Красный Дракон Империи

Обещанные люди прибыли когда начало смеркаться. На поле возле штаба дивизии сели два вертолёта ЯК-40В и звено из пяти ударных Ми-28. Из яковлевских вертушек высыпали бойцы в камуфляже и один из них побежал в нашу сторону. Ба, знакомые всё лица. "Дядя Вася" собственной персоной. Я облапал не успевшего что-либо сказать Маргелова.

— Ну, здравствуй, Василий Филиппович! Рад тебя снова видеть. Не удивляйтесь, полковник, — обернулся я к стоящему рядом командиру дивизии, — мы с товарищем Маргеловым с самой финской не виделись.

Полковник понимающе с улыбкой кивнул.

— Товарищ генерал-полковник, — отрапортовал будущий, надеюсь, командующий ВДВ, — майор Маргелов с батальоном специального назначения прибыл в ваше распоряжение.

Высадка и последующий штурм интерната прошли успешно. С воздуха нас прикрыли, помимо звена "Ночных охотников", ещё и полк лёгких штурмовиков Та-3, нанёсший удары по близлежащим немецким частям. Ночные истребители барражировали в высоте на случай появления вражеской авиации. Всё прошло почти идеально. Детей смогли эвакуировать всех. К счастью больше ни кто из них не подвергался зомбированию. Большим минусом было то, что представителя "Аненербе" в интернате не оказалось. За несколько часов до нашего появления он выехал в Варшаву для дальнейшего восстановления. Видимо сильно его Анютка приложила.

Нас подловили на возвращении. В последний "летающий вагон" мы битком загрузили оставшихся детей, а сами заняли оборону в ожидании следующего борта. Места в этом для нас уже не было. За нами должен был прилететь транспортный Ми-4. Он и прилетел. Не успели мы отлететь от интерната подальше, как по борту вертолёта защёлкали пули. Откуда-то сверху явственно потянуло гарью. Вертушка резко пошла вниз. Приземление мягким назвать было никак нельзя. Едва мы успели выскочить из горящего вертолёта, как раздался взрыв. Меня подхватило взрывной волной и швырнуло на ближайшее дерево. Последнее, что я запомнил перед тем, как потерять сознание, был сильный удар в лицо.

Сознание включалось постепенно. Первым заработал слух и услышанное мне не понравилось. Говорили по-немецки.

— Господин обер-лейтенант, здесь ещё один выживший русский, но он в таком виде, что долго не протянет. Может пристрелим его, чтобы не таскать на себе эту грязную русскую свинью?

— Отставить, ефрейтор. Гауптман приказал тащить всех кто уцелел. Так что возьмите помощников и несите этого русского к машине.

Меня подхватили как мешок и куда-то понесли. Тело я совсем не чувствовал. Но хуже всего было то, что я не ощущал вообще ничего в ментальном зрении. Я и саму ментальную энергию не ощущал. Как будто её вообще не было. Пустота. Где-то внутри меня зародилась паника. Зародилась и сразу пропала, сменившись дикой болью во всём теле. Меня зашвырнули, видимо, в кузов автомобиля. От удара всё тело пронзило будто бы раскалённой иглой. Я едва не потерял сознание. Правая сторона, по ощущениям, была вся повреждена. Рука, нога, рёбра. Болело всё. И всё это при том, что глаз я не чувствовал. Есть ли они у меня вообще? Холодная волна прокатилась по телу. А что если я лишился глаз? Кому я такой нужен, слепой и без своих сверхспособностей? Уж лучше смерть. Как ни странно, но от этой холодной волны боль утихла. Мотор завёлся, в кузов запрыгнули несколько человек и машина тронулась с места.

Ехали не долго. Протащили куда-то по ступеням вниз, лязгнул засов и меня зашвырнули внутрь какого-то помещения. Не упал на пол я лишь потому, что меня подхватили чьи-то руки и бережно уложили на пол.

— Ты откуда, браток? — раздался шёпот. Я попытался ответить, но не смог разлепить губы.

— Ты погодь. Сейчас лицо протру. Ты весь в кровищи.

Лица коснулась мокрая холодная тряпка. Это принесло некоторое облегчение. До этого чувствовал на лице лишь жжение и зуд.

— Вот, так то лучше.

— Спасибо, — прохрипел я, — что у меня с глазами?

— А хрен его знает, что у тебя с глазами. Не видно глаз, заплыло всё. Сейчас холодный компресс сделаю, может гематома и сойдёт.

— Врач?

— Фельдшер. Перед самой войной мобилизовали на сборы. А до того в посёлке фельдшером работал. Ты как догадался?

— Словечки характерные.

— Ну вот, — на глаза легла холодная мокрая материя, — теперь полегче будет. Сам то откуда будешь?

— Оттуда. Десантник я, — характерный камуфлированный комбинезон, хоть и без знаков различия, всё равно не скроешь, — Детей мы вывозили. А вообще, где мы?

— Так это значит ваша работа? Молодцы. Слышал как фрицы об этом меж собой говорили. Я по ихнему понимаю хорошо. У нас в посёлке немцев много жило, от них и научился. Я под Саратовом жил. А где мы не скажу. Сам не знаю. Нас троих сюда из лагеря пару часов назад привезли. Ещё и отбирали тех, кто покрепче.

— Троих? А остальные где?

— Все здесь. Сидят слушают. Тихо! — шикнул фельдшер. — Вроде опять идут.

Опять лязгнул засов и в дверь забросили ещё одного "постояльца".

— Сучары! — донёсся до боли знакомый голос.

— Во, ещё один десантник, — удивлённо в пол голоса сказал фельдшер.

— Ещё один? — спросил новенький голосом Василия Маргелова, — а кто ещё?

— Василий? Живой? Это я, Виктор.

— Виктор? — вопросительно произнёс Маргелов и тут же бросился ко мне, — Това…

Я наощуп схватил его за комбинезон и притянул к себе.

— Без званий, — прошипел ему на ухо.

— Угу, понял, — я прямо явственно увидел как он кивнул, — я ж думал все погибли.

— Меня взрывом отбросило и вырубило, а немцы нашли и сюда приволокли. Не знаешь, где мы?

— Да там же, откуда и улетали. В интернате мы.

— Хреново, — я задумался. Похоже немцы решили использовать нас как подопытных кроликов. Об этом говорит и тот факт, что из лагеря привезли троих крепких пленных. Теперь дождутся возвращения специалиста по зомбированию и примутся за нас всерьёз. Остаётся надежда на то, что удастся сбежать. Без своих способностей и с неработающей правой половиной тела я ему противостоять не смогу. Так обдумывая наше незавидное положение я неудачно пошевелился. Тело пронзила острая боль. Я застонал. Ко мне тут же бросился Василий и фельдшер. Кстати, надо узнать его имя. Да и с другими двумя познакомиться.

— Тихо, тихо. Где болит?

— Вся правая сторона. Похоже руку сломал и рёбра. И ногу не чувствую.

— Ты полежи, а я посмотрю. Где сильно заболит скажешь.

Руки начали ощупывать мою правую сторону тела. Прикосновения я чувствовал как сквозь вату. Боли не было. Вернее она была, но тупая и ставшая уже привычной. Но стоило коснуться плеча, как меня словно молнией шарахнуло. Я аж дугой выгнулся. Компресс слетел с глаз и брызнули слёзы.