Краски вне линий (фанфик Сумерки)

Его сердце разбивалось, … и я не знала, что с этим делать.

Следующей высказалась Дженна.

– Я видела лошадей, которые выбирались из крайне дерьмовых ситуаций, – заявила она без эмоций в голосе, и мы все повернулись к ней.

– Некоторым лошадям это удается, некоторым – нет, – сказала она, – Врачи всего не знают. Они постоянно ошибаются. Я считаю, нам нужно побыть с ней ночью и понаблюдать. Посмотрим, что принесет нам утро. Если она все еще будет лежать к утру, тогда мы на самом деле ничего не можем сделать, кроме как дать ей умереть. Но если она будет сражаться за свою жизнь, даже немного,… тогда мы сделаем все, что должны, чтобы вылечить ее.

Я ненавидела признавать это, но Дженна была права. Она не обещала, что лошадь выживет, она лишь сказала, что ей следует дать шанс. Одной ночью больше – невелико дело.

Лично я бы не вынесла, если бы лошадь пришлось усыпить. Эдвард бы сражался,… и меня бы убило – видеть, как это произойдет. Когда бы все решилось окончательно, я позвонила бы Питеру и попросила его поскорее приехать сюда.

– Да…, – Эдвард тут же согласился, и мне была ненавистна мысль, что у меня не было таких познаний в этой области, чтобы предложить такое. В глазах у Эдварда мелькнула искра надежды.

– Думаю, она права, – продолжил он, глядя на Боба и Шэрон, – Лошадь устала от успокоительного и от всего, что случилось за сегодня. Она снова поднимется на ноги. Сегодня в фургоне она была полна жизни,… она прижималась ко мне,… и терлась своей мордой об мое лицо,… даже когда я не прикасался к ней, а просто был рядом. Она вела себя как пони,… она играла.

– Мое мнение ты знаешь, – сказала Шэрон, глядя на Эдварда, – Я попытаюсь сделать все, что смогу, чтобы НЕ усыплять лошадь. Так что, я с тобой.

Боб опустил глаза и выдохнул.

– Я понимаю все, что вы здесь говорите, народ…, – сказал Боб по-доброму, – Но я ненавижу продлевать страдания лошади. Мне тоже нравится эта лошадь, … и именно поэтому я бы хотел, чтобы она упокоилась с миром. Я просто не думаю, что она достаточно сильна, чтобы выкарабкаться.

– Боб…, – сказал Эдвард твердо и спокойно, – Я – РАСПОСЛЕДНИЙ человек, который хотел бы видеть чьи-либо страдания. Я понимаю, о чем ты говоришь. И если все абсолютно безнадежно, я смогу отпустить ее, … и буду рядом с ней до последнего ее вздоха. Но я действительно считаю, что она может это сделать. Пожалуйста, я хочу, чтобы и ты помог мне с ней, Боб, … ты же лучше всех на свете разбираешься в лошадях.

– Проклятье, – он снял с себя шляпу и отшвырнул ее в сторону, – Хорошо,… одна ночь. Ты обещаешь мне, Муравей. Если ничего не изменится до завтра, ты будешь спокоен, когда придет время ее усыпить.

– Я не могу тебе пообещать, что буду спокоен, – сказал он честно, – Но я не буду пытаться остановить это.

– Хорошо, – согласился Боб.

Так что мы начали делать все, что сказал ветеринар. Мы попытались дать ей воды, и она немного попила. Мы попытались дать ей съесть то, что велел ветеринар, … но она не съела ничего из этого, … мы продолжали перевязывать и смазывать медикаментами все ее раны,… охлаждали ее под небольшим напором воды из шланга, … а затем накрыли ее огромным одеялом для лошадей, согревая ее, когда к ночи похолодало.

Эдвард трудился усерднее всех нас. Он хотел делать почти все сам! Он даже пошел, взял ведра и притащил теплой воды, чтобы намочить полотенца и прикладывать их к ранам и стежкам на лошадиной шее. Он продолжал целовать лошадиную морду и лоб, приглаживая ее шерсть по бокам и говоря с ней, …не умолкая ни на минуту. Некоторые из этих слов было невозможно слушать – они разбивали мне сердце.

– Ты должна подумать о том, чтобы вскоре встать, малышка…, – сказал он медленно, успокаивая ее, – Это нормально, полежи еще немного, но… на завтра у тебя куча дел – поесть морковки,… подружится с другими лошадями,… и раньше, чем ты это поймешь, ты уже будешь снова бегать по кругу,… возможно, догоняя Йо-Йо – он тут у нас маленький воришка. Ты познакомишься с ним завтра. Ах, … и с Психом, … но я не разрешаю тебе играть с ним. С ним проблемы.

Я была так рада увидеть Питера, заглядывающего в дверь загона, когда подняла глаза, пытаясь сморгнуть слезы.

Он выглядел немного потерянно, пока не увидел нас, и затем он улыбнулся! Я помахала ему и улыбнулась в ответ со словами:

– Привет, Питер.

Эдвард посмотрел на нас, и его улыбка просто ослепила меня.

– ДОК! – удивленно произнес он, – Что ты здесь делаешь?

– Я был здесь, неподалеку, так что решил заскочить к вам, – он хихикнул, проходя дальше и присаживаясь на корточки у ног лошади, – Ты удивишься тому, как много лошадей нуждаются в том, чтобы поговорить об их проблемах.

Эдвард фыркнул.

– Ничего удивительного! – сказал он, – Все лошади на этой конюшне – выродки! И если бы у них были наличные, док, тебе бы никогда больше не пришлось работать где-то еще.

Мы все рассмеялись, и затем Питер улыбнулся лошади.

– Кто это тут у тебя, Энтони? – спросил он с усмешкой.

– Это моя кобыла, – ответил он и на глаза мне навернулись слезы.

Она ЕГО. И она умирает. Этот факт убивал меня.

– Она красивая. Можно погладить? – спросил док у Эдварда.

– Да, …только осторожно! – сейчас Эдвард, он превратился в курицу-наседку, оберегающую своего цыпленка.

– Конечно, конечно…, – Питер едва касался ее, когда погладил по морде, – Привет, девочка,… ты такая милая…

Эдвард улыбнулся, глядя в морду избитой и напуганной бедной лошадки так, словно она была самым прекрасным созданием, когда-либо жившим на земле. Я понимала это. Я смотрела на Эдварда точно так же, когда увидела его в первый раз.

– Да, она красавица, – он наклонился и поцеловал лошадь в голову, затем приласкав это место, – Сейчас она спит, …но скоро проснется. У нее самые красивые в мире глазки.

– Ладно…, – сказал Питер так, словно все хорошо, – Могу я посидеть с ней, пока она не проснется?

– Да, – Эдвард кивнул, не отводя глаз от лошадиной морды, покоящейся на его коленях.

Боб с Шэрон тихо вышли из загона, забирая с собой Дженну,… они даже не поздоровались с Питером, и это было на них не похоже. Возможно, они просто переживали за лошадь,… или за Эдварда.

– Как ее зовут, Энтони? – полюбопытствовал Питер.

Эдвард взглянул на него, а затем на меня так,… словно это был секрет, … или словно он думал об этом и уже выбрал имя. Я улыбнулась ему, … и он улыбнулся мне в ответ, а затем ответил. Это было хорошо для лошади – иметь имя,… и даже если она умрет,… как минимум, никто не должен умирать без имени, ведь это выглядело бы так, словно никто за всю ее жизнь не любил ее.

– Ее зовут Дэнсер (dancer – это танцовщица, но в транскрипции ее имя звучит как-то выгоднее что ли,… так что решила не переводить его – прим.пер.), – сообщил Эдвард, – Она танцует… что-то вроде того. Это мило.

И потому что когда-то он сам был танцовщиком, сказала я про себя. Уверена, что Питер тоже это понял.

У лошади даже каждое копыто было с небольшим черным краем, … и это напомнило мне о кожаных наручниках, которые, как Эдвард рассказывал мне, он постоянно должен был носить, … как те, которые были на нем в ту ночь, когда он играл вампира в клетке.