Краткая история белковых тел

– - Привет, Петро!
– - я обрадованно здороваюсь с ним, но бывший сослуживец энтузиазма не проявляет.

– - Здорово!
– - цедит Безручко сквозь зубы, не глядя в мою сторону.

Не знаю, чем вызвано его недовольство и мне, пожалуй, всё равно, но я хочу объясниться:

– - Вы куда делись с блокпоста? Я, когда вернулся...

– - А ты куда утёк? Ушёл к танку, а на нас в это время навалились укропы.

– - Потом вернулся.

– - Потом, потом! Кольку они ранили, я его тащил на себе, а в хате он умер.
– - Пётр сплюнул под ноги.

– - А дядька Никита?

– - В подвале сховался. Не знаю, нашли его, чи не...

Я боялся спрашивать об Оксане. Вдруг с ней случилось что-то ужасное, неприятное, что заставит меня сожалеть о знакомстве с ней? Когда ужасные вещи происходят с незнакомыми людьми -- это событие, как правило, скользит мимо сердца и оседает только в голове, это ещё одна неприятная информация, которых и так достаточно много в нашей жизни. Тут ничего не поделаешь, жизнь полна огорчительных сюрпризов!

Но вот когда что-то случается с близкими, известными тебе лично -- тогда другой расклад, и потому у меня нет привычки сближаться с кем-то. Чтобы потом не переживать. Это одно из правил белковых тел -- ни с кем не сближаться. И такое открытие я уже делал, когда уходил из Засечного по неубранным полям подсолнечника.

Не дожидаясь моего вопроса, Безручко безучастно сообщает:

– - Оксана с матерью уехала в Мариуполь. Их укры, вроде, пропустили как беженцев.

– - Понятно.

Я отделываюсь одним словом, потому что больше говорить не о чем. Уехала, спаслась и, слава богу! Остальное меня не касается.

Патрулирование начинается сразу. Старшим в нашей группе назначен Пётр. Третий патрульный с позывными Скрипач оказывается мелким парнем, роста ниже среднего, щуплым, но достаточно быстрым и вертким. Он весь увешан оружием от автомата до десантного ножа, рукоять которого торчит из разгрузки. В разгрузку, кстати, он засунул несколько гранат, а с боку на поясе ещё болтается пистолет.

– - Ты откуда такой военный?
– - интересуюсь я.

– - С Дона. Казак я.

– - Ага, казак...
– - с сомнением бормочет Петро.

Парень шмыгает носом, но не от простуды, как я понимаю у него такая привычка.

– - Предки мои с Дона, -- поправляется он, -- а сам я из-под Луганска. Здесь учился в Донецке.

– - Да ладно!
– - я удивляюсь появлению столь неожиданного спутника.
– - Студент что ли? Что изучал?

– - Химию. В Луганске завод есть химический, хотел туда после...

Скрипач явно не хочет продолжать студенческую тему. Он выдвинулся вперёд, опережая нас с Петром на несколько шагов, настороженно вертит головой по сторонам, напоминая голодного птенца, оставшегося без родительской опеки.

Народу нам встречается мало. По дороге изредка проносятся разные легковые и грузовые машины, пролязгали три танка ополчения.

– - Где будем искать диверсантов?
– - нарушаю я неловкое молчание, повисшее между мною и Безручко.

– - Сами найдутся!
– - мрачно отвечает тот.

Мы идём дальше.

17.

Этот город производит на меня странное гнетущее впечатление, как город-призрак, внезапно возникший посреди богатой и густонаселенной земли. Широкие улицы, утопающие в зелени деревьев, жаркое солнце в бездонной синеве неба, современные дома. Но... Людей на улицах почти нет, магазины закрыты, на домах появились шрамы войны: следы осколков, возникшие после яростных обстрелов украинских военных, чёрные провалы окон от пожаров. Машины пролетают мимо, словно боятся задержаться на мертвых улицах и тут же превратиться в сюрреалистичные памятники эпохи гражданской войны на Украине. Памятники в виде обгорелых остовов.

И мне кажется, что город-призрак живёт сам по себе, своей отдельной жизнью, город, забытый населением.

До нас вдруг доносятся звуки выстрелов со стороны соседней улицы. Огонь ведут, похоже, из гранатомета. Что там? Прорвались танки укропов? Начался штурм со стороны аэропорта?

Скрипач пригибается, а поскольку он парень и без того маленький, кажется, что опустился на корточки. Мы с Петром берём наизготовку автоматы и жмёмся к стене дома. Что делать? Бежать вперед или укрыться за углом, а может, прыгнуть в подвал через разбитое окно?

– - Ждём здесь!
– - твёрдо приказывает Пётр.
– - Надо осмотреться!

– - Братан, а может, нашим помощь нужна?
– - срывающимся голосом обращается к нему Скрипач. Мне кажется, ещё немного и он расплачется оттого, что не удалось пострелять.
– - Поможем?

Но Безручко не отвечает, настороженно глядя вдоль улицы. Я хорошо чувствую его настрой -- он спасся после атаки на Засечное и ему совсем не хочется запросто погибнуть здесь, по дурости, безрассудно рванув на бог весть чьи выстрелы. А если там засада? А если там вражеские снайперы?

Однако его и наши колебания длятся недолго, поскольку из-за поворота вдруг выкатывается толстая старая женщина. Она что-то неразборчиво бормочет и размахивает руками, как встревоженный шмель, которого выкурили дымом из гнезда. Завидев нас, женщина бросается в нашу сторону.

– - Хлопцы!
– - кричит она еще издали.
– - Там диверсанты, стреляют.

– - Где, кто?
– - почти хором спрашиваем мы.

– - Там, там, -- она машет рукой по направлению к соседней улице.
– - На машине они. Выскочили, достали трубу, и давай из неё палить во все стороны.

– - Всё, погнали!
– - не дослушав женщину, Петро машет рукой, и мы бежим за ним следом.

На соседней улице уже пусто, ни машины, ни людей. Из окон двух пятиэтажных домов поднимается густой черный дым -- стреляли по жилью. С верхних этажей слышен отдаленный плач, наверное, кого-то убили или ранили.

– - Суки укропские!
– - скрипит зубами Пётр.
– - Мы их достанем!

Про себя я не сомневаюсь, конечно, достанем. Всех достанем рано или поздно. Мы их достанем или они нас.

По нам стреляют.

Я не сразу понимаю, кто стреляет, откуда. Пули шлёпают в стену пятиэтажки прямо возле нас: одна бьёт над моей головой, вторая крошит кусок бетонной плиты возле ноги Скрипача.

– - Тикай за угол!
– - командует Безручко.
– - Давай, давай!

И мы бежим, улепетываем, аж пятки сверкают.

Когда по тебе ведет огонь неизвестно кто -- это гораздо страшнее, чем бой с видимым противником. Чудится, что пули летят отовсюду, что опасность подстерегает за каждым поворотом, во всех подъездах, и в этом есть нечто мистическое, первобытное. Потому я испытываю страх первобытного человека перед неизведанными силами природы. Мне немножко стыдно за эту боязнь, но под бешеным огнём боязнь растворяется сама собой, уступая желанию быстрее спрятаться в безопасном месте.