Красный сфинкс. Книга вторая
Шрифт:
При этом он ежегодно ежедневно проделывал огромную работу по обработке коллекций, по научному редактированию чужих публикаций, давал множество устных и письменных консультаций, читал лекции и доклады, выступал по радио. Добавлю к этому: он читал и рецензировал по своей воле сотни и сотни чужих, присылаемых ему по почте рукописей. У меня хранятся первые, от руки написанные мною рассказы, на полях которых Николай Николаевич оставлял свои замечания, точные и глубокие. Его блестящая научно-художественная книга «Гомункулус» (1958), более строгие «Очерки по истории зоологии» (1941) и другие произведения этого жанра до сих пор остаются непревзойденными образцами жанра.
Научно-художественные книги Николая Николаевича действительно художественные. «Бронтозавр», изданный в 1930 году, до сих пор меня восхищает не только своим материалом, но и тональностью, интонацией. Книжка не переиздавалась уже семьдесят с лишним лет, но все в ней свежо, все трогает.
«Лист, тихо кружась, упал на воду…
Иглы араукарий дрогнули и зазвенели на гибких ветвях…
Деревья чуть наклонились и снова выпрямились…
Едва заметны были розовые облака на горизонте. Солнце садилось.
В тинистой воде медленно поднимались большие пузыри. Они доплывали на поверхность воды, переливаясь красным, синим и желтым, и лопались. Мелкие круги разбегались от лопнувшего пузыря, бороздили воду и, сталкиваясь друг с другом, превращались в нежную рябь.
На смену лопнувшим пузырям поднимались все новые и новые.
Казалось – тинистая вода дышала.
Толстый слой ила и отмерших частей растений устилал дно огромного болота-озера. В этой разлагающейся массе жили мириады бактерий брожения, и радужные пузыри, прорывавшие сонную гладь озера, говорили о непрестанной деятельности этих обитателей темного дна.
Высокие деревья отражались в черной воде. Их ветви свисали над заболоченным озером, странные двухдольчатые листья чуть шевелились на длинных черешках.
Ветер дул с озера и нес с собою запах гнили и тины.
В густых зарослях папоротников, хвощей и кустов было тихо. Ни одна птица не мелькала в зелено-бурых ветвях, ни одна бабочка не порхала в поисках за яркими и душистыми цветами, ни одна пчела не гудела в траве. Цветов не было – были только листья и ветви, только высокие стволы и ярко-рыжие лепешки лишайников на их темно-серой коре.
Лес молчал и казался спящим».
Но нет, лес юрского периода не спит.
В его тени все живет, движется. Раскачиваются растения, цветут водоросли. Стрекозы, крабы, скорпионы охотятся друг на друга. А из треснувшей скорлупы огромного яйца вдруг высовывается беспомощная серая головка на длинной шее. Вот она моргнула глазами… Спряталась… Снова высунулась, испуганно заморгала… Это народился бронтозавр – дитя одного из самых громадных звероящеров, когда-либо существовавших на Земле. Он растет, он открывает мир. Высокий кустарник, папоротники и хвощей окаймляют озеро, на берегу которого он появился на свет. «Туман висел над озером, и сквозь этот туман тускло поблескивала грязная вода, покрытая тиной и водорослями. Высокие, словно бамбуки, хвощи торчали из воды, большие зеленые листья неподвижными лепешками лежали на ее сонной глади. Вдали, далеко-далеко от берега смутно виднелись над водой черные холмы.
Под ногами бронтозавра захлюпала болотистая почва. Ноги все глубже уходили в нее, он вытаскивал их с громким чмоканьем, брызгая илом
и грязью. Огромные ямы оставались на следу бронтозавра, и в них тут же просачивалась вода.Вытягивая вперед шеи, тыкаясь головками то в траву, то в кочки, то в ямы с водой, детеныши не то шли, не то ползли по трясине».
Первая еда… Первые сумерки… Первое утро…
«Много кругов на небе описала луна.
Много раз показывалось на востоке, катилось по небу и пряталось на западе солнце.
Много раз на смену длинным дням и коротким ночам приходили короткие дни и длинные ночи.
Много раз сменили свои вайи папоротники, и много раз роняли араукарии одряхлевшие иглы.
Много раз линяла саламандра, и много раз над озером кружились в воздухе только что появившиеся на свет мухи и комары…»
Все проходит в вечном круге женщины.
Вырастает, живет и уходит, наконец, и наш ящер.
«Бронтозавр качнулся, зашатался, выровнялся и снова замер на месте… Качнулся опять… Все труднее ему было удержаться на ногах. Ноги подгибались, туловище давило на них, давило на хвост…
Шея легла на воду, туловище задрожало, пошатнулось и исчезло под водой. Вода плеснулась, круги побежали к берегам, зашуршали высохшими хвощами.
Только раз еще всплеснулись волны – длинный хвост взметнулся и тяжело протянулся по дну.
Огоньки, плясавшие над водой, несколько ночей были ярче и крупнее, чем обычно. Это были «огоньки бронтозавра» – из разлагавшегося тела ящера выделялось много газов».
Круг замкнулся.
А вот научно-фантастическая повесть «Недостающее звено» издавалась не раз.
И она тоже полна непреходящего неизбывного восхищения перед жизнью.
«Тинг схватил сачок для бабочек и выбежал на улицу.
В лесу он раздавил несколько молей и отшиб сачком хвостик красно-черному махаону. Руки дрожали, в глазах мелькала синяя полоска: она расширялась и сужалась, словно мигая. Рот был полон горечью хинина и неудачи, в ушах звенело от хинина и возгласов: «Синяя глина!», сердце противно ныло… Яркие кружочки пестрели в траве и на листьях пальм: солнечные лучи пробивались сквозь вырезные листья фиговых деревьев. Кусты были покрыты желтыми цветами, и Тинг не сразу понял, где цветы, а где солнечные кружочки: так ярки были те и другие. Дул ветерок, шевелились листья, и золотые кружки прыгали по траве, а желтые цветы качались…».
В этом цветном и душном тропическом раю происходит встреча героя с представителями давно вымерших предков человека.
«Перед ним виднелась темная волосатая спина. Кто-то сидел на земле спиной к Тингу и жалобно скулил. По положению рук было видно, что они поднесены ко рту.
– Ууууй! – жаловалось животное, чуть раскачиваясь.
Волосатый затылок был совсем обезьяний. Почти голые раковины ушей Тинг принял бы за человечьи. Но спина была покрыта волосами, плечи волосатые, верхние части рук – в волосах. «Обезьяна! Свалилась, ушибла палец и сосет его».
Цель была достигнута, и Тинг успокоился.
Он отдышался, вытянул ноги, подпер голову руками.
Обезьяна продолжала скулить. Концы листьев папоротника щекотали ей бока и она нетерпеливо ерзала, громко чмокая. Только теперь Тинг заметил, что обезьяна велика для макака или мартышки. На гиббона она была совсем не похожа: коренастая, плотная, с короткой крепкой шеей. Тинг видел разных обезьян в зоопарках и на рисунках и мог отличить гиббона от макака или шимпанзе. «Новая порода…»
«А ведь новую орнитоптеру я упустил! – вдруг вспомнил он. – Красные хвостики… Удивительно! Или ее и не было, а просто ошибся спросонок?»