Красинский сад. Книга 2

…В Ростов въехали поздним вечером, когда густые сумерки окутали окрестности, Сергей крутил головой, выглядывая поочередно то в правое окно, то в противоположное. Он с удивлением рассматривал дома в несколько этажей, которых никогда в жизни не видел. Главная улица Ростова была освещена электрическими лампочками, и это придавало городу торжественный облик. Сергей впервые видел ночное освещение и поражался городской красоте и чистоте. Мощеные природным булыжником тротуары и проезжая часть отличались от грязных и пыльных хуторских улиц, как свинья от ежа. Здесь же изредка встречались другие автомобили, движущиеся навстречу, и водитель-адъютант сигналил им клаксоном, что являлось никем не прописанным приветствием автомобилистов. Встретил на дороге железного собрата – жми на клаксон!

Квартира командарма поражала своей роскошью, дорогая мебель и домашняя кухня с красивой посудой могли впечатлить любого горожанина, не говоря уже о хуторском парне. Сергей испуганно озирался и когда Кулешов представил свою жену Елизавету Петровну, не сразу ответил на ее приветствие. Это была молодая по сравнению с командармом женщина, высокого роста, под стать мужу и с красивой прической на голове. Ее домашнее платье выглядело шикарным и походило, скорее всего, на выходное вечернее. В большой гостиной комнате стоял радиоприемник, и из его динамика лилась легкая музыка.

У командарма в квартире работала горничная, как и положено для высшего командного состава Красной Армии. Это была молодая, лет тридцати женщина Алена, которая принялась суетиться на кухне, чтобы приготовить ужин. Через некоторое время она доложила хозяйке, что все готово и ушла до следующего утра домой. Стол был накрыт в гостиной, где Сергей робко сидел в кресле и слушал радиоприемник. Он с удивлением рассматривал дорогую мебель, картины, висящие на стене, и сам радиоприемник – странную дубовую шкатулку и тарелку, стоящую на тумбочке, из которой звучала музыка. Запах вкусных блюд на столе щекотал обоняние и вызывал зверский аппетит.

– Садись Сережа, ужинать будем! – пригласил за стол Петр Григорьевич, – наверное, кушать давно хочешь….

– Но сначала нужно вымыть руки, – напомнила Елизавета Петровна, – пройди в ванную комнату и увидишь там кран и полотенце.

– У нас своих детей нет, – улыбаясь, комментировал требование Елизаветы Петр Григорьевич, – поэтому моя жена любит повоспитывать чужих…. Так что подчиняйся!

Сергей направился в ванную, где долго пытался открыть воду, кран для него был в диковинку. Когда все-таки получилось это сделать, он умылся, вымыл руки, обтерся полотенцем, висящим у зеркала, и вернулся в гостиную. Петр Григорьевич уже сидел за столом и разливал коньяк по рюмкам, Сергей заметил, что ему тоже налито спиртное. Он уже не раз пробовал в хуторе выпивку, но то был самогон, иногда домашнее вино, а вот коньяка, да еще из красивой бутылки он не пил ни разу. Хозяин поднял свою рюмку и, чокнувшись с женой и Сергеем выпил. За ним последовали Елизавета и гость.

Коньяк показался Сергею крепким, сразу в области желудка запекло приятным теплом, и он принялся за обильную закуску. Блюда были очень изысканными, чувствовалось старание опытного повара, знающего толк в приготовлении мяса и рыбы. Особенно вкусен был жареный судак и отбивные с гарниром из гречневой крупы. Выпили еще по одной рюмке коньяка и Сергей ощутил, как хмель ударила ему в голову. Это было приятное ощущение, когда жизнь становиться прекрасной и все вокруг кажутся близкими друзьями. Елизавета Петровна не стала пить вторую рюмку и, извинившись, удалилась в другую комнату.

– Завтра я лично отвезу тебя в полк, – начал разговор Петр Григорьевич, – поручу командиру, чтобы к тебе отнеслись, как к моему родственнику.

– Спасибо! – благодарил захмелевший Сергей, – я никогда не забуду Вашу доброту!

– Подожди, не благодари, – многозначительно сказал Кулешов, – армия, это, прежде всего дисциплина и настойчивость в обучении боевому искусству, придется много стараться и быть исполнительным красноармейцем. Конечно, поблажки будут для тебя…, но и ты должен быть прилежным и выполнять мои личные задания….

– Я все выполню, что прикажите! – горячо сказал захмелевший Сергей, – я за Вас жизнь отдам….

– Жизнь не надо отдавать, – поучительно молвил Петр Григорьевич, – она тебе самому пригодиться, а что касается моих поручений, они будут не сложными. После присяги, я порекомендую тебя в адъютанты начальника дивизии, а раз в неделю буду приезжать, и забирать тебя на день к себе. Ты будешь рассказывать мне все, что происходит в дивизии, о чем начдив говорит с комиссаром и прочие мелочи…. Сейчас ты мне должен сказать, готов к этому или нет?

– Готов, Петр Григорьевич! – эйфорически заявил Сергей, – я выполню все, что Вы пожелаете!

– Ну, вот и чудесно! – произнес командарм, – а сейчас давай выпьем еще по одной и спать! Завтра рано вставать, да и тебе нужно привыкать к подъему в шесть утра.

Петр Григорьевич налил еще по стопке коньяка и, чокнувшись, оба выпили. Закусив шоколадкой, командарм направился спать. Сергею постелили в отдельной комнате, которую Елизавета Петровна называла «гостевой спальней». Сергей посчитал комнаты в квартире, их оказалось шесть, без учета кухни, ванной и туалета. Перед сном он пошел мыть ноги и долго думал, стоя в туалете, как работает унитаз, которого он никогда не видел. Поразмыслив над этим некоторое время, понял, что нужно делать и довольный своим открытием, оправился и помылся в ванной. Для хуторского парня эти гигиенические процедуры были настолько мудреными и долгими по времени, что он мысленно пожалел всех городских жителей. Сменив белье на свежее, которое мать положила ему в дорогу, Сергей ушел в спальню и быстро уснул.

А утром рано, даже не позавтракав, Петр Григорьевич и Сергей выехали в расположение полка. От дома, где была квартира Кулешова, пересекли весь город, затем по мосту через Дон направились в сторону Батайска. «Вот он какой, Дон-батюшка, – думал Сергей никогда не видевший главной реки своего края – широкий и, наверное, глубокий» А спустя час Петр Григорьевич представил командиру полка своего родственника Сергея. Краском был мужчиной сорока лет, невысокого роста в шинели и в фуражке со звездой. Он стоял навытяжку перед командармом и за каждым словом его, как попугай произносил «есть».

– И учтите, что он солдат, но также мой племянник! – приказал на прощанье Петр Григорьевич, – а это значит, он должен выполнять все, что положено каждому красноармейцу, но без лишнего энтузиазма твоих командиров.

Петр Григорьевич уехал в Ростов, а для Сергея с этого дня начались армейские будни, каждый день теоретические занятия и строевая подготовка. В казарме, куда поселили парня, молодые солдаты шептались за его спиной, называя «командармовским сынком», но открыто никто не высказывал своего презрения. Кормежка была нормальная по сравнению с питанием впроголодь в далеком колхозе Кузнецовском. Каша, которой кормили солдат, Сергею нравилась, и он всегда съедал свою порцию без остатка.

– Смотрите-ка, – шептались молодые красноармейцы, – командармовский родственник кашу жрет за обе щеки. Неужели он дома тоже солдатской кашей питается? Видно привык он к ней, уплетает и деликатесов не просит….

Сергей часто слышал эти завистливые шепотки и не обращал на них внимания, командиры относились к нему с явным снисхождением и опаской. Это нравилось Сергею, и он чувствовал силу покровительства командарма. Но старался учиться прилежно, без запинки отвечая на вопросы по курсу молодого бойца, упорно учил Устав и текст присяги, на практических занятиях усердно тренировался в освоении винтовки и приемов штыкового боя.