Край забытых богов
Шрифт:
— Ой… — Ринка даже пугается. — Это что же, я?! Я тебя?! — она тянется дрожащей рукой к моей шее, но, так и не осмелившись коснуться, одергивает.
К шее? Она же вроде, в запястье. Недоуменно осматриваю свою руку. Да, и в запястье тоже… И в локтевой сгиб… И в другую руку… И еще, значит, шея… Славно погуляли!
— Лара… — Рин следом со мной обводит взглядом следы зубов, в испуге прикрывая рот ладошкой. Затем поднимает на меня огромные, переполненные потрясением глаза и шепчет обморочно так, потерянно, — Лара, прости, я не хотела, я… т-ты же не умрешь?!
— Лара не умрет, — Лоу холодно сверлит вампирку глазами. — А вот любой другой человек на ее
— Я… — ее распахнутые глаза блестят слезами. — Я…
— Ты, — припечатывает Лоу едва ли не с ненавистью в голосе. — Хотя бы иногда слушай, что тебе старшие говорят, вконец взрослая девочка. И если сказано, что куда-то соваться не надо — значит, не надо, какой бы взрослой ты себя не чувствовала. Ограничения не от скуки берутся! Есть опыт, есть знания, есть статистика. Так нет же, каждая дура малолетняя будет искренне считать, что именно с ней-то все будет не так! Она ж особенная! Не такая!.. А если бы ты угробила Ларису своей выходкой, что тогда? Попросила бы новую тебе привезти? Для последующих тренировок?
Ринка плачет, спрятав лицо в коленках. Беззвучно, только трясутся худенькие плечи.
— Не надо, зачем ты? — пытаюсь вступиться. — Ей же плохо было, она не отошла еще толком…
— А когда надо? Когда она вновь доведет ситуацию до состояния «плохо»?
— Она? — вот эти его переходы от нежности к ненависти просто убивают. — А сам? Мог бы и выгнать ее с вечеринки, раз уж наперед все знаешь. А не просто для вида возмутиться. Но ты же с Лиринисэном ссориться не захотел. С Исандрой спорить. Исандра тоже у нас взрослая. И тоже наперед все знает. Но ей же лишь бы без драки! — в раздражении сую ему в руки пустой стакан. — Прости, но это вы, взрослые и умудренные знанием статистики, понадеялись, что все обойдется, не она. Для нее это первый опыт. И если бы она «угробила» меня «своей выходкой», то кто был бы виноват: обезумевшая от боли девочка, не контролирующая собственные поступки или взрослый хладнокровный ты, со знаниями и опытом, все это ей позволивший? Или, может, виноватой объявили бы меня, ведь я сама ей свою кровь предложила?
Молчит. Очень занят, воду в стакан наливает.
— Ты?! — Рин поднимает изумленные, заплаканные свои глазища. — Ты сама?! Ты сама мне дала свою кровь?!
— Ну а что мне делать было, смотреть, как ты загибаешься? — ответ выходит несколько нервным. Ну, дала и… хватит об этом.
— Но ты же… спасибо! Спасибо, и прости, я… я правда не думала, что все может так кончиться. Прости, — она хватает мою руку, подносит к губам, целует след своего укуса на запястье, тянется к следующему…
— Пусти, — нервно вырываю у нее руку. — Пусти, не надо, оно само пройдет. И вообще! — вскидываю обе ладони в защитном жесте. — Я кровь дала, только кровь, а все остальное — это к Лоу, не надо меня обцеловывать!
Лоу нервно пьет воду. Второй стакан уже, кажется. Ужели крови не хватило?
— Лоур…эл, — впервые на моей памяти она решилась сократить его имя хотя бы так. — Вы… ты действительно пил мою кровь, пока я?.. — она смотрит на него так, словно он совершил нечто невообразимое. Невообразимо прекрасное, потому как у нее даже лицо посветлело, а в глазах зажегся такой огонь…
— Ринхэра, — он старательно подчеркнул каждую букву ее полного имени. — А не пойти бы тебе… в душ? Для начала.
Личный душ в шатре был в лагере большой редкостью, я шатров у трех еще только характерную душевую пристройку видела. В основном все в реке мылись, не заморачиваясь — им же и не стыдно, и не холодно. Ходить, разве что, лениво.
Поэтому
Рин указанное направление не обидело, скорее наоборот, прибавило энтузиазма:— В душ? Да, конечно, здорово! Я так давно уже в душе не мылась!
С места соскакивает, будто собираясь туда лететь. И неловко падает возле самой кровати.
— Ну вот что ты творишь? — руки Лоу обхватывают ее за талию почти мгновенно. И поднимают. — Вставай. И спокойно, ножками, без резких движений. Сама дойдешь?
— Да, — начала было Рин, и тут же сориентировалась, — нет, не уверена, лучше ты… меня проводишь.
— Вот врешь ведь опять, — беззлобно выдыхает Лоу и подхватывает ее на руки. И уносит в душ.
А я… ну, наверное, спать дальше. Все равно… все равно они сейчас всю воду выльют, а пока там слуги новую нальют, пока нагреется она… Душ можно и утром. Все равно… все равно… — твержу я себе, прекрасно слыша, что отнюдь не мытьем они там занялись, а продолжают «лечение», в этот раз обойдясь без донора.
Донор… вот и вся моя жизнь теперь. Просто донор. Третий, но отнюдь не лишний. Еще бы, с такой-то кровью… А, все равно… все равно…
Кажется, даже умудряюсь уснуть, не расплакавшись.
А Анхен не спит. Сидит у камина, не мигая глядя в огонь. Черная обивка кресла сливается с чернотой его распущенных волос и чернотой его глухо запахнутого халата. Отблески огня бессмысленно пляшут на бледном лице, словно пытаясь придать живость неподвижным чертам.
А постель не пустует. Там кто-то спит, и не в единственном числе. Людей среди них нет, вампиры. Утомленные бурной ночью.
А он вот у огня. А я…
Сажусь на пол, прижимаясь спиной к раскрытой пасти камина. В этой реальности мне не сгореть и не обжечься. Прижимаю коленки к груди, обхватываю их руками. Пытаюсь почувствовать хоть что-то, когда искры пролетают меня насквозь.
Но чувствую только его взгляд. Понимаю, он смотрит на огонь, сквозь несуществующую меня, но помечтать…
Он чуть прикрывает веки, и рука его тянется к вороту халата. И возвращается на подлокотник, так и не коснувшись. Он смотрит в огонь. Я — смотрю на него. А рассвет в Илианэсэ еще не пришел. И предрассветные сумерки тянутся, тянутся…
А просыпаюсь с Лоу. Он не спит, просто лежит рядом, обнимая меня.
— А где Рин?
— Убежала к себе.
— Очередной раз обидел? Поздравляю, ты можешь собой гордиться.
— Не успел. Ей шампунь твой не подошел.
— Да? — даже развернулась к нему от удивления. — А что так?
Кровь вон моя вполне. Идеально подходила.
— Мужской. А дева желает женский.
— В смысле? — недоуменно хлопаю глазами. Аромат приятный. Мягкий, с цветочными нотками.
— В смысле, что для длинных волос. Ты ведь свои отращиваешь. А юная дева наоборот. Вот только ей лень лишний раз подстричься, она лучше химии себе на голову ливанет, невзирая на самочувствие.
Пытаюсь сообразить, что он имел в виду. Выходит плохо. Да и раздражение, от которого никак не удается избавиться, мыслительной деятельности не способствует.
Лоу вздыхает. Он тоже не в духе, он тоже пытается сдерживаться.
— В женские шампуни для волос добавляют вещества, препятствующие их росту. Замораживающие регенерацию, — поясняет популярно. — Я же, вроде, рассказывал.
— Может быть, не помню, — вылезаю из кровати. — Там в душе, надеюсь, вода теплая есть уже?
— Да, конечно… Лара! — окликает он уже в спину.
— Не хочу, — не оборачиваюсь. — Ничего сейчас не хочу слушать. Устала. Это была тяжелая ночь и… просто ничего не надо сейчас.