Краснодарские лета
Шрифт:
Мой старый друг Владимир Ф., помогавший родителям Максима в устройстве поминок, рассказывал:
– Там было нечто!.. Особенно когда эта потасканная шалава устроила стриптиз среди тарелок… Родители Макса в ужасе меня спрашивают: Вова, что происходит?! А я и не знаю, что им ответить…
С дамочки, впрочем, взятки были гладки. Она была «поэтесса», называла себя «руководителем неформального литературного объединения». Собиралось это объединение по средам в замызганной «хрущобе» на задворках кирпичного завода – надо думать, в пику всем другим, «формальным» объединениям. Пять-шесть разновозрастных оболтусов обоих полов приносили с собой несколько литров дешёвого вина или водки, распивали
«…Я вывернусь из
собственной кожи,
Я побегу по тротуарам заражённого города,
Распугивая крыс
в канализационных люках!
Хохоча над шарахающимися от меня Галактиками
и котами!!!»
Или:
«Катакомбы наших провинций
вылеплены из грязи и темноты.
Я иду как сломанные часы, прожекторами включив глаза,
Чьи выпученные линзы
Преломляют воздушный образ мечты,
В городе, в чьей душе всегда – зима и шиз'a!»
После чтения стихов обсуждали проблемы мировой поэзии и своё место в ней.
Иногда соседи вызывали милицию, но дежурный наряд приезжать не спешил – из чувства брезгливости и полного отсутствия материальной заинтересованности.
Родители Максима, как я уже сказал, были людьми обеспеченными. И в силу естественных родительских чувств талант сына сильно переоценивали. В годовщину смерти Макса они за свой счёт издали толстый том его произведений с громким названием «Золото чародея». Там было набито всё подряд: стихи, рассказы, пьесы, отрывки, наброски, курсовые работы, газетные статьи, переводы. Едва ли треть имела отношение к литературе, и вряд ли сам автор собирался публиковать б'oльшую часть этой трети. Редактурой занимался друг и коллега Макса, Игорь К.
– На черта было всё подряд печатать? – спрашивал я его. – Неужели ты, университетский препод, сам не понимаешь, что там больше половины – просто барахло?
Скажи, вот это, например, что за бредятина:
«Страшен, чёрен, мрачно-древен с берегов ночных пришед,
Где Ночной Плутон сошед…»?!
Или это:
«Над словами размышлял я,
но ни слова не сказал я…»?..
Это же просто рифма «ботинки – полуботинки»! А это ты как объяснишь – если вообще сумеешь:
«Мечтаемая эволюция – не реальное преображение действительности, а сложный процесс духовного преображения реальности, его мечтаемое преображение и трансформация бытийной предметности в символическую реальность, которая и есть Дон-Кихотовское дульцинирование…»?..
Сразу вспоминается знаменитое:
«надеть на шпиндель моталки шпульку так, чтобы в прорезь фланца шпульки вошла установочная шпилька шпинделя моталки…»
– Да знаю я, знаю! Только куда мне было деться? Родители Макса собрали все его рукописи, попросили меня подготовить к печати, заплатили вперёд. Неслабо, скажу я тебе, заплатили… А у меня свадьба скоро. Отказаться неудобно. Так вот совпало всё…
– Ну, если попросили, заплатили, «неудобно» и «свадьба» – тогда понятно, конечно…
– Ничего тебе не понятно! – с тоской воскликнул Игорь. – Они ведь нашли ещё наброски двух его романов, так мне теперь приходится их тоже редактировать!
– Снова вперёд заплатили?
– В том-то и дело! А наброски, скажу тебе… Такие сырые, что мне на самом деле приходится просто самому романы писать. И гадать, что хотел Макс. А родители всё время просят посмотреть, как идёт работа, и дают советы, и обижаются, если у меня, по их мнению, получается на него непохоже…
Тогда же, в первую годовщину, в КубГУ прошёл вечер памяти Макса. В аудитории сидело человек тридцать, в основном насильно согнанные студенты. Давнишняя поклонница Макса, известная краснодарская журналистка Валентина А., блестя влажными от слёз глазами, срывающимся голосом несла беспросветную пургу, растолковывая молодым школярам вклад погибшего в кубанскую журналистику.
– Максим первый на Кубани соединил журналистику с литературой!
– Это как? Каким образом? На фига?! – раздались недоуменные вопросы.
– Ну… он писал не просто информативно, а информативно и талантливо, он был очень талантлив! Он кроме статей ещё и стихи писал, и рассказы, и повести! И романы писал! Он перевёл «Ворона» Эдгара По! Мы, его друзья и поклонники, сделаем персональный сайт Максима, посвящённый его творчеству!
– А!.. Тогда да, тогда круто! – покладисто соглашались молодые акулы пера. Им по барабану был и Эдгар По, и его «Ворон», которого за полтораста лет переводили все кому не лень, и эта отчего-то волнующаяся, густо накрашенная взрослая женщина в короткой кожаной юбке. Ну, препод умер. Подумаешь, невидаль! Старый пердун, ему за тридцать было! А время уже послеобеденное, через дорогу от учебного корпуса продают холодное пиво, по коридорам стайками носятся симпатичные юные первокурсницы; работы – непочатый край!..
– Когда вы собираетесь открыть сайт? – спросил я.
– Скоро! Мы уже сейчас над этим работаем, нам помогают все, кто знал и любил Максима!
За прошедшие с тех пор девять лет сайт так и не открыли.
4. Поэт в шкафу
Одной из моих однокурсниц по Краснодарскому институту культуры, где я учился в 1984-1989 годах, была сексуальная блондинка Лариса. В начале лета 1988 года я был в неё сильно влюблён. Вернее сказать, вожделел. Напрасно. Поклонников, в том числе «серьёзных», у Лары хватало, бедный однокурсник не мог заинтересовать её по определению. Моя пассия надо мной посмеивалась и предлагала «остаться друзьями».
А в начале июля я познакомился с другой девушкой, Владой, которую по обычаю юности тоже любил и тоже вожделел. Ей я писал сонеты-акростихи:
«В твоём огне сгорев, без лживых покаяний –
Листвой увядших слов, тетрадью спетых нот –
Атлас небес прорву, и устремлю полёт
До крайних рубежей бескрайних расстояний.
Астральных гроздьев сок, нектар вселенских знаний…» и т.д.