Красное, белое и серо-буро-малиновое

Пока Живоглоцкий выздоравливал в госпитале от полученной раны в виде ожога, произошла Февральская революция. Живоглоцкий по старой памяти решил ехать в Глупов, где намеревался вплотную заняться революцией. Железнодорожное сообщение в России было в те времена сильно расстроено, и поэтому Живоглоцкий смог добраться до Глупова только летом и именно в тот момент, когда Зойка Три Стакана спешно бежала из Глупова в Отлив. Они даже столкнулись в дверях вокзала лицом к лицу.

При этом Живоглоцкий подумал:

«Ну и страшная же баба!»

Зойка Три Стакана подумала другое:

«Опять еврей!»

А Камень ничего не подумал, только отодвинул Живоглоцкого с пути своей рукой-манипулятором, и они с Зойкой прошли в здание вокзала, а Живоглоцкий вышел оттуда.

Никто его не встречал. Оглянувшись кругом, Живоглоцкий заметил рядом с вокзалом почту и направился прямиком туда.

«Встречайте прибывшего сегодня из ссылки знаменитого революционера Исаака Михайловича Живоглоцкого, первого председателя Совета рабочих депутатов Глупова. Группа товарищей» – телеграмму такого содержания отправил Живоглоцкий в адрес Глуповского Совета рабочих депутатов. Выпив у вокзального буфета три стакана чая и заев их бубликом, Живоглоцкий отправился в Совет.

После бегства Зойки Три Стакана с сотоварищами от Временного комитета и от Митрофана в Глуповском Совете царил полный хаос. Буйные в Совете, конечно, были – как без этого? А потому речи возникали, но действий не было. Избрали временным председателем Совета И.П. Ситцева-Вражека, меньшевика. Он был человеком с образованием, окончил полный курс права в Харьковском университете и работал в глуповской гимназии, где преподавал историю. Особенно он увлекался историей Нерона и в мирное время даже побывал в Риме.

Его, как человека уважаемого (а в Глупове тогда очень уважали учителей гимназий) и выбрали председателем Совета, а заодно, чтобы два раза не голосовать, избрали и председателем исполкома. Надо сказать прямо: проводя свою меньшевистскую линию, Иннокентий Порфирьевич со своими обязанностями не справлялся. Утихомирить депутатов он мог – навыки гимназического учителя это помогали сделать, – а вот наладить работу комитетов и исполкома у него не получалось. На совещаниях он больше говорил о Нероне и его любимой женщине Актэ, чем о канализации и снабжении Глупова дровами на зиму.

Поэтому телеграмма пришла вовремя. Старые глуповцы вспомнили про Живоглоцкого и про то, как он мелькал на митингах в 1905 году. Всё-таки первый председатель первого Совета! Все обрадовались, закричали «ура!» и стали подбрасывать вверх свои шапки. Сильнее всех кричал Ситцев-Вражек, хотя и был огорчён закрывающимися перед ним перспективами. Когда шапки кончились, осиротевшие после бегства Зойки Три Стакана депутаты высыпали наружу и стали встречать Живоглоцкого.

«Как он выглядит-то? Не ошибиться бы!» – волновались они, переминаясь с ноги на ногу и с тревогой вглядываясь в даль.

«А где хлеб да соль? Тут? Не потерять бы!» – продолжали волноваться депутаты.

«Как встретят? И встретят ли?» – переживал Живоглоцкий, подходя по Большой Дворянской улице к зданию бывшего Дворянского собрания.

Дойдя до гостиницы «Аврора», он нацепил для солидности на грудь Георгиевскую медаль. Пройдя гостиницу, он подумал и снял медаль.

Впереди, у здания Дворянского собрания, в волнении столпились депутаты, чьи лохматые головы то выглядывали из-за колонн, то скрывались за ними.

«Встречают!» – обрадовался Живоглоцкий, выпятил грудь колесом, нацепил медаль и вышел на проезжую часть Большой Дворянской улицы, приветственно размахивая депутатам рукой.

– Он! – дружно закричали депутаты, понимая, что никакой дурак, за исключением Живоглоцкого, им махать рукой не будет, и бросились обнимать его и качать.

На руках же депутаты занесли Живоглоцкого в зал заседаний совета депутатов и поставили на трибуну.

Удивительно, но оказавшись на трибуне, Живоглоцкий тут же преобразился – из простого местечкового еврея он стал грозным львом. Время, проведённое им на фронте, научило его громко кричать, перекрикивая разрывы снарядов.

– Товарищи! – зычно рявкнул Живоглоцкий.

Товарищи от испуга зажмурили глаза, но, опомнившись, устроили Живоглоцкому бурную овацию. Тут же раздались призывы устроить обед в честь героя-революционера. Героя с трибуны забрали и посадили за стол в столовой бывшего Дворянского собрания, а теперь – в столовой Совета рабочих депутатов.

Так первая речь Живоглоцкого как революционера после возвращения его в Глупов принесла ему первые дивиденды в виде борща, жареной куры с гречневой кашей и компота из свежих яблок.

Поскольку Живоглоцкий изрядно проголодался в дороге, то быстро умял свою порцию, чем вызвал некоторое замешательство среди депутатов. Большинство из них решили, что герою не дали еду, и начали бурно возмущаться. Для того чтобы дело не дошло до революционной ситуации, работники столовой подали Живоглоцкому вторую порцию комплексного обеда. Её наш герой «сметал» не так быстро, как первую, но всё равно в довольно ускоренном темпе.

«Вот – настоящий революционер! – заключили глуповские депутаты. – Ест так быстро для того, чтобы время на революцию оставалось. А давайте выберем его нашим председателем исполкома!»

Председатель Совета Ситцев-Вражек не возражал, а даже, как показалось некоторым недоброжелателям, подобрел в лице, поскольку работа в исполкоме его тяготила. Ему и Совета вполне было достаточно.

Так и порешили. Не вставая из-за стола, депутаты единогласно проголосовали за то, чтобы Живоглоцкий стал председателем исполнительного комитета Головотяпского Совета рабочих и солдатских депутатов. После обеда Живоглоцкого вновь подхватили за руки, перенесли в зал заседаний и поставили на трибуну, чтобы он произнёс речь уже как председатель исполкома совета.

– Товарищи! – вновь рявкнул Живоглоцкий, и депутаты опять зажмурились от испуга, после чего разразились бурными продолжительными аплодисментами, так и не дав Живоглоцкому сказать хотя бы ещё одно слово.

Возникло коллективное мнение, что Живоглоцкому нужно умыться и отдохнуть с дороги. Это желание тут же реализовали в жизнь, подхватив Живоглоцкого с трибуны и вынеся из здания Совета.

Живоглоцкого всю остальную часть дня восторженные депутаты сначала парили в бане, затем стригли у лучшего цирюльника, после чего разместили в гостинице «Аврора» в лучшем номере (княжеском, как его называли в гостинице), раздели и уложили спать. Надо отметить, что при этом Живоглоцкий ни разу не передвигался на своих ногах, – депутаты всё время носили его на руках. И только когда он попросился в нужник, ему удалось встать на ноги, и то только в самом нужнике, а до нужника и обратно его опять несли на руках.