Край, куда не дойдёшь, не доедешь

Гаспар снова лег в постель. Он видел перед собой голубые глаза, глядевшие на него с такой проницательностью, что казалось, этот взгляд будет теперь преследовать его долгие дни, а может, и годы. Чего хотели от него эти глаза, наполнившие любовью его рванувшееся навстречу их взгляду сердце? Гаспар выждал еще два бесконечно долгих часа, но сон все не шел к нему, и мальчик опять поднялся.

Он вышел в коридор и на этот раз направился по лестнице вверх. Но едва голова его достигла уровня площадки третьего этажа, как раздался громкий голос: “Кто здесь?” Это был голос Габриэль Берлико. Должно быть, тетка выдвинула свою кровать из комнаты и поставила ее поперек коридора. Так она полностью преградила доступ к крутой лесенке, ведущей на последний этаж, где разместились по обеим сторонам чердака две мансарды. Гаспар сделал еще шаг вперед. Прямо в лицо ему ударил луч электрического фонаря.

— Что ты здесь делаешь, Гаспар?

— Я хотел взять в своей комнате мыло, чтобы умыться завтра утром.

— Иди сейчас же туда, откуда пришел, — прошипела тетка. — Весь дом перебудишь.

— Я только на минутку, — взмолился Гаспар.

— Марш вниз, неслух.

Было невозможно перебраться через кровать тетки, не подняв шума на весь дом. Гаспар вернулся в ванную, со вздохом признав, что ему вряд ли удастся как-либо связаться с юным узником. Однако ложиться он не стал и сел на раскладную кровать, упершись локтями в колени и опустив голову на руки. Он чувствовал почему-то, что спать ему нельзя, хотя был уверен, что до утра ничего не произойдет. Тщетно прислушивался Гаспар к малейшим шорохам в гостинице. Никаких признаков присутствия светловолосого мальчика он так и не уловил. Это было все равно что пытаться различить плеск моря или чью-то песню на другом краю света. Этаж, отделявший его от мальчика, был для Гаспара так же непреодолим, как расстояние в десять тысяч километров, а через потолок и стены не проникало ни звука.

Прошел, может быть, час, и сон — как это часто случается, когда мы твердо решаем не спать, — все же начал одолевать Гаспара. Голова его, бессильно упав, стукнулась о толстую отопительную трубу, протянувшуюся по стене сверху вниз. Гаспар, вздрогнув, выпрямился, но каждые десять секунд голова вновь и вновь ударялась о трубу; тогда он решил, что, может быть, не уснет, если будет стоять.

Поднимаясь, Гаспар оперся о трубу рукой и вдруг почувствовал, что она чуть подрагивает под его ладонью. Мальчик прижался к трубе ухом и услышал негромкие равномерные удары. “Что, если это он?” — подумал Гаспар. Удары прекратились; он достал из кармана завалявшийся там ключ, постучал по трубе и через некоторое время услышал ответ. Понять ничего не понял, но все же это был ответ. Гаспар поскреб ключом по трубе: почти тотчас он услышал в ответ такой же звук. И понял, что надо делать.

Он снова спустился на первый этаж. Повар уже ушел спать, горничная тоже, опасности больше не было. Гаспар порылся на дне одного из шкафов и вскоре вернулся в ванную с большим гаечным ключом.

Трубы в гостинице шли прямо от двадцать пятого номера, рядом с которым был установлен бак с водой. По счастью, в ванной комнате две трубы в силу чисто технических причин, которые не имеет смысла здесь объяснять, соединялись гайкой. Гаспару не потребовалось и пяти минут, чтобы отвинтить гайку и высвободить конец верхней трубы, после чего, потянув изо всех сил, он сумел отодвинуть трубу от стены настолько, чтобы можно было приникнуть к отверстию ртом или ухом.

— Ты меня слышишь? — прошептал он в трубу.

Гаспару пришлось звать несколько раз. Говорить громче он не осмеливался. Габриэль Берлико, устроившаяся на ночь в коридоре, вряд ли могла что-нибудь услышать, но Гаспару было так страшно: вдруг что-нибудь случится, и он упустит единственный шанс поговорить с мальчиком, — что он выдыхал слова едва слышно. Наконец ему удалось совладать со своим голосом, и, прижавшись к отверстию ухом, он услышал долгожданный ответ: “Я тебя слышу”.

Произнесенные шепотом три слова взволновали Гаспара так сильно, что какое-то время он не мог даже говорить — только слушал, затаив дыхание. На другом конце трубы повторили несколько раз с небольшими промежутками: “Я тебя слышу”. И правда, поразительно: этот приглушенный голос звучал так мягко, в нем не было и следа той почти неистовой порывистости, которую мальчик проявил несколько часов назад. По-видимому, он успокоился и смирился со своей участью.

— Ты откуда? — спросил Гаспар.

— А ты кто? — ответил голос вопросом на вопрос.

— Я видел тебя у церкви, когда тебя поймали. Так откуда ты?

— Из Антверпена.

Гаспар помолчал. Ему, в общем-то, и не хотелось ничего знать, а еще меньше — показаться любопытным. После долгой паузы он заговорил снова:

— Почему ты не спишь? Уже три часа ночи.

— Не могу уснуть. А ты?

— Я все думал о тебе.

Снова долгое молчание.

— Почему ты убежал?

— Я ищу свой край.

— Что это за край?

— Сам не знаю. Ищу, и все.

— Объясни мне.

— Слишком долго объяснять.

— Ты и отсюда хочешь убежать?

— Еще как.

— Я помогу тебе. Ты только не засыпай.

Гаспар не знал, каким образом сможет помочь мальчику, но так сильно этого хотел, что вдруг сам поверил: он способен сделать даже невозможное.

— Как тебя зовут? — спросил Гаспар.

— Меня зовут Драпер.

После каждого ответа Гаспар еще долго стоял, приникнув ухом к трубе, и поворачивал голову, чтобы в свою очередь заговорить, только уверившись, что его собеседник больше ничего не скажет. Лишь один раз беглец возобновил разговор первым:

— А ты сын хозяйки?

Гаспар ответил, что он ее племянник, объяснил, как живут его родители, и сказал, что он выполняет всю черную работу в гостинице. Но узник со своей стороны не стал пускаться в откровенности. Так прошел час; мальчики то подолгу молчали, то обменивались короткими вопросами и ответами, из которых Гаспар узнал очень мало. Он только догадался, что г-н Драпер приходится мальчику не отцом, а опекуном. Ясно было одно: беглец хотел попасть в какой-то край, который запомнился ему в далеком детстве и лучше которого, по его словам, не было на свете. Но говорил светловолосый мальчик как будто нехотя и упорно не желал вдаваться в подробности.

— Ты обещал мне помочь, — напомнил наконец маленький узник.

— Я помогу тебе, — сказал Гаспар.

Он твердо решил действовать, хотя сам еще не знал, как. Не разработав никакого плана, не задумываясь о трудностях, с которыми придется столкнуться, Гаспар шагнул к двери. Осторожно открыл ее. Прошептал: “Господи!” — и направился к лестнице. Быть может, в этот момент у него возникла мысль пробраться к мальчику, пока тетка спит. Он взялся рукой за перила и прошептал еще раз: “Господи!” Но вместо того чтобы подняться, спустился по ступенькам на первый этаж. В руке он сжимал ключ, которым можно было открыть как его комнату, так и двадцать пятый номер, и до Гаспара вдруг дошло, что надо сделать, чтобы этот ключ попал к его другу.

Он пошел прямо в кухню, где были натянуты от стены к стене длинные куски толстой железной проволоки — на них вешали простыни, скатерти и прочее белье, когда его нужно было быстро высушить. Почти ничего не видя в темноте, Гаспар все же ухитрился отцепить два таких куска. Он смотал их и вернулся в ванную.

Тут началось самое трудное — работа заняла больше часа. Проволока легко прошла бы в трубу, не будь в двух местах небольших изгибов. Узник, после того как Гаспар объяснил ему, что он пытается сделать, сказал, что у него есть веревка, но веревка эта оказалась коротка, и Гаспар снова принялся крутить свою проволоку. Наконец ему удалось изогнуть ее как надо и вращательными движениями протолкнуть в трубу целиком. Прикрепив конец второй проволоки к первой, Гаспар принялся скручивать ее, чтобы вся конструкция сохранила устойчивость. Наконец, около пяти часов, когда в окне уже забрезжил рассвет, Гаспар почувствовал, что мальчик наверху ухватил конец проволоки. Теперь оставалось только привязать ключ. Прошло еще немного времени — и вот узник сообщил, что ключ у него, и тем же путем отправил проволоку назад. Когда все было сделано, Гаспар сказал:

— Подожди еще немного. Моя тетка... Она в коридоре третьего этажа.

— Что же делать?

“Что делать, Господи?” — взмолился про себя Гаспар. Неужели вся работа была впустую? Он задумался и наконец выпалил беглецу целую речь:

— Может быть, я тебя не увижу больше никогда. Но ты послушай меня хорошенько. Я сейчас завинчу гайку и постучу по трубе. Тогда начинай медленно считать до тысячи. Медленно, ты понял? Больше ни о чем не думай. Когда досчитаешь, выходи и спускайся на второй этаж. Там откроешь окно и спрыгнешь во двор, а дальше — сам смотри. Могу тебе обещать, что ни в коридорах, ни во дворе никого не будет.