лжец.

— Да ладно тебе, все не так уж и плохо.

— Это плохо. Ты собираешься солгать, — сжимаю пальцы в кулак, — собственной семье.

— Да, собираюсь. Потому что она не успокоится, Чесс. До тех пор, пока думает, что я бедный, несчастный дурачок с разбитым сердцем, которому нужна женщина, чтобы его починить. И не важно, что я говорю, она просто помешалась на этом.

— Ну...

Он подходит на шаг ближе.

— Фотографии нас двоих уже гуляют в прессе. Они знают, что ты живёшь у меня.

— Что? — по коже бегут мурашки от ужаса.

— Сюрприз, — слабо шутит он. — Мне сказала Бритт. И я очень сожалею, Чесс. Не думал, что они вторгнутся в твою жизнь.

— Это не твоя вина. — Я отмахиваюсь, словно это может оттолкнуть подальше все это дерьмо с фотографиями меня и Финна, размноженных во всех бульварных газетёнках.

— В любом случае, мама постоянно следит за информацией обо мне в прессе. И вроде как даже гордится этим.

Его мама определенно очаровательна.

— Она наверняка уже видела фотографии, поэтому и звонила сегодня утром. Если скажу, что мы просто друзья, она все равно не поверит. — Финн опускает голову и издает разочарованный звук, прежде чем снова посмотреть на меня. — Если мы скажем, что встречаемся, она, наконец, согласится, что я двигаюсь дальше. И я смогу наслаждаться её обществом, не желая завопить и сбежать.

Вынужденная улыбка появляется на моих губах. Кто я такая, чтобы осуждать его отношение к родственникам? Я люблю своих родителей, но они так раздражают, что я даже не рассказала им о пожаре. Не то чтобы этим стоило гордиться, но и менять что-то я тоже не собираюсь.

— Значит, хочешь, чтобы я стала твоим прикрытием?

Он делает глубокий вдох.

— Я приглашаю поехать, потому что хочу провести с тобой мой любимый праздник. Все становится веселей, когда ты рядом, Чесс.

Мне грозит серьезная опасность превратиться в сентиментальную лужицу. К счастью, он продолжает говорить.

— Но если ты настроена так, то да, я был бы очень признателен, если бы ты на время сыграла роль моей подставной подружки.

— Знаешь, когда люди ради родителей притворяются, что у них отношения, это обычно хорошо не заканчивается, — говорю я. — Это закон любой романтической комедии. Не успеешь оглянуться, как окажешься на какой-нибудь сцене, изливая ложь во благо в микрофон, пока на тебя пялятся десятки незнакомых людей.

Ветер треплет пряди волос, выбивающиеся из-под козырька кепки, и Финн подходит чуть ближе, телом закрывая меня от холода, пока его глаза изучают мои.

— Знаешь, это не обязательно должно быть притворством.

Дыхание замирает, а затем стремительно покидает меня.

— Что? — вопрос вырывается скорее от шока, чем замешательства. Но он все равно отвечает:

— Ты и я. Все могло бы быть по-настоящему. — Кончиком большого пальца Финн убирает назад непослушную прядь моих волос, а затем задерживается на щеке. — Мы могли бы перестать ходить вокруг да около, и просто наслаждаться друг другом.

Паника впивается когтями в грудь.

— Финн... — пытаюсь сделать глубокий вдох. — Я живу у тебя…

Он улыбается, продолжая поглаживать большим пальцем.

— Что делает все очень удобным.

— Нет. — Накрываю рукой его ладонь, она все еще касается моей щеки. — Это делает все очень глупым.

Финн прячет эмоции на лице.

— Почти каждую ночь я плачу, прежде чем заснуть, — выпаливаю я.

Он резко вдыхает и хмурит брови.

— Чесс...

Удерживаю его на расстоянии, когда он пытается обнять.

— Я говорю это, не потому что ищу сочувствия. Мне трудно признаться даже самой себе. Но я потеряла все, и это здорово меня подкосило, Финн.

— Милая. Чёрт. — Другой рукой нежно сжимает мою шею сзади. — Ты должна была мне сказать.

— Я говорю сейчас. Потому что единственное светлое пятно, единственный якорь, который у меня остался — это ты.

Он издает огорченный, почти сердитый звук, и прижимается лбом к моему.

— Милая, я не ... — крепко зажмуривается, видимо не находя слов.

Сжимаю пальцы вокруг его запястий, удерживая.

— Не хочу этим рисковать. Только не сейчас, когда чувствую себя такой... — Потерянной. Не могу закончить.

Мне и не надо. Финн притягивает к себе, несмотря на протесты, и прячет в укрытие своей груди.

— Все хорошо, Честер. Я никогда не буду давить на тебя. У нас все в порядке, да? Все будет хорошо.

— Не нянчись со мной, — бормочу я, хотя не могу найти силы отодвинуться. — Это лишнее.

Финн тихонько хмыкает.

— Знаю. Ты же крутая девчонка. И все неправильно поняла. Это ты меня нянчишь. У меня тоже есть потребности, женщина.

У меня вырывается отрывистый смех.

— Я уже жалею о своем признании.

— Чесс?

— Что? — приглушенно бормочу ему в свитер.

— Заткнись и давай обниматься.

Со вздохом я умолкаю и крепче прижимаюсь к нему, потому что обнимаясь с Финном мне нужно чувствовать его всем телом. И, несмотря на мои слабые протесты, это помогает успокоить противную дрожь, возникшую внутри.

Не знаю, как долго мы там стоим. Достаточно, чтобы я согрелась и расслабилась в его руках. Затем прочищаю горло.