Красно-розовый город

Их отказ есть вызвал смятение и оживленную дискуссию среди рабынь и причудливо одетых женщин, возможно, жриц. Их долго пытались убедить – вплоть до угроз – в том, что они должны есть и пить, в первую очередь пить. Поскольку они продолжали отказываться, появились рабыни более крепкого сложения, а с ними нечто, напоминающее большую воронку. Угроза была слишком очевидна, так что обеим пришлось сдаться и выпить столько, сколько им было сказано: по два больших золотых кубка, таких тяжелых, что они с трудом удерживали их в руках.

Итак, она снова накачалась, и мир приобрел привычную, блаженную расплывчатость. Чертово вино. И количество! Надо бы сходить в сортир, хотя, возможно, это всего только нервы.

Толпа ревела… Она обернулась и увидела, как выводят Мейзи. Та подошла к ней и облокотилась на парапет, щурясь на свет, пьяная в стельку.

Ариадна ободряюще улыбнулась ей.

– Помаши зрителям, – предложила она. Сама она не осмеливалась – слишком стесняла ее нагота.

Мейзи гордо выпятила подбородок.

– А п-почему бы и нет? – ответила она. Мейзи была пьяна, и в прошлом ей доводилось выигрывать конкурсы красоты в нарядах ненамного серьезнее этого, так что она приветственно подняла руки. От этого движения она пошатнулась, и ей пришлось грациозно подпрыгнуть. Толпа ревела…

По меркам бронзового века с ними обращались очень даже неплохо, учитывая те убогие маленькие домики или грязные узкие улочки, что она видела по дороге, чудовищных размеров мегалитические стены дворца – наверняка их сооружение потребовало общественных работ из-под кнута. Их захватили воины, вооруженные щитами и бронзовыми мечами, в похожих на дуршлаги шлемах. Вид светловолосых женщин произвел на этих загорелых юношей в кожаных юбках такое впечатление, что они просто не могли удержаться и не проверить, того ли цвета у пленниц волосы на других частях тела; во всех остальных отношениях воины вели себя безупречно под бдительным оком пятизвездного генерала в золотой броне и шлеме из кабаньих клыков. Почему-то вид этого шлема очень возбудил Джерри – то ли он был все-таки очень храбр, то ли обладал непоколебимой верой в Оракула, то ли просто тронулся рассудком.

Жаль, что не было ни глотка джина смыть вкус этого вина. В самом деле, ну почему именно вино?

Почему Оракул сказал, что она может помочь? Моток шпагата, который дал ей Киллер, у нее отобрали вместе с одеждой, украшениями и прочей мелочью из карманов. Какая разница – шпагат мог бы помочь им выйти обратно, чего от них не требовалось, если верить тому, что, по словам Киллера, сказал Оракул.

Мейзи икнула, хихикнула и снова помахала толпе.

Ариадна заставила себя посмотреть на Лабиринт и увидела в центре маленькую каменную крышу, логово Минотавра, – плоское покрытие в середине окружавших его прямоугольным каре стен в полтора человеческих роста. На обращенном к царской ложе фасаде домика виднелось низкое входное отверстие – она видела самый верх его над ближайшей к нему стеной. Кто-то выбирался оттуда… распрямился…

Толпа ревела… Минотавр! На нее накатила волна дурноты и слабости, и она изо всех сил вцепилась в бронзовый парапет. Уж не для этого ли их так усердно поили вином – чтобы жертвы от страха не лишились чувств?

Милосердие?

Она отвернулась, но заставила себя посмотреть снова. То же самое, что она видела ночью в доме, только если он и впрямь так велик, то этот амфитеатр еще больше, чем ей казалось. Чудище зевало и потягивалось, словно только что проснувшийся человек, только у человека не могло быть таких чудовищных рук. Куда там, таких даже у гориллы нет. Кстати, зверь походил чем-то на гориллу: такой же густой черный мех на груди, непропорционально большие по отношению к ногам руки и плечи. Впрочем, только такие мощные плечи и могли удержать эту чудовищную бычью голову, этот огромный черный нос и острые, загнутые вперед рога.

Астерий-Минотавр услышал шум толпы и выглянул посмотреть, что сегодня на завтрак.

Но где же мужчины?

Их разделили еще в первую ночь в деревне, и в город их тоже везли в разных телегах, не говоря уж о разных темницах. Ариадна не говорила с Джерри, Грэмом и Карло уже три дня. Может, их уже скормили? Нет, Киллер говорил, что эта тварь жрет одну жертву три дня.

Она увидела кости. Проходы между бесчисленными стенами были покрыты черной грязью, и тут и там из нее торчали белые кости. Внизу, в двенадцати футах под помостом, она видела разбитый череп, наполовину погрузившийся в темную жижу.

Она повернулась к Минотавру спиной и посмотрела на зрительские ряды и на расположенную над ними царскую ложу. Отсюда она не видела, есть ли там кто, но по углам ложи виднелись охранявшие ее гвардейцы в этих странных шлемах, похожих на ананас из кабаньих клыков. Такие шлемы описывал еще Гомер, сказал Джерри, и их находили в каком-то месте в Греции – ну и что?

Под ложей виднелся выход из комнаты для выступавших, так сказать, гримерной, и как раз сейчас оттуда выходил Джерри, голый как младенец, с цветами в волосах, подгоняемый двумя воинами с копьями.

Она заметила, что он загорел с головы до ног, и что его груди… пардон, сэр, грудные мышцы… выкрашены желтой краской под цвет волос.

Глупо, конечно, смущаться в таких обстоятельствах, но, когда он показался из ведущего на помост перехода, она отвернулась. Толпа ревела.

Третья жертва, леди и джентльмены, из пяти, принимающих участие в сегодняшнем бенефисе. Запомните, пятеро!

И все же она обрадовалась, увидев его. С Мейзи, конечно, тоже неплохо, но она нуждалась в мужской поддержке. Она и так уже три дня провела с Мейзи, пытаясь вести светские беседы в крошечной полутемной каморке, где мебель заменялась полусгнившим сеном, парашей и обязательной миской фасоли и ведерком воды – их рационом. Хорошо еще, что ни той, ни другой не очень хотелось есть или пить. Они говорили о детях и о каких-то мелочах из прошлой жизни. Ариадна рассказывала о том, какие у Лейси способности к музыке, а Мейзи кивала, не понимая и половины. Они говорили даже о Грэме, и выходило, что его сексуальная жизнь мало изменилась – он оставался таким же ненасытным и безразличным к запросам партнера, как прежде. Правда, Мейзи нравилось быть подстилкой. Что ж, это ее дело… возможно, в этом возрасте ей самой это тоже нравилось.

Загорелый, с желтой грудью, Джерри пошатнулся, ухватился за ее плечо, потом врезался в парапет и остановился. Он был свежевыбритый, намасленный и благоухающий; желтые волосы тоже завиты. Интересно, что бы сказал Киллер, увидь он его сейчас?

– Р-рад теф-фя фи…ффидефь, – с трудом выговорил он. Ох, нет! Он был настолько пьян, что еле держался на ногах.

– Тебя тоже накачали, да? – недовольно спросила она.

Он без особого успеха попытался сфокусировать на ней взгляд.

– Тьфу! Ер… ернда. Яфф плной кор… норме. – Его губы и шея были покрыты синяками: похоже, кормили насильно.

Ариадна раздосадованно обернулась к Мейзи. Она не ожидала, что мужчин тоже напоят. Сама она ощущала себя вполне благостно, только голова чуть кружилась; при всем при том из них троих она пока оставалась самой трезвой. Требовалось куда больше двух кубков этого разбавленного водой вина, чтобы напоить ее до такого состояния. Джерри с трудом сохранял вертикальное положение. Пьян как бочка; должно быть, в него влили несколько галлонов… Зачем? Чтобы сковать движения? Киллер говорил, что здесь это как национальный вид спорта, на который принимаются ставки.

Тогда зачем сковывать движения?

Оракул сказал, что Ариадна может помочь. Верно, она алкоголичка, а остальные – нет. Садиться за руль ей сейчас не стоит, но из них из всех сейчас, похоже, она одна способна делать хоть что-то. Она подумала, что могла бы нести Мейзи и, может, тащить еще и Джерри, но остальным все равно придется заботиться о себе самим.

И все-таки зачем это насильственное спаивание? Только ли из доброты или с какой-то другой целью? Может, трезвые жертвы опасны Минотавру?