Красный орёл

Со слов Гая Гракха, наш легат потребовал у главы второго легиона пойти на уступки, так как сейчас именно от его действий зависит спокойствие и в Норт Ауруме, но получил отказ. Теперь я понимаю, о чём рассказывал центурион преторианцев. Из-за упорства одного командира мы все имеем огромные проблемы. Дукс, конечно, в силах отстранить жестокого легата от работы, или преторианцы способны решить этот непростой вопрос, только всё может стать ещё хуже.

Легионеры в трудовых лагерях, как говорил Аякс: «Самые жестокие и преданные волчьи дети во всей Республике, я вам котёнком покажусь рядом с ними». Однако им приходится таковыми быть. Это руками своих легионеров легаты совершают преступления и казни, поэтому, в случае ареста своего командования, они боятся сами попасть под раздачу. И именно по этой причине многие будут защищать своего легата.

— Бля, Кассий, ты разницу между обычным и тяжёлым скутумом вообще знаешь?! Тяжёлый — он чисто по весу тяжелее! Бегом в расположение за тем скутумом, который весит больше! — прокричал я на своего бойца, когда он прибежал к слону не с тем щитом. Я даже понимаю, почему он ошибся. Ещё ни разу мы не брали тяжёлые скутумы на выезд. Но здесь как бы у преступника барабанник, а он прошивает лёгкую броню.

Вообще казни в трудовых лагерях строжайшим образом запрещены. А вот телесные наказания разрешены. Случай, когда заключённый умер, например, через день после плетей, не считается казнью. Только здесь ситуация иная, ведь смерть сразу нескольких людей наступила прямо в момент наказания. Теоретически легат и исполнители совершили преступление.

— Господин первый центурион, может, ёбнем этого отморозка? — шепнул я на ухо Гаю Гракху, намекая на перегнувшего палку командира трудового лагеря.

— Восстановим порядок, а потом обязательно ёбнем, — усмехнулся командир. Кажется, это первый раз, когда я слышу от него браное ругательство. Впрочем, я тоже до Норт Аурума старался выражаться куда более красивыми словами…

Не люблю ночь в Норт Ауруме. Постоянно опасаешься, что из-за тёмного угла на тебя кто-то кинется. А сегодня ночь длится почти 22 часа в сутки. Не совсем ночь, там ещё есть сумерки и полу-сумерки, но, так или иначе, Солнце возвышается невысоко над горизонтом всего лишь 2 часа в день. Через неделю оно вообще скроется на полтора месяца. Да и морозы усилятся, хотя сейчас мне кажется, что сильнее уже некуда.

— Не много ли нас на одного преступника? — услышал я перешёптывание Дионисия с контуберналиями.

— Вооружённого преступника, — заметил Авкт. — Да и местные жители могут поддержать его, а не нас.

— Понятно. Надеюсь, Марк с Риксом смогут всем вставить.

— Смогут, — уверенно произнёс африканец. Мне льстит вера моих людей в меня.

С тяжёлым скутумом перемещаться не так беззаботно, как с нашим обычным. Во-первых, закрывает он меньшую площадь тела. Во-вторых, весит раза в три больше.

— Приказом легиона, всем разойтись по своим комнатам и не выходить из них до окончания операции! — изо всех сил проорал центурион, когда мы вошли в инсулу. С одной стороны, мы дали понять преступнику, что мы идём за ним (что не так уж хорошо). С другой, мы обезопасили себя и других, ведь они могут оказаться под пулями.

Дальше мы, обнажив оружие, молча продвигались по лестнице, прикрывая себя и друг друга щитами. Третий этаж, комната в самом конце. Сердце бешено бьётся.

— Господин первый центурион, разрешите мне? — шёпотом попросил я у Гая Гракха, так как не хотел рисковать своими людьми, а сам командир куда ценнее меня.

— Разрешаю, — кивнул центурион. — Включи фонарь в слепящим режиме, Рикс выбивает дверь. И, Марк, стреляй в живот, не попади в грудь или голову. Он нам живым нужен. На счёт «три».

Я зажал кнопку включения у фонарика, расположенного на шлеме, после чего тот стал сильно моргать, что должно ослепить противника. Снял с предохранителя, взвёл курок. Гай Гракх поднял вверх руку с барабанником. Один его палец пошёл вверх, второй и, наконец, третий.

Рикс ударом ноги снёс дверь, я тут же ворвался в комнату. Выстрел преступника слегка оглушил меня, но попал по скутуму. Я немножко отодвинул щит, вытянул руку с барабанником. Целюсь в голову, целюсь в грудь, опускаю на уровень живота… А, под хвост кентавру всё!

Я опустил оружие, вновь полностью закрылся скутумом и с разбега прижал щитом к стенке нападавшего. Он захрипел, я надавил сильнее, услышал звук падения его оружия на пол. Затем я ослабил давление и ударил рукоятью барабанника по его челюсти. В следующую секунду ворвался Рикс. Вместе с ним, кое-как уместившись в тесной и забитой комнатушке, мы скрутили преступника, я поднял его оружие и спрятал у себя.

— Отличная работа, первый декан, — похлопал меня по плечу Гай Гракх, а затем тихо спросил, чтобы никто другой не услышал. — Ты почему не стрелял?

— Не было необходимости, — честно ответил я. Уродец не имел навыков владения огнестрельным оружием и быстрым взводом курка, ничего не видел, а я был закован в броню. — Его бросят на песок арены, пускай сдохнет там по закону.

Я понимаю, почему первый центурион хотел от меня именно выстрела в живот — с большой долей вероятности, это медленная смерть при отсутствии хорошей медицинской помощи. Это месть за нападение на легион. Вроде как взяли живым, поэтому местные жители не будут сразу бухтеть, а через месяц, когда он умрёт от ранения, о нём никто и не вспомнит. А ещё именно так Гай Гракх решает крупные проблемы, чего стоит та же «мёртвая ночь», тогда ради достижения вроде как хорошей цели мой командир приговорил более сотни людей к смерти. Впрочем, в этом конкретном случае нет хорошей цели.

— Наш декан нереально храбрый, конечно, — услышал я за спиной перешёптывания Кассия. — Не стал стрелять в вооружённого противника. Я бы вообще зассал входить в ту комнату первым.

Если честно, я и сам чуть не обоссался. Боялся, что скутум не выдержит попадания. А потом и броня сломается под натиском пули. Однако я безмерно рад, что наша защита оказалась столь хороша.

Никто нам не мешал, все тихо сидели по своим комнатушкам. Мы вывели мужчину с хомутом на запястьях за спиной из инсулы, лишь в тот момент я набрал полную грудь холодного воздуха. Кажется, что я не дышал несколько минут, хотя это не так. Я посмотрел на свой скутум, на котором остался чёткий след от попадания. Скорее даже мощная вмятина. Как минимум, придётся менять передний слой защиты у него.

— Давненько такого не было, — тяжело вздохнул Рикс, когда мы сели в слона. — Я уж и забыл…

— Скоро снова забудешь, — подбадривал всех первый центурион. — Скоро всё вновь станет хорошо.

Да, мы сможем всё исправить. Это был всего лишь единичный акт отчаяния одного психа. Всё под контролем. Почти всё, чуть не забыл…

По возвращении в лагерь я побежал в медицинский пункт. В одной огромной комнате лежали два пострадавших сегодня человека. Третий получил лишь лёгкие травмы и вернулся в расположение контуберния. Другой легионер получил травму головы, а декан — перелом ноги и рёбер.

— Привет, мужики, как вы? — поздоровался я с раненными легионерами.

— Первый декан первой центурии, спасибо, жить будем, — весьма бодро сообщил декан. Я ведь даже не знаю ни его имени, ни центурии. А он меня сразу узнал.

— Хотел сообщить, что напавший на вас задержан, — принёс я хорошие новости. — И ещё кое-что…

Я достал спрятанное оружие, отобранное у того урода, и положил его на тумбочку.

— Вот за это спасибо, — сквозь явную боль улыбнулся мне пострадавший декан. Он уже не так молод, почти сорок, наверное. Следовательно, ему совсем немного остаётся до возможной отставки с получением пожизненных выплат от легиона. И было бы совсем обидно, если бы его выгнали из легиона.