Краткая история экономических учений в фокусе теории права

Здесь мы сталкивается с третьим важным источником экономической теории Смита, а именно с имморалистской концепцией Мандевиля. В значительной степени экономическая доктрина Смита представляет собой лишь прикладную этику свободного предпринимательства, которое, как известно, никогда не осуществлялось высоконравственными людьми. Другими словами, Смит так же, как и Мандевиль, задался целью оправдать в лице предпринимателя естественного человека, но только не за счет диффамации нравственного начала человеческих поступков. Таким образом, как этическое, так и экономическое учение Адама Сита можно рассматривать как более или менее удачную нейтрализацию имморализма Мандевиля.

Бернард Мандевиль (1670–1733 гг.) – подобно Кенэ – был врачом, а не философом и тем более не экономистом. Вместе с тем он создал оригинальную концепцию «этики от противного» в своей скандально знаменитой «Басне о пчелах» (1714 г.). Основной тезис басни Мандевиль выразил в подзаголовке к ней («Пороки частных лиц – блага для общества»). Мандевиль весьма остроумно доказывает, что успех человека в обществе зависит вовсе не от положительных моральных качеств (общительность, чувство сострадания и т. п.). Напротив, двигателем социального успеха конкретного человека, по мнению Мандевиля, являются «наиболее низменные и отвратительные свойства» человеческой натуры [73] .

73

Мандевиль Б. Басня о пчелах. М., 1974. – С. 45.

Выше мы видели, что, по мнению Смита, обычные, «естественные» люди все-таки способны сорадоваться чужой радости, если она небольшая. Иначе говоря, сорадующийся может ассоциировать с чужой удачей свои собственные ожидания и возможности. Макроэкономическая польза от такого сорадования очевидна: «если некто знакомый достиг определенного скромного успеха, – думает сорадующийся, – то аналогичный успех открыт и для меня». Мы видим, что Смит как бы разворачивает аргументацию Мандевиля в противоположную сторону и иллюстрирует, каким образом порок (зависть) при определенных условиях может превращаться в т. н. слабую добродетель (соревновательную сорадость).

Современная психология дает дополнительные аргументы в пользу позиции Смита и против позиции Мандевиля. Социальный вред любого имморализма заключается не только в его практических следствиях, но и в том, что он провоцирует негативную внутреннюю установку. Ведь любая психологическая установка представляет собой самоисполнимое пророчество. Следовательно, человек, который считает себя порочным или хочет им стать, в той или иной степени уже является таковым или непременно им станет в ближайшем будущем. При этом он не обязательно получает те дивиденды, которые ему обещает теория и практика имморализма. Порочный человек по необходимости вовлекается в порочный круг общения с другими имморалистами, где его ждет гораздо больше неприятностей, чем социальных дивидендов.

С другой стороны, позитивная психологическая установка также является самоисполнимым пророчеством. Человек, который решил «сеять разумное, доброе, вечное», уже начал создавать вокруг себя соответствующее пространство общения. Скрытую полемику с Мандевилем вел также и Давид Юм. Последний проницательно отмечает: «…суждения тех, кто склонен думать о человечестве благожелательно, более полезны для добродетели, чем противоположные принципы, которые дают низкую оценку нашей природы. Когда человеком овладевает высокое понятие о его месте и роли в мироздании, он, естественно, старается действовать так, чтобы оправдать такое понятие и не унизиться до грязного или злодейского поступка…» [74] .

74

Юм Д. Малые произведения. – С. 49.

Что касается Смита, то критике «легкомысленной теории» Мандевиля он отвел специальное место в своей «Теории нравственных чувств». По мнению Смита, «доктор Мандевиль не довольствуется тем, что представляет пустые побуждения тщеславия за источник поступков, обычно называемых нами добродетельными, но старается показать и в других отношениях несовершенство человеческих добродетелей» [75] . Фактически Мандевиль отрицает онтологический аспект нравственности, когда человек отождествляет свое индивидуальное бытие с определенной нравственной позицией.

75

Смит А. Теория нравственных чувств. – С. 301.

С этой онтологической точки зрения, если какой-то человек отличается щедростью, то щедрость важна ему именно как модус его собственного бытия, а не фактор, скажем, уважения или престижа. Для Мандевиля не существует онтологии нравственности, существует только ее кажимость. Но казаться щедрым и быть щедрым – совершенно разные вещи. Как отмечает Смит, «главнейшее заблуждение в сочинении доктора Мандевиля [ «Басня о пчелах»] состоит в том, что он считает все страсти порочными, какова бы ни была их сила и направление» [76] .

76

Смит А. Указ. соч. – С. 302.

Тем не менее, как полагают французские экономисты Шарль Жид и Шарль Рист, «мысль Мандевиля плодотворно повлияла на ум Смита». Шотландский мыслитель «будет безустанно провозглашать, что, в конце концов, личный интерес (который не является в его глазах пороком, но все-таки заслуживает название «низшей добродетели»), сам того не ведая и вопреки своей воле, ведет общество к благополучию и счастью» [77] . Однако эти аргументы можно развернуть в противоположную сторону и выдвинуть тезис о том, что элементы наследия Мандевиля в творчестве Смита выполняют функцию «данайцев, дары приносящих», и могут пролить свет на некоторые наиболее дискуссионные аспекты экономической доктрины Смита.

77

Жид Ш., Рист Ш. Указ. соч. – С. 54.

1.2. Основные понятия и идеальные типы экономической доктрины Адама Смита

К указанным моментам, в частности, относятся фикция т. н. экономического человека и знаменитая метафора о невидимой руке. Экономический человек – это разумный эгоист среди других эгоистов. Как отмечает Смит, «человек постоянно нуждается в помощи своих ближних, но он тщетно будет ожидать ее лишь от их расположения. Он скорее достигнет своей цели, если обратится к их [контрагентов] эгоизму и сумеет показать им, что в их собственных интересах сделать для него то, что он требует от них» [78] .

78

Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов… – С. 91.

Уподобляя экономическое сообщество простому конгломерату разумных эгоистов, Смит делает весьма щедрую уступку мандевилевскому представлению о безблагодатной природе человека. Проблема в том, что поведение хозяйствующих субъектов не всегда укладывается в прокрустово ложе разумного эгоизма. Тем не менее, экономическая наука, по словам Л. фон Мизеса, вплоть до нашего времени, в сущности, «изучает не живых людей, а т. н. экономического человека, фантом, имеющий мало общего с реальными людьми. Абсурдность этой концепции становится вполне очевидной, как только возникает вопрос о различиях между человеком реальным и экономическим. Последний рассматривается как совершенный эгоист, осведомленный обо всем на свете и сосредоточенный исключительно на накоплении все большего и большего богатства» [79] .

79

Мизес Л. фон. О некоторых распространенных заблуждениях по поводу предмета и метода экономической науки //THESIS. 1994. Т. 2. Вып. 4. – С. 207.

Невидимая рука — метафора, символизирующая действие неотвратимых экономических законов, на которые экономический человек повлиять никак не может. О невидимой руке Смит упоминает в следующем контексте: каждый отдельный человек «имеет в виду свою собственную выгоду, причем в этом случае, как и во многих других, он невидимой рукой направляется к цели, которая совсем не входила в его намерения» [80] .

Мы видим, что концепция о невидимой руке представляет собой своеобразный аналог теоремы Геделя о неполноте. Согласно этой теореме, невозможно объяснить какую-либо формальную систему, опираясь только на ее внутренние аксиомы. Применительно к доктрине Смита теорема о неполноте означает, что экономический человек находится под внешним управлением со стороны невидимой руки. Ему разумнее и безопаснее думать о собственных потребностях, чем пытаться выйти за пределы круга своих частных интересов. У него все равно это не получится. Для того чтобы правильно идентифицировать и тем более осуществить публичный интерес, экономический человек должен стать сверхчеловеком. Он должен преодолеть свою собственную ограниченность, т. е. в конечном итоге свою человечность. Другими словами, экономический человек реализует публичные задачи лишь бессознательно и в качестве побочного результата своего экономического эгоизма.

80

Smith A. An Inquiry into the Nature and Causes of the Wealth of Nations… – P. 456.