Красное, белое и серо-буро-малиновое

Мужики как-то вдруг хором ответили:

– Не пустим продотряд в деревню! Всё отдали уже!

– Да вы знаете, кто я такой? Я – комиссар по продотрядам Кузькин! Вот ужо я вам! А ну-кась разойдись по избам да хлеб для реквизиции приготовь!

Тут из круга вихляевских мужиков вышел один мужичонка в красноармейской шинели, невысокого роста и чернявенький, со шрамом через всё лицо от врангелевской шашки, по фамилии Александров, и сказал:

– Слушай ты, Кузькин! Вот мы все тут отвоевали в Красной армии за мировую революцию, за власть Советов и домой вернулись, а дома жрать нечего. Всё вам, городским, отдали! Осталось только посевное зерно, сами сушёную лебеду, крапиву да сныть едим, а ты хочешь ещё последнее отнять? А чем мы сеять тогда будем? С голоду ведь помрём! Уйди лучше подобру-поздорову! Наш сельский совет принял решение ничего сверх того, что положено, не отдавать. И комбед с ним согласен. Так что вот вам бог, а вот и порог!

Кузькин таких смелых речей никогда и не слыхивал. Обычно, когда он представлялся да произносил страшное слово «комиссар», то сразу же все становились покладистыми. А тут – бунт какой-то. Достал он тогда маузер из кобуры и пальнул разок для острастки в воздух. Продотрядовцы тогда из саней повысыпали, гармошки в санях поставляли и быстренько ружья свои на изготовку вскинули, приготовились к стрельбе. Вихляевские мужики и разбежались.

– То-то! – усмехнулся Кузькин.

Спрятал маузер, вновь обнял бутыль самогона и велел возчику, махнув рукой в сторону Вихляевки:

– Трогай!

Обоз тронулся в сторону Вихляевки. Но мужики, как оказалось, вовсе не испугались выстрела из маузера, поскольку были они на войнах стрелянные. Только Кузькин с отрядом подошёл к деревне на ружейный выстрел, как открылись ворота ближайшего амбара и оттуда вихляевские мужики на руках пушку выкатили, развернули её в сторону продотряда и как стрельнули поверх саней! От испуга Кузькин сделал неловкое движение – бутыль с самогоном ударилась о реквизированный утюг, лежавший среди множества других вещей в санях Кузькина, и лопнула. Обломок стекла бутыли порезал Кузькину пузо поперёк туловища.

– А ну поворачивай назад, продотряд! – закричали вихляевские мужики. – А то в следующий раз уже и по головам саданём!

Продотряд в панике бросился бежать и скакать наутёк от Вихляевки. Вёрст через десять остановились передохнуть, глядь – а Кузькин-то ранен! Перевязали его как могли, промыли рану оставшимся самогоном и отправились в Глупов. По дороге от потери крови Кузькин потерял сознание, и его сразу же по приезде в город отвезли в городскую больницу, которой заведовал Викторов, проходивший в больнице исправительные работы за сотрудничество с режимом Лизки.

Сами же продотрядовцы гурьбой ввалились в кабинет Зойки Три Стакана и, перебивая друг друга, сочиняя на ходу всё новые и новые подробности, рассказали ей о том, что в деревне Вихляевке Глуповской губернии появилась белогвардейская банда, вооружённая до зубов пушками и пулемётами, общим числом бойцов до тысячи человек. Рассказали они также о том неравном бое, который был вынужден принять продотряд, и как, поубивав с сотню бандитов, но остановленные шквальным орудийным огнём, они на руках вынесли с поля боя своего единственного раненого – командира Кузькина. Зойка Три Стакана приказала не паниковать, а сама отправилась в больницу.

К тому времени Кузькин, не приходя в сознание, умер. Зойка Три Стакана обратилась к Викторову:

– Как так? Почему допустили смерть такого человека?

– Большая проникающая рваная рана брюшной полости – стеклом от бутыли с самогоном… Повреждены жизненно важные внутренние органы. Усугубилось всё ещё и ожогом от самогона этих органов. К тому же – большая потеря крови. Так что сделать ничего не смогли наши врачи…

– Нет, доктор, ты что-то путаешь. Умер Кузькин от вражеской пули. Об этом все продотрядовцы заявляют, ты что-то путаешь!

– Да ничего я не путаю! Что – я не смогу рваную рану от стекла спутать с раной от пули? И самогон как внутрь попал?

Зойка Три Стакана помолчала, ничего не говоря.

– Ладно. Не важно, отчего он умер. Важно, что он умер. И умер он в революционной отчаянной борьбе за рабочее дело! И похороним мы его как героя, погибшего за общее народное дело! Вот!

Зойка Три Стакана развернулась после этих слов на каблуках и отправилась в здание исполкома. Викторов в свидетельстве написал, как есть: «глубокая рваная рана, вызванная воздействием режущего предмета – осколка бутылочного стекла». Но кого интересовало это заключение? Сдали его в архив, и делу конец! Это только теперь, после того как глуповские архивы стали достоянием гласности, тайна гибели Кузькина раскрыта. А до того считалось, что Кузькин геройски погиб в неравном бою от предательской пули, пущенной в спину, которая попала в живот…

Тем временем Зойка Три Стакана собрала совещание: Рябинин, она и Матрёшкин.

На совещании решили послать на все дороги в Вихляевку сторожевые разъезды из сотрудников ЧК, чтобы предупредить внезапное нападение бандитов на Глупов, если оно случится. От имени Глуповского областного совета Рябинин запросил телеграммой у Москвы войска на борьбу с бандитами, на что получил ответ: «Сообщите численность, состав бандитов, вооружение, имя главаря. Ленин». Поскольку ничего этого глуповским руководителям не было известно, решили с ответом погодить.

Кузькина торжественно похоронили в центре Глупова у старой крепостной стены. Было много речей и клятв. Местный поэт из цыган Бедьян Дедный прочитал свои стихи, написанные по этому поводу:

Был Кузькин вождь народов,Рабочих и крестьян,Любил он их безмерно,За них он жертвой пал.Он всем внушал презреньеК богам, царям, попам,Простым дал просвещенье,Глаза открыл он нам.За то, что дал свободу,Всю власть и коммунизмРабочему народу,В нём только труд и жизнь,Его мы лозунг чтим,Ряды мы укрепим,Порочных всех исправимИ пьяниц отрезвим.

Последняя фраза в стихотворении несколько покоробила тех, кто знал покойного, но из стиха фразу не выкинешь – рифма есть рифма!

Под выстрел оружейного салюта гроб с телом Кузькина опустили в могилу, закопали и поставили памятник, изготовленный из меди на железнодорожных мастерских, с надписью:

«Здесь покоится прах верного сына глуповского народа комиссара Кузькина Кузьмы Кузьмича, павшего в неравном бою с кулацкими прихвостнями 10 ноября 1920 года под Вихляевкой».

А когда спустя много лет в Глупов провели природный газ, то у могилы Кузькина соорудили Вечный огонь, который до сих пор освещает старую крепостную стену из газовой горелки, спрятанной под мраморной пятиконечной звездой.

Местная газета «Глуповская правда» выступила с инициативой опубликовать брошюру, посвящённую похоронам Кузькина, в которой поместить все прозвучавшие речи. Так и сделали.

После похорон и поминок решили отдать кузькиной матери, которая не выходила из запоя во время похорон сына, всё его имущество. Имущество Кузькина вывозили из квартиры в пятиэтажке на десяти грузовых автомобилях – столько его накопилось за три года непосильного труда на благо Головотяпии и советской власти. Надо было ещё вскрыть сейф, обнаруженный в квартире покойного. Ключ от сейфа висел на груди Кузькина на прочном кожаном ремешке, поэтому комиссия из трёх сотрудников ЧК во главе с Матрёшкиным вскрыла ключом сейф и обомлела: сейф был наполовину занят различными драгоценностями – кольцами, серьгами, золотыми монетами, подсвечниками, бриллиантовыми изделиями и т. п. Стали всё описывать и заносить в акт каждую вещь. Всего было найдено: