Край, куда не дойдёшь, не доедешь

И в самом деле, никто по-настоящему не тревожился за Гаспара — в этом очевидцы признались друг другу потом. Грузовичок катил прямо к лесопильне и пулей влетел на территорию дровяного склада. Сторож и его жена, которые мирно попивали кофе в своей сторожке, увидели, как он стремительно надвигается. Оба едва успели вскочить и отпрыгнуть в сторону: в мгновение ока машина проломила стену сторожки, словно та была из бумаги, и смела стол вместе со всем, что на нем 5ыло: кофейником, чашками, а также вазой с цветами. Грузовичок проломил с такой же легкостью и вторую стенку, после чего врезался в штабель досок, смяв капот. Сторож и его жена в ужасе бросились к машине и перепугались еще больше, когда глазам их предстали два небезынтересных обстоятельства. Во-первых, Гаспар как ни в чем не бывало выпрыгнул из кузова и вежливо поздоровался. И еще: жена сторожа, моргая, словно ослепленная чудесным видением, показала мужу на вершину штабеля. Ваза стояла на досках, и розы в ней будто даже не шелохнулись, между тем как кофейник, чашки и стол перелетели через штабель и превратились в щепки и черепки. Первое, что сделал сторож, — снял с досок вазу, дабы убедиться, что это ему не пригрезилось. Только потом он повернулся к Гаспару и спросил, все ли у него цело и вообще каким образом могло с ним приключиться такое. По просеке уже бежали люди из деревни. Им оставалось только посмотреть на картину разгрома и подивиться на сторожа, который с розами в руках дружески беседовал с Гаспаром.

Конечно, поставь посыльный машину на тормоз, ничего бы не случилось, но надо же было Гаспару ухитриться забраться в грузовичок именно в этот момент! Одна только Габриэль Берлико могла бы рассказать о множестве досадных мелочей, невольным виновником которых был не кто иной, как ее племянник: разбивались тарелки и чашки, пригорало мясо, опрокидывались супницы, останавливались стенные часы из-за слишком сильно хлопнувшей двери, прошмыгнув между ног Гаспара, убегали кролики, когда он приносил им траву, оставались по его оплошности незакрытыми краны бочонков и проливалось впустую драгоценное вино. Одним словом, где был Гаспар, там все шло вкривь и вкось. А уж после истории с грузовичком Габриэль Берлико, не в силах больше таить то, что лежало у нее на сердце, делилась теперь с каждым встречным своими тревогами и опасениями.

Когда Гаспару минуло десять, он стал героем еще одной едва не свершившейся драмы. Это произошло однажды осенью, в четверг — мальчик пропустил занятия в школе, чтобы отправиться в ближний лес за грибами. Он нес на плече сумку, сшитую из шкуры косули мехом наружу. Листья с деревьев еще не облетели, и случилось так, что один охотник, притаившийся в зарослях, принял его со спины за настоящую косулю. Охотника звали г-н Стейль, это был адвокат, гостивший у нотариуса. Он держал наготове автоматическое ружье, заряженное пулями. Он охотился вместе с нотариусом и еще двумя друзьями внутри образованного егерями широкого круга. Уже спустили собак; никто и не подозревал, что Гаспар случайно забрел в этот круг, и, когда адвокат заметил среди листвы сумку Гаспара, он вскинул ружье и выстрелил.

К счастью, в последний миг охотником овладело сомнение, и он чуть приподнял ствол. Палец г-на Стейля уже нажимал на гашетку, как вдруг его пронзила мысль, что косуля не стояла бы так неподвижно, когда лай собак раздавался уже совсем рядом; страшная догадка заставила чуть дрогнуть его руку — и этого было достаточно, чтобы выстрел не попал в цель. Пуля лишь слегка оцарапала лоб Гаспара, оставив на нем неглубокий след. Но это было не все — далее она полетела прямиком в деревню, попала в открытое окно маленькой ломенвальской мэрии и разбила на мелкие кусочки стоявший на этажерке гипсовый бюст — символ Республики. Пулю потом извлекли из стены, а тележник, проходивший низом деревни, уверял, будто слышал, как она просвистела мимо его уха.

Бывает, конечно, что охотник стреляет наугад, когда ему померещится зверь в еще не облетевшем лесу. Но адвокату вообще не следовало бы охотиться в том месте в лесу, так близко от поселка, да еще с дальнобойным ружьем. О случившемся много судачили, и, как прежде в истории с грузовичком, смехотворный исход происшествия поразил всех не меньше, чем опасность, которой чудом избежал Гаспар. Разбитый гипсовый бюст — воистину славный трофей для охотника! Все снова сошлись на том, что Гаспар вообще не должен был находиться в это время в лесу и что совершенно непонятно, как ему удается выходить из подобных переделок живым и невредимым, да еще глядеть невинным простачком, — многим это казалось форменным издевательством .

В последующие два года были и другие происшествия, о которых я не стану рассказывать, ибо они не столь значительны. История же, о которой говорили больше всего, случилась с Гаспаром, когда ему сравнялось двенадцать. Это его последнее приключение взволновало всех.

Однажды вечером, когда Гаспар прогуливался один после уроков в окрестностях деревни, его застигла гроза; как это часто бывает, никто не заметил сгустившихся туч, пока не разразился ливень. Мальчик укрылся от дождя под старой грушей, две самых толстых ветки которой давным-давно засохли. В грушу ударила молния, и одна из этих веток, величиной со средних размеров дерево, загорелась, сильнейший порыв ветра подхватил ее и отнес шагов на пятьдесят, прямо на крышу сарая, где хранился пожарный насос.

Гаспара нашли у корней груши без сознания, почти бездыханного. Его светлые волосы обгорели и стали темно-рыжими. Но и только. Очнулся он почти сразу, а через час уже чувствовал себя вполне бодрым. И снова к страху за него примешалась изрядная доля раздражения. Вдобавок совладать с огнем, охватившим сарай, так и не удалось; пришлось смириться с тем, что пожарный насос на глазах у всех превратился в груду железного лома.

Была ли в том вина Гаспара? Над этим никто не дал себе труда задуматься. Уже на другой день, когда из города выписали новый насос, все с каким-то ожесточением заявляли, что Гаспар — маленький шельмец, а его неизменная добродушная улыбка — притворство, и ничего больше. Бывают, говорили люди, такие дети, что всем приносят удачу. Трудности сами собой тают в их присутствии, между тем как другие, наоборот, создают всевозможные осложнения, даже не шевельнув пальцем.

Кто же этот Гаспар — неумеха, увалень или просто неудачник? Нет, куда хуже, как было решено вскоре, хотя ничего определенного никто сказать не мог. Поползли шепотки о том, что такие беды могла навлечь только скрытая порча, которую напустили на Гаспара, о чем он, быть может, и сам не подозревал.

Гаспар рос красивым светловолосым мальчуганом. Он с усердием выполнял всякую работу и был всегда рад услужить как своим сверстникам, так и тетке. Но его услуг все боялись как огня. Все знали, как легко в его присутствии задеть локтем чернильницу, смахнуть на пол стопку книг, сломать перо. Его прямой вины никогда не бывало в этих несчастьях, и все же лучше уж держаться от него подальше.

Атмосфера подозрительности окружала Гаспара, сгущаясь с каждым днем. На него то и дело косились с опаской, и он так и не узнал самого большого счастья в жизни ребенка — да и взрослого человека тоже, — счастья открыть кому-ни-будь душу и в ответ получить тот же дар. Родители считали, что сыну живется прекрасно, и во время своих недолгих наездов не обращали внимания на толки о его оплошностях. Казалось, весь мир сторонится его. Даже учитель в школе редко вызывал Гаспара к доске. И день ото дня в мальчике росла уверенность в том, что он никому не нужен и, что бы он ни сделал, всегда это будет не к месту и не ко времени.

Я говорил уже, что Ломенваль представлял собой поселок, затерянный в лесах, жили здесь довольно замкнуто, развлечений почти не знали, и дни текли — однообразнее некуда. Никому не было дела до окружающего мира, до городов и стран, лежащих за лесом, до их красот и разнообразных чудес. Но Гаспар знал обо всем этом еще меньше любого другого ломенвальца. Когда в четырнадцать лет он закончил школу, Габриэль Берлико нашла ему занятие: натирать полы и мести двор. Хотя мальчик проявил довольно живой ум, тетка потеряла интерес к будущему маленького Фонтареля. Она оставила Гаспара у себя в доме, чтобы, как не раз заявляла во всеуслышание, исполнить до конца свой долг, однако от далеко идущих планов вынуждена была отказаться. Гаспар же со своей стороны и знать не знал, что кто-то мог вынашивать в отношении его какие-либо замыслы. Ему хотелось одного — чтобы его вообще не замечали. Он, впрочем, привязался к дому тетки, да и каждый уголок поселка считал такой же неотъемлемой частью самого себя, как глаза или руки. Родители навещали его все реже. Обеим сестрам уже перевалило за двадцать. Они вышли замуж за ярмарочных торговцев и вовсе не думали о брате, который жил жизнью, слишком непохожей на их собственную.

Многие дети рады похвастать, если с ними произойдет хоть что-то мало-мальски похожее на приключение. На долю же Гаспара выпало не одно, героем которого он мог себя считать. Но так как именно поэтому все в деревне его сторонились, стал он робким, кротким и нелюдимым подростком.

Он трудился от зари до зари, а порой и до поздней ночи. В гостинице всегда найдется немало дел. Но в хорошую погоду — на закате солнца или в сумерках, после ужина — Гаспар всегда выкраивал часок для прогулки. Тетка отпускала его, ибо не могла не признать, что мальчишка справляется с работой, которая не всякому взрослому мужчине под силу. Гаспар выбирал для своих прогулок такие часы, когда он не рисковал встретить кого-нибудь из соседей, и чаще всего выходил на тропинку, что тянулась вдоль садов за деревней.